Литература Архангельского Севера - наследница духовно-нравственных традиций великой русской литературы

Особенности современного литературного процесса в нашей стране делают очевидным то особое задание, которое получила сегодня литература русской провинции, точнее - глубинной России. Это задание может быть определено как трепетное сбережение и органичное, полнокровное развитие лучших традиций великой русской словесности. Погоня за литературной модой, ориентация на не свойственные отечественной традиции явления и тенденции внутренне чужды литературе русской провинции. Не случайно попытки некоторых современных авторов из российской глубинки работать в русле литературы абсурда или по шаблонам беспочвенного постмодернизма производят жалкое, часто - пародийное впечатление, являясь тем исключением, которое лишь подтверждает правило.

На Русском Севере это задание ощутимо, может быть, наиболее отчетливо, так как сберегающая, охранительная роль выпала на долю нашего края искони. Академик Дмитрий Лихачев писал о том, что Север <сыграл выдающуюся роль в русской культуре. Он спас нам от забвения русские былины, русские старинные обычаи, русскую деревянную архитектуру, русскую музыкальную культуру, русские трудовые традиции - крестьянские, ремесленные, мореходные. Отсюда вышли замечательные русские землепроходцы, полярники и беспримерные по стойкости воины>.

Наш край называют богатейшей сокровищницей фольклора. Не случайно в серии <Былины> издающегося сейчас академического <Свода русского фольклора> из 25-ти томов 20 - былины Русского Севера. Но нельзя забывать о том, что эти былины, как и сказки, песни, баллады, обрядовый фольклор были принесены на Север выходцами из новгородских, ростово-суздальских, московских земель. То есть изначально важнейшим источником зарождавшейся на Севере литературы было устное поэтическое творчество всего русского народа. И современные писатели-северяне осознают, что литература нашего края имеет очень прочные исторические и культурные корни.

Федор Абрамов писал: <Народно-поэтическое творчество Севера всегда жило в дружбе с книжной культурой. Крестьяне Севера: сплошь и рядом были владельцами личных библиотек, и не случайно, что факел учености на Руси зажег крестьянский сын из-под Холмогор Михайло Ломоносов

Пройдут немногие десятилетия, и русская литература по своему идейному и нравственному накалу станет самой мужиковствующей в мире. В лучшем смысле этого слова. И это несмотря на дворянское и разночинное происхождение ее мастеров. Отныне народное словотворчество Севера, особенно после того как в конце девятнадцатого - начале двадцатого века русская общественность познакомится со знаменитыми былинами, записанными в Карелии и на Архангелогородчине, станет постоянно питать и обогащать русскую и советскую литературу. Назову хотя бы двух таких писателей, как Михаил Пришвин и Леонид Леонов, жизненные орбиты которых не раз пересекались с Севером. А Борис Шергин, Алексей Чапыгин, Степан Писахов:>

Современная литература Архангельского Севера помнит и осознает свое родство с многовековой традицией отечественной словесности, развиваясь не в узко региональных рамках, а в тесной взаимосвязи с исконной русской литературой как прошлого, так и современности.

Являясь одной из плодоносных ветвей на общем древе российской словесности, литература Севера - явление не изолированное, и границы его определить довольно трудно. В самом деле, можно ли ограничивать значение творчества Бориса Шергина, Федора Абрамова, Николая Рубцова, Ольги Фокиной, Владимира Личутина какими-либо региональными рамками? Называть их архангельскими писателями столь же нелепо, как московскими, ленинградскими, вологодскими. Их произведения - в числе лучших достижений отечественной литературы и принадлежат всей России. Однако то, что они родились на архангельской земле, на берегах Северной Двины, Пинеги, Мезени - не просто биографический факт. Родная земля взрастила их талант и стала главной темой творчества. О значении родины в становлении личности и развитии дарования писателя Борис Шергин сказал так: <Глубокое, ценное слово о родимой стороне может сказать только тот человек, для которого его родина не есть <край>, а центр. Я исхожу из родимого дома в городе Архангельске. И снова, и снова возвращаюсь туда. Домой. Там, когда не стало отца и матери, живой речью заговорила со мною вся обстановка поморского дома, поморского письма иконы, модели кораблей, деревянные солонки в виде птиц, даже <коренные> ложки, изящно украшенная <Иисусовой молитвой> посуда соловецкой работы>.

В то же время Север становится второй родиной для многих писателей, приехавших сюда из других краев России, - уроженца Рязанщины Анатолия Левушкина, Ивановских земель - Николая Журавлева, волжанки Инэль Яшиной.

Переходя к обзорной характеристике сегодняшней жизни Архангельской писательской организации, отмечу, что за последние 10 лет писательский творческий союз вырос в три раза - с 15 до 45 человек. Этот количественный показатель говорит о многом: и о том, что северная земля не скудеет талантами, и о том, что творчеству молодых уделяется большое внимание. Выявлению и развитию дарований способствуют и регулярно проводимый в старинном Каргополе фестиваль молодых литераторов, получивший статус всероссийского, и издававшиеся в 1990-х годах Михаилом Поповым альманахи <Белый пароход> и <Красная пристань>, и, конечно, начавший выходить, благодаря многолетним усилиям Инэль Яшиной, с 2001 года долгожданный журнал <Двина>, главным редактором которого также является Михаил Константинович Попов.

Сегодня с уверенностью можно сказать, что журнал выполняет ту миссию, о которой говорила, открывая его первый номер, Инэль Яшина: он стал <форпостом нравственности на Беломорском Севере, ратником в борьбе за сохранение единого духовного пространства России>.

Нужно отметить и издающийся в Северодвинске стараниями Людмилы Жуковой умный и содержательный журнал <Гиперборей>, и подвижническую деятельность Ангелины Прудниковой, публикующей сборники произведений северодвинских авторов.

Нельзя не вспомнить о том, что за те же истекшие десять лет ушли из жизни такие маститые архангельские писатели, как Евгений Богданов, Анатолий Лёвушкин, Василий Ледков, Шамиль Галимов; трагически рано закончился жизненный и творческий путь Андрея Сазонова, Анатолия Порохина, Сергея Ярыгина, Надежды Миммы. Но их имена, их произведения не канули в забвение, как и наследие дорогих сердцу читателей-северян Никлая Жернакова, Николая Журавлева, Вадима Беднова. Им посвящаются статьи, радиопередачи, воспоминания, литературные вечера, продолжается публикация их литературного наследия.

Памятливость - неотъемлемое свойство русского характера, и оно в полной мере присуще литературной жизни и самой словесности Архангельского Севера.

Охарактеризовать творчество всех сорока пяти членов Архангельской писательской организации в рамках доклада невозможно, поэтому остановлюсь на общих тенденциях и наиболее значительных явлениях современной литературы нашего края.

Общие черты, объединяющие творчество писателей, живущих сегодня на Архангельском Севере, проявляются вполне отчетливо: это несуетность, основательность, приверженность традиции, интерес к самым глубинным, сущностным проблемам бытия, любовь к родной земле и Отечеству, их истории и современности.

Неизменно важнейшими ценностями, вдохновителями творчества остаются для писателей-северян те богатства, которыми славен наш край. Это прежде всего люди, измученные разрушительными реформами, но сохраняющие в своих душах и в своем отношении к миру и ближним свет истинного добра и любви; это и природа, до сих пор, несмотря на хищническое отношение к ней новых <хозяев>, грандиозная и прекрасная; это и то, что Федор Абрамов назвал самым большим, самым непреходящим вкладом Севера в сокровищницу национальной культуры - слово, <которое и сегодня сохранило строй и дух русского языка древнейшей поры>.

Север - песенный, поэтический край. Не случайно большинство членов Архангельской писательской организации - поэты. Среди самых ярких поэтических имен - Алексей Пичков, Прокопий Явтысый, Александр Логинов, Александр Росков, Инэль Яшина, Елена Кузьмина.

Инэль Яшина - поэт мощного лирического темперамента, очень тонко чувствующая и точно передающая живое народное слово. В 1974 году вышел первый сборник - <Гремячий ключ> - молодой поэтессы, приехавшей на Русский Север с берегов Волги. За прошедшие четверть века ее имя прочно вошло в число наиболее заметных явлений поэзии поморского края. На мой взгляд, в стихотворении <Красно слово>, которое я сейчас процитирую, как в фокусе сошлись все особенности лирики Яшиной: и потребность делать, действовать - до конца, до предела, каким бы мучительно трудным ни было это делание; и эстетический аскетизм, стремление к лаконичности; и удивительный слух, позволяющий создавать насыщенные смыслом звукообразы; и сжатая до сгустка энергия, экспрессивность:

Расшатались кросны,

Вкось идёт основа.

До чего непросто

Выткать красно слово!

Закрепила кросны,

Выровнялась нитка.

А на сердце - слёзно,

Как же слово выткать?

Чтоб гляделось разно,

Понималось просто.

Вытку слово красно,

Доломаю кросны.

Образна и мелодична поэтическая речь Алексея Пичкова. Родившийся в Канинской тундре, Алексей Ильич остался верен родным краям. Он пишет на русском языке, и кажется, будто русское слово, воспевающее заполярный ненецкий край, обретает какие-то новые краски. У него в стихах <рыбой море шевелилось, блестя на солнце чешуёй>, <Аркан набросив на туманы, тянул их ветер своенравный, и след их в травах оставался, как блеск тюленьих светлых глаз>. Дома, которые <понаставила> на берегу студеного моря деревня, <серы от соли крепкой и звенят, как струны, на ветру>; а о мчащейся по мартовской тундре собачьей упряжке он говорит: <На собачьих пестрых спинах скачет солнце целый день>. О своей верности родной земле Пичков пишет во многих стихотворениях. Процитирую лишь одно:

Тундра - снежные дали без края,

Серебристый песцовый мех.

Без меня проживешь ты, знаю,

Без тропинок моих и вех.

У тебя их, тропинок, - без меры,

Словно косы, сплелись на снегу.

Только я вот без тундры, наверно,

Вдалеке прожить не смогу.

Ненецкий поэт Прокопий Явтысый, как и Алексей Пичков, окончив в Лениграде пединститут имени Герцена, вернулся в Ненецкий округ. Впрочем, Прокопий Андреевич - не только поэт, но и прозаик, драматург, а еще - талантливый художник. Он пишет на ненецком языке, но и в переводах ощущается упругость его строки, выразительность ритма. Явтысый говорит не только о красоте родной тундры, но и о том, как хрупкая природа Заполярья становится изувеченной жертвой гусениц вездеходов, разлитой нефти, искореженного металла:

Резцом в лик тундры врезано:

                       измятые кусты,

                       солярное, железное

               да древние кресты:

Но поэт верит в то, что душа народа не убита:

Рассветною улыбкою,

     в восторге не дыша,

     как гусь, над тундрой зыбкою

     взмахнет крылом душа!

В цвета весны окрасится

     вся даль перед тобой:

     лишь затаится на сердце

     дробинкой черной боль.

Один из любимых детей державы - поэт Александр Логинов - узнаваем по каждой своей строке: мощь и экспрессия его стиха завораживают. Мир мирики поэта масштабен и динамичен, в нем сопрягаются современность, историческое прошлое и вечность, зримость конкретного северорусского пейзажа и его вписанность в просторы Вселенной. <Я живу в тихом городе, окруженном тайгой>, - говорит он, и в то же время видит себя живущим <на северном склоне Земли>, где <такие созвездья цветут!>, где <за горизонт течет земля отцов, во все пределы>. Мир, открывающийся взору поэта, <расчищен грозой и огромен, свеж и светел>. Александр Логинов ощущает себя неразрывно связанным с историей своего рода, народа, Родины. Эта связь передается с помощью сквозных для его лирики образов Матери сырой земли, дерева, корней, мотивов прорастания, слияния:

Я спал на военной дороге

и пыль покрывала меня.

Врастали в поля мои ноги,

а волосы

               в ветреность дня.

Там, где мои губы алели,

расправилось древо любви.

И в кроне ветвистой шалели

в закатном огне соловьи.

При разнообразии лирических настроений и интонаций доминирующими в лирике Логинова остаются восхищение жизнью, восторг, который вызывает красота мира, обостренно воспринимающаяся всеми органами чувств. Негодование, яростный отпор, порожденные состоянием современного общества, сменяются уверенностью в конечной осмысленности и целесообразности мира. В лирике Александра Логинова был и остается главным, ведущим, мотив приятия жизни - сквозь страдания, скорби, беды. Двадцать лет назад он сказал:

А жизнь в самом главном всегда хороша,

была бы способна к страданью душа

да было б окно заревое.

И, пройдя долгий и трудный путь сомнений, горестей, боли, вызванных судьбой Родины, два года назад, в канун своего пятидесятипятилетия, поэт опубликовал стихотворение, завершающееся такими строчками:

Пусть в небесах вытаивает млечность,

И сыпет сверху звездная капель.

Всё впереди, покуда Бог и вечность

Раскачивают жизни колыбель.

Александр Росков - один из самых известных среди живущих сегодня в Архангельской области авторов, издавший три стихотворных сборника и одну книгу прозы. Его произведения печатаются в коллективных сборниках, антологиях и журналах, выходящих не только в нашей стране, но и за рубежом.

Для многих читателей знакомство с творчеством Александра Роскова началось со сборника <Всё, что осталось от лета>, вышедшего в 1994 году. Перечитывая стихотворения этого сборника сегодня, убеждаешься в том, что обаяние их не потускнело со временем. Напротив, как-то по-особому светло и остро воспринимаются их чистота, ясность, родниковость.

Образ маленькой деревни - родины поэта - символически разрастается до образа Родины, заставляя вспомнить рубцовское: <Мать России целой - деревушка, / Может быть, вот этот уголок>:

Домов в деревне было семь,

Один родник, двенадцать ёлок.

За лесом, рядышком совсем,

Лежал метельный зимний волок.

Под вой ветров в лесной глуши

Машины выли, выли волки.

Тяжелый снег с густых вершин

Роняли пасмурные ёлки.

От родника к семи домам

Тянулись узкие тропинки.

В семи домах по вечерам

Горели лампы-керосинки

И месяц у окна дремал,

Ронял в окно лучи косые...

И я еще не понимал,

Что за окном лежит - Россия.

В стихах Роскова последних лет доминирующим становится эпическое начало. Сегодня он пишет уже не этюды, а настоящие эпические полотна - масштабные, объемные, пространные. Меняется и само звучание стихов: они становятся ближе к прозаической и разговорной речи, не теряя при этом своей поэтичности, а утверждая ее в новом качестве.

Все написанные за последние годы стихотворения Роскова складываются в своего рода Книгу Памяти, в которой бережно собраны все свидетельства исчезающей жизни. Поэт не обманывает себя иллюзиями и не тешит надеждами, горькой безысходностью проникнуты многие из лучших его стихотворений, общий пафос которых передает строка из цикла <Зимы печальные мотивы>: <Но родина моя больна, больна...>

Однако само творчество Александра Роскова, как вообще всякое созидание, - это способ противостоять забвению, распаду и гибели.

Потому так много у него мемориалов - стихотворений, посвященных конкретным людям, землякам, стихотворений, призванных уберечь их имена от забвения и высветить глубинную сущность их внешне обычной жизни. Одно из самых любимых мною стихотворений этого жанра позволю себе привести полностью:

Горние звёзды как росы.

Кто там на дальнем лугу

Точит лазурные косы,

Гнёт за дугою дугу?

Николай Клюев

:Анатолий Абрамов - простой деревенский мужик,

патриот своей родины, ею же битый и мятый

просто так - ни за что, защищавший ее рубежи

с автоматом в руках с сорок первого по сорок пятый,

до Берлина дошедший еще безбородым юнцом,

положивший начало холодной войне (но не миру),

в грудь и в правую щеку отмеченный

                                                                 вражьим свинцом,

сорок лет отпахавший в деревне своей бригадиром,

в сенокосные дни выводивший народ на луга,

что тянулись вдоль тракта - грунтовой шоссейной дороги, -

он умел и любил аккуратные ставить стога,

на абрамовских пожнях скульптуры стояли -

                                                                               не стоги!

Он в любую жару <самолично> взбирался на стог,

брал за длинную ручку стальные трехрогие вилы

и при помощи вил и - стог надо утаптывать - ног

создавал <монумент>, да такой, что взглянуть -

                                                                                    любо-мило!

Как стога украшали подстриженный наголо луг!

(Он их сам у себя принимал по бумажному акту.)

Из кабин любовалась твореньем абрамовских рук

(ну и ног) шоферня, проезжая по этому тракту:

Анатолий Абрамов, болевший всегда и всерьез

За добро за народное, честный, простой как лопата,

Ныне спит под крестом и под сенью веселых берез, -

Не дала поглядеть застарелая рана солдату

На развал той страны, где он жил и где ставил стога,

За которую кровь проливал на сражения поле.

Он сумел бы поднять Горбачева на вильи рога -

На трехрогие вилы - была бы возможность, а воля

У него бы была. Хорошо, что под крест свой он лег

В 90-м году, при живом еще СССэРе.

Он на этот бардак равнодушно смотреть бы не смог,

он бы горькую запил и запер ворота и двери,

чтоб не видели люди запойного вида его,

чтоб действительность вся обернулась

                                                                 на время кошмаром.

:На абрамовских пожнях теперь не увидишь стогов -

там торчат среди трав одиноко сухие стожары.

На стожарах в плохую погоду сидит воронье,

будто время само здесь на многие годы застыло.

Луг не кошен стоит. Зарастают тихонько быльем

сенокосные дни и трехрогие длинные вилы.

Но мне хочется верить, что нынче не здесь, а в раю

Анатолий Абрамов стога аккуратные ставит,

на небесных лугах ему ангелы песни поют,

и он Господа видит во всем его блеске и славе.

И когда в жаркий полдень по небу плывут облака

над жильем городским, над крестами старинными

                                                                       храмов -

я умом принимаю, что это и есть те стога,

что поставил в раю мой земляк

                                                     Анатолий Абрамов.

Уникально лирическое дарование Елены Кузьминой. Чистота ее поэтического голоса - высшей пробы. Волшебная особенность ее лирики - особый ракурс видения привычной реальности, точнее - множество различных ракурсов. Она способна увидеть сон, снящийся птице, а в этом сне - женщину, всю прожитую ею жизнь; она получает <драгоценное наследство> - возможность <вспомнить> чужое детство, рассказать нам о чьем-то <восемнадцатом лете>; она умеет показать увиденный ею (не придуманный, не сочиненный, буквально - увиденный) летящий <по расколотым плитам ослепительно-белый песок>, гулкие улицы <белого города, белого вечного города>. При этом в самой сердцевине поэтического мира Елены Кузьминой - образ <небесного сада>, <легкие отсветы> которого иногда можно различить и в мире сем. <Золотая дрожащая нить> света, связующая мир дольний с миром горним, может быть спрятана в ткани стихотворения, и тогда мы лишь угадываем, смутно ощущаем ее потаенное присутствие, но может и выходить на поверхность, словно для того, чтобы мы не потеряли эту путеводную нить. В последние годы Елена Кузьмина буквально поражает стремительным и мощным творческим ростом. И все чаще в ее стихотворениях соединяются далекое прошлое Святой Руси, сегодняшний день и чаемая жизнь будущего века. При этом каждое ее стихотворение может быть воспринято как отражение духовного пути отдельного человека, его жизни от рождения до смерти и воскрешения, и в то же время - как воплощение исторической судьбы всей России.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

:Он приплыл, когда север сгустил холода.

Брызги - жала пчелиного роя.

Вроде август, но темная нынче вода.

И над водами тучи - горою.

Свет не светит. Молчит приграничная Русь.

Берег моря открыт и пустынен.

И сказал: <Коли плачу я так и томлюсь,

Свет-то есть, да на горней вершине,

Высоко! Я же точно в колодце на дне:>

Помолился. <Господь Всемогущий,

Ты же знаешь, как здесь хорошо по весне!>

И построил для Господа кущу

Там, где остров не так продуваем и гол,

Там, где сосны и скалы оградой:

Крест из веток смолистых, да камень - престол,

Да в коричневой плошке - лампада.

Словно в Божьих ладонях, заснул на земле.

Буря ветры ломала о скалы.

Бездны Бога хвалили, и всюду во мгле

Тварь безликая трепетала:

Се, грядут времена!.. На вечерней заре

Только ветра порывы недужны.

Только радость на сердце о светлой поре.

Свете тихий: и воды жемчужны.

Се, грядут времена: И дробить, и колоть

Будут иноки скалы упрямо.

И отдаст просветленную новую плоть

Белый остров на белые храмы.

И когда дни настанут - пусты и черны,

И падут с неба звёзды: Ликуя,

Малый камень, обломок церковной стены,

Будет петь и а огне <Аллилуйя!>

И сотрется имен и названий словарь.

Но по-прежнему верная Чуду,

<Не забуди!> - восплачет безликая тварь.

И услышит в ответ: <Не забуду>.

К сожалению, невозможно в рамках доклада хотя бы кратко охарактеризовать поэзию таких самобытных авторов, как Людмила Жукова, Евгений Токарев, Василий Матонин, Ангелина Прудникова, Татьяна Полежаева, Елена Николихина, Андрей Чуклин, Павел Захарьин, Илья Иконников, а также молодых, недавно принятых в союз авторов.

Наш прозаический цех не очень велик, однако года к суровой прозе клонят и поэтов - так, удачным оказался прозаический дебют Александра Роскова, выпустившего в 2004 году автобиографическую повесть <В ночь с пятницы на понедельник>.

А старейшина архангельских прозаиков - Алексей Степанович Коткин. Когда создавалась Архангельская писательская организация, ему было 10 лет. Вряд ли мог тогда представить себе мальчик из заполярного села Коткино, что спустя десятилетия он станет самым почетным членом писательского союза, автором повестей и романов. В своих произведениях Алексей Степанович рассказывает о прошлом и настоящем родного Заполярья. Так, в романе <Красная ласточка>, публиковавшемся не только в Архангельске, но и в московском издательстве <Современник>, рассказывается об установлении советской власти в Печорском крае. А в последние годы он возвращается памятью к Великой Отечественной войне, и это не удивительно: юный солдат служил в авиадесанте, на его счету - 42 прыжка с парашютом, в том числе четыре - в тыл врага. Его воинский путь отмечен не только орденами и медалями, в том числе орденом Славы 3-ей степени и медалями <За отвагу> и <За боевые заслуги>, но и тремя ранениями. В этом году коллеги по творческому союзу поздравили Алексей Коткина с восьмидесятилетием.

Одно из самых известных сегодня на Севере литературных имен - Михаил Попов. Дарование Михаила Константиновича разносторонне, и работает он в самых разных жанрах, нередко удивляя читателя. За двадцать лет, прошедших с момента выхода его первой книги, он выпустил несколько повестей и сборников сказок для детей, ряд публицистических книг, главная тема которых - Великая Отечественная война. В 1990-м году в журнале <Север> была напечатана повесть Михаила Попова <Последний патрон>, о которой одобрительно отозвался на страницах <Литературной газеты> Виктор Астафьев. Наибольшую известность автору принесли сборник прозы <Мужские сны на берегу океана> и роман <Час мыши, или Сто лет до рассвета>. О книге <Мужские сны:> Александр Алексеевич Михайлов писал: эта <книга прозы позволяет сказать, что Михаил Попов - писатель думающий, владеющий разнообразным арсеналом выразительности, способный в художественном творчестве соотносить быт и бытие, частное и общечеловеческое, сиюминутное и вечное>. Фрагмент повести Михаила Попова <Дерево 42-го> экранизирован и демонстрировался по центральному телевидению, а некоторые из его произведений переведены на иностранные языки.

Я отмечала, что памятливость, живой интерес к прошлому - характерная черта современной северной литературы в целом. И это, в частности, подтверждается и романом, над которым Михаил Попов работает последние годы, вновь удивляя читателя широтой своего творческого диапазона: посвящен он жизни Михаила Васильевича Ломоносова.

Выступает Михаил Попов и как литературный критик. О своем младшем собрате по писательскому цеху Валерии Николаевиче Чубаре он пишет: <Валерий Чубар начинал как стихотворец. Он и сейчас пишет стихи и время от времени выпускает поэтические книжки. И все-таки полновеснее и значительнее, на мой взгляд, он выглядит в прозе>. Я полностью разделяю это мнение Михаила Константиновича, как и высказанное им убеждение в том, что наиболее значительные произведения Валерия Чубара написаны в русле магистральных традиций русской реалистической литературы. Чубар - автор нескольких книг прозы, среди которых выделяется вышедший в 2002 году сборник избранной прозы писателя <Конюшня Анны>. Важным достоинством творчества Валерия Чубара является способность показывать жизнь в ее головоломной сложности и всеобъемлющем многообразии. И в то же время эта сложность не оборачивается в его произведениях хаосом, за всеми коллизиями и противоречиями, деталями и подробностями он умеет не потерять из виду главное русло - <чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл>. Эта нить соединяет между собой разобщенных героев и удаленные эпохи, переводит изображение из горизонтального плана в вертикальный, сообщает его прозе притчевый характер, смысловую многомерность и многоплановость.

Безусловно, это очень перспективный автор, и мы надеемся, что его творческий рост будет продолжаться.

Жизнь другого архангельского писателя - Виктора Федоровича Толкачева - сама может стать сюжетом не одной, а нескольких книг, настолько она ярка и насыщенна. Он совершал восхождение на Эльбрус, походы по Среднему Уралу и реке Вишере, лыжный поход по Онежскому району, участвовал в агитационных лыжных переходах Нарьян-Мар - Архангельск и Архангельск  - Нарьян-Мар, в шестидесятые годы был заведующим и киномехаником кочевой Карской агитгруппы, литсотрудником ненецкой окружной газеты, зимовал в 1971 - 1973 годах на острове Колгуев в качестве гидрометеоролога и техника-радиооператора полярной станции, был собкором областной газеты <Правда Севера>, внештатным корреспондентом <Советской России> и собкором журнала <Северные просторы>, депутатом Архангельского областного совета от Ненецкого округа. Фамилия сценариста Толкачева - в титрах документальных фильмов <Вайгач>, <К Новой Земле!>, <Архипелаг НЗ>, <Шаги к храму>, <России соль - земля Архангельская> и ряда других, а также множества сюжетов киножурнала <Поморские вести>. Большинство фильмов, в создании которых принимал участие Виктор Толкачев, отмечены дипломами и премиями.

Ведущий жанр творчества Толкачева-писателя - документальная проза. Первая его книга <Звени, тиньган!> о ненецкой тундре и ее людях, вышедшая в 1982 году, стала лучшей книгой Северо-Западного книжного издательства, а вторая - <Через снега и годы> - принесла автору звание лауреата премии Архангельского комсомола. И все последующие книги Толкачева - <Смотри вперёд, ясовей>, <Священные нарты>, <Ненецкий край: сквозь вьюги лет>, а также изданная в 2004 году документально-художественная повесть <Закон капкана> становятся заметными событиями в культурной жизни края. Виктор Федорович - неутомимый труженик, и его заслуги, его вклад в развитие культуры нашего края трудно переоценить.

Людмиле Егоровой сочетание незаурядного таланта фотохудожника и писательского дарования позволяет создавать своеобразные и запоминающиеся книги. Ее перу и фотокамере принадлежат книги <пинежские зарисовки>, <Сурские бывальщины>, <Мой Федор Абрамов>. Поэтические зарисовки, очерки-портреты передают искренний интерес Людмилы Егоровой к людским судьбам и присущее ей редкое чувство слова.

К сожалению, я вынуждена только назвать других ярких прозаиков-северян: Николая Редькина, Бориса Рябова, Владимира Истомина.

В заключение отмечу, что не обходят своим вниманием архангельские писатели и детскую читательскую аудиторию: увлекательные повести и рассказы, адресованные подросткам, пишет Геннадий Аксенов, добрые и интересные сказки - Елена Антропова, стихи для самых маленьких - Нина Власенкова.

Думаю, есть все основания говорить о том, что каждый из названных и неназванных мной в этом обзоре писателей-северян, как и в целом современная литература нашего края, достойно продолжают традиции не только литературы Русского Севера, но и великой русской словесности - каждый в меру своих сил, но в едином русле.

Елена Галимова