Харлампий Ермаков - прототип или "соавтор"?

Абрам Ермаков. Следственное дело № 45529.

Михаил Шолохов и Харлампий Ермаков.

Свидетельства земляков. <Служивская>

биография. Комдив-1. Конец пути.  

А брам Ермаков

 Рукопись <Тихого Дона> содержит в себе принципиально новый материал - начальные главы романа, относящиеся к 1925 году, - который бросает свет на главного героя романа, Григория Мелехова. Григорий Мелехов - держит всю художественную структуру романа, его духовный макрокосм.

Мы не имеем возможности в данной работе проанализировать характер Григория Мелехова во всей его полноте. В соответствии с поставленной нами задачей - прояснение проблемы авторства <Тихого Дона> - наше внимание сосредоточено, прежде всего, на генезисе характера Григория Мелехова. Откуда вырос этот характер? Каковы его корни и истоки? Каковы прототипы этого характера?

При рассмотрении этого вопроса необходимо в полной мере учитывать пожелание Шолохова: <Не ищите вокруг себя точно таких людей, с теми же именами и фамилиями, каких вы встречаете в моих книгах. Мои герои - это типичные люди, это - несколько черт, собранных в один образ>¹.

Путь писателя к характеру Григория Мелехова был долгим и трудным. Литератор Михаил Обухов в своих воспоминаниях о начале работы молодого писателя над романом, имея в виду первый вариант 1925 года, писал: <Я думаю, главным героем еще не был Григорий Мелехов>. И это - справедливо. Как становится ясно из отрывка текста 1925 года, обнаружившегося в рукописи <Тихого Дона>, Григория Мелехова в этом тексте и в самом деле не было, как не было его и в главах, посвященных корниловскому мятежу и составивших основу четвертой части второй книги <Тихого Дона>. И тем не менее, судя по этому отрывку, уже тогда Шолохов стремился к созданию образа <стержневого> героя романа, только звали его еще не Григорий Мелехов, а Абрам Ермаков.

В ранней редакции <Тихого Дона> он - прямой предтеча Григория Мелехова; свидетельство тому - характеристика его внешнего облика и особенностей поведения, отмеченного внутренней незащищенностью с одной стороны и норовистостью, необузданностью - с другой.

Обратимся к портрету Абрама Ермакова, наблюдающего за скрывающимся немцем: <Косо изогнув левую бровь, ощерив зубы под висячими черными усиками, Абрам до тех пор глядел в кусты на противоположной стороне поляны, пока на синих, по-лошадиному выпуклых белках его глаз не блеснули от напряжения слезы>².

Соотнесем это описание Абрама Ермакова с тем, каким предстает Григорий Мелехов на страницах <Тихого Дона>. Детали портрета не только повторяют, но и развивают портретные штрихи, заложенные в ранней редакции романа, характеризующие Абрама Ермакова.

Приведем соответствующие цитаты и выделим жирным шрифтом эти совпадения:

<Григорий углом переламывает левую бровь, думает и неожиданно открывает горячие свои, нерусские глаза> (2, 61).

<Григорий ворочал синими выпуклыми белками, отводил глаза в сторону> (2, 81).

<Оскалив по-волчьи зубы, Григорий метнул вилы> (2, 83);

<Аксинья <:> бесстыдно зазывно глядела в черную дичь его глаз> (2, 98-99).

Как видим, у Абрама Ермакова и у Григория Мелехова в напряженный момент возникает <косо изогнутая> или <углом переломленная> бровь, <ощеренные> или <по-волчьи оскаленные> зубы и - главное - глаза: с <синими, по-лошадиному выпуклыми белками> (у Ермакова), <синими выпуклыми белками> (у Мелехова).

Эти <синие выпуклые белки> - такой устойчивый <фирменный> знак, отличающий главного героя <Тихого Дона>, что он  распространился и на детей, переходит от предков к потомству: <Насупленный, угрюмоглазый сынишка вылит был в мелеховскую породу: тот же удлиненный разрез черных, чуть строгих глаз, размашистый рисунок бровей, синие выпуклые белки и смуглая кожа> (3, 275).

Фамильные эти черты идут, как мы помним, у Мелеховых от прабабки: <С тех пор и пошла турецкая кровь скрещиваться с казачьей. Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному - Турки> (2, 12).

Главный герой в тексте 1925 года и в канонической редакции романа <Тихий Дон> - одной породы.

И  у Абрама Ермакова, и у Григория Мелехова был один прототип: вёшенский казак, полный Георгиевский кавалер, командир 1-й повстанческой дивизии во время Вешенского восстания Харлампий Ермаков. Именно его Михаил Шолохов неоднократно называл главным прототипом Григория Мелехова.

<Его предки - бабка-турчанка, четыре Георгиевских креста за храбрость, служба в Красной гвардии, участие в восстании, затем сдача красным в плен и поход на Польский фронт, - все это меня очень увлекло  в судьбе Ермакова. Труден у него был выбор пути  в жизни, очень труден>³, - говорил о нем Шолохов.

Следственное дело 45529

Перед нами Следственное <Дело> Харлампия Ермакова в трех томах, и по сей день хранящееся в архиве Ростовского ФСБ за номером П-38850 - первый том и П-27966 - второй и третий тома. Номер <Дела> в ОГПУ значился по другому: № 45529. Расстрелян вешенский казак, Харлампий Васильевич Ермаков, кавалер четырех Георгиев, красный командир конницы Буденного на основании <внесудебного приговора>, по личному распоряжению Ягоды, 17 июня 1927 года.

Приведем трагические документы, рассказывающие, как была поставлена последняя точка в судьбе этого  незаурядного по храбрости, мужеству и одаренности человека.

<АКТ

1927 года июня 17 дня составлен настоящий акт в том, что сего числа, согласно распоряжения ПП ОГПУ СНК от 15 июня сего года за № 0314147 приведен приговор в исполнение Коллегии ОГПУ о расстреле гр. Ермакова Харлампия Васильевича.

От ПП ОГПУ - подпись

Присутствовали          От прокуратуры - подпись

Начальник исправдома - подпись>⁴.

Подписи неразборчивы>.

Этому предшествует документ от 11-VI - 27 г .:

<В. Срочно. Сов. секретно. Лично.

ПП ОГПУ по СКК г. Ростов на/ Д.

ОГПУ при сем препровождает выписку из Прот[кола] засед[ания] Коллегии ОГПУ от 6/VI - 27 г . по делу № 45529 Ермакова Харлампия Васильевича - на исполнение.

Исполнение донести.

Приложение: упомянутое.

Зам. пред. ОГПУ                         Ягода>⁵.

К письму Ягоды приложен главный обвинительный документ:

<Выписка из протокола

Заседания Коллегии ОГПУ (судебное) от 6 июня 1927 года.

Слушали: Дело № 45529 по обв[инению] Ермакова Харлампия Васильевича по 58/ 11 и 58/ 18 УК.

Дело рассматрив[алось] во внесудебном порядке, согласно  Пост[ановлению]  През[идиума] ЦИК СССР от 26. V. - 27 года.

Постановили: Ермакова Харлампия Васильевича - расстрелять. Дело сдать в архив>⁶.

Наконец, в <Деле> имеется документ, на основании которого было вынесено Постановление Президиума ЦИК, разрешающее вынести <внесудебный приговор> Харлампию Ермакову, то есть расстрелять его без суда и следствия. Вот он:

<Конспект по следственному делу № 7325 (Донецкого отдела ОГПУ) на гр. Ермакова Харлампия Васильевича по ст. 58 п. 11 и 18 УК.

Установочные данные: Ермаков Х.В., 36 лет, казак х. Базки Вешенского района Донецкого округа, женат, бывший б/офицер в чине есаула, б/п, в последнее время занимал должность пред[седателя] ККОВ'а (крестьянского общества взаимопомощи - Ф.К.) и зам. пред[седателя] сельсовета, в 1924 году был под следствием за к.-р. [контрреволюционную - Ф.К.] деятельность, дело за недоказанностью прекращено.

Обвиняется:

В 1919 г . вспыхнуло восстание казаков против Сов[етской] власти в Донецком округе. Ермаков принял в таковом самое посильное участие, в начале командовал сотней, а затем дивизией повстанцев. Это восстание держалось 3 м[еся]ца. С приходом белых атаман Богаевский за активную борьбу против революционного движения Ермакова произвел в чин сотника, а через некоторое время - есаула. В момент восстания Ермаков лично зарубил 18 чел. пленных матросов. Последнее время проживал в ст. Вешенской, вел систематическую агитацию против Соввласти, группировал вокруг себя казачество и выражал открытое недовольство Соввластью и компартией.

Изложенное подтверждается показаниями 8 чел. свидетелей.

Справка: Обвиняемый содержится под стражей при ИТД г. Миллерово с 3/ II - 27 г .>⁷.

Три тома <Дела> Харлампия Ермакова позволяют воссоздать драматическую картину его жизни, его участие в германской и гражданской войнах, в Вешенском восстании, службы и красным, и белым, историю его борьбы за жизнь в заключении.

<Дело> Харлампия Ермакова свидетельствует, что он вернулся из Красной Армии после демобилизации домой 5 февраля 1923 года, и почти сразу же - 21 апреля - был арестован по обвинению в организации Верхнедонского восстания и руководстве им. Он провел в тюрьме два с половиной года, 19 июля 1924 года был отпущен, а 20 января 1927 года арестован вновь и 17 июня 1927 года расстрелян. Таким образом, пребывание Харлампия Ермакова на свободе после возвращения из Красной Армии домой, в хутор Базки, сводится - не считая двух месяцев весной 1923 года - к двум с половиной годам - с июня 1924 по январь 1927 года, из них год (июль 1924 - май 1925), будучи выпущенным на поруки, Ермаков оставался под следствием.

Находясь под следствием и в заключении, он яростно отстаивал свою жизнь и судьбу. Со страниц <Дела> встает образ человека умного, мужественного и сильного, человека высоко благородного. Он не предал ни одного своего соратника, и если называвал их имена, то только тех, кто погиб или был уже в эмиграции. Единственное, что он позволил себе - это несколько смягчить, прикрыть флером полуправды обстоятельства своего прихода к восставшим и, возможно, несколько приукрасить свою службу у красных. Но в основных своих показаниях он был правдив.

Приведем одно из многочисленных заявлений Харлампия Ермакова судебным властям во время первого его ареста 22 апреля 1924 года:

<В январе м[еся]це 1918 года я добровольно вступил в ряды Красной Армии, занимал все время командные должности и в 1919 году, занимая должность зав. артскладом 15 Инзенской дивизии, я был внезапно захвачен в плен белыми, насильственным путем оставался у них на службе - едва не силою оружия принужден был занять должность командира отряда, пробыв в таковой с 1/III по 15/ VI того же года, т.е. три с половиною месяца. (Так Ермаков рисует следователю  Максимовскому свое участие в Верхнедонском восстании - Ф.К.).

По приходе же на Дон Сов[етских] войск в 1920 году я вновь добровольно вступил в Крас[ную] Арм[ию], приведя с собой отряд в 250 сабель, с которыми пришел в 21 кавдивизию, а оттуда перешел в Конармию имени т. Буденного, - опять занимал должности комсостава до командира полка включительно. Я принимал непосредственное участие в боях на Польском, Врангелевском фронтах, против банд: на Украине - Махно, и на Кавказе - Ющенко и Белова. В означенных боях я неоднократно был ранен, но оставался в рядах, примером своим поднимая дух бойцов. За такие сознательные самопожертвования и многие отличия в боях и на службе получил личные благодарности т. Буденного, награждение часами т. Троцким, оружием с надписью и прочими вещами и обмундированием премиального комплекта. И лишь совершенно подорвав свое здоровье, в состоянии полного упадка сил, я, сроднившись с военной службой, хотя и с сожалением, все же вынужден был оставить службу с сознанием, что большая часть моей жизни отдана честно и добровольно на завоевание прав трудового народа.

Вернувшись из армии в феврале 23 г . домой, я не успел не только поправить свое здоровье, но даже отдохнуть в своей семье, как 21 апреля прошлого года я был арестован за давно забытую мною, случайную, 3-х месячную службу у белых, как занимавший должность командира отряда.

Первое время при аресте я был спокоен, не придавая этому серьезного значения, так как не мог и подумать тогда, что меня - отдававшего несколько лет все свои силы и кровь на защиту революции - можно обвинить за несение пассивной службы в противных моему сердцу войсках.

Но когда ДОГПУ предъявило мне тяжелое и гнусное обвинение по 58 статье, как активно выступавшего против Сов[етской] власти, я стал протестовать, заявляя письменно прокурорскому надзору и судебным властям о непричастности моей к подобного рода вине, подтверждая свои заявления личными аргументальными доказательствами, сохранившимися в деле моем, как документы, заверенные властями>⁸.

Мы намеренно приводим столь пространную выдержку из заявления Харлампия Ермакова, написанную ясным, почти каллиграфическим почерком, энергичным стилем убежденного в себе человека (заметим, что в графе <образование> в тюремной анкете он написал <низшее>), чтобы дать возможность читателю почувствовать личность этого человека. Крупный масштаб яркой человеческой личности Ермакова печатью лежит на всем его деле.

Защищать себя ему было нелегко. Обвинение вменяло Ермакову не просто участие в Вешенском восстании, но его организацию и руководство им.

В <Обвинительном заключении> от 28 января 1924 года, составленном старшим следователем Донобсуда Стэклером, говорилось: <:Установлено: в 1919 году, в момент перехода Красной армии в наступление, когда перевес в борьбе клонился на сторону войск Советской России, в районе ст. Вешенской в тылу Красной армии вспыхнуло восстание, во главе которого стоял есаул Ермаков Харлампий Васильевич...>⁹; <Гр-н Ермаков является... командующим всеми белогвардейскими повстанческими силами ст. Вешенской и ее окрестностей>, <являясь хорунжим и командиром восставших, руководил всеми избиениями и расстрелами иногородних, рабочих и крестьян, сочувствующих сов. власти>¹⁰. Разница в званиях объясняется тем, что в начале восстания Ермаков был хорунжим, а в конце его - есаулом.

Ермаков категорически опровергает эти обвинения: <Предъявленное мне обвинение как организатору восстания Верхне-Донского округа не может быть применено ко мне - не говоря уже о том, что вообще я не могу быть противником сов[етской] власти уже потому, что я добровольно вступил в ряды Кр[асной] армии в январе месяце 1918 года в отряд Подтелкова. С указан[ным] отрядом участвовал в боях против белогвардейских отрядов полковника Чернецова и выбыл из строя вследствие ранения под ст. Александровской, а в то время, когда уже было восстание в Верхне-Донском округе, был зав. артиллер. складом 15 Инзенской дивизии, т.е. в 14 верстах от ст. Казанской и Мигулинской. Имея жительство в 14 верстах от места восстания, я не мог быть там и его организатором, т.к. по прибытии домой после пребывания в отряде Подтелкова был избран тогда же Предволисполкома ст. Вешенской, с каковой должности был арестован с приходом белых как активно сочувствующий Сов. власти... Во главе отряда стояли есаул Кудинов, Сафонов, Алферов, Булгаков, мой брат Емельян Ермаков и другие, которых сейчас не упомню>¹¹.

Называя эти имена, Ермаков, как уже сказано выше, не мог никому принести вреда: одних (как, например, его брата Емельяна) уже не было в живых, другие были в эмиграции.

В <Деле> хранятся документы, свидетельствующие, как жители хутора Базки пытались защитить своего земляка. Хранится <Протокол № 343> от 8 ноября 1923 года общего собрания граждан Базковского хутора, где стоял один вопрос: <О выдаче Ермакову Харлампию Васильевичу протокольного постановления, что он не был организатором восстания>. Вот текст Постановления общего собрания: <Заслушали Заявление гр-на Солдатова Архипа Герасимовича, отца Ермакова Харлампия Васильевича, мы, граждане села Базковского устанавливаем, что сын Солдатова, Ермаков Харлампий организатором восстания не был и никаких подготовительных работ не вел, а был назначен (мобилизован) командующим повстанческим отрядом Кудиновым на должность начальника разъезда на третий день по вступлении повстанческих войск>. Подписи и крестики неграмотных - около 90 человек.

Другой выразительный документ того времени от 27 апреля 1923 года называется <Одобрение> (сохраняем орфографию и стиль).

<Мы, нижеподписовшиеся граждане села Базковского Вешенской вол[ости] даем настоящее одобрение гр-ну того же села Ермакову Харлампию Васильевичу в том, что он действительно честного поведения и по прибытии его из Красной Армии за ним не замечено никаких контрреволюционных идей, а наоборот, принял активное участие в проведении органов советской власти. Как например: охотно работал в с/совете, проводил собрания, беседы о строительстве власти Красной армии, налоговой кампании... Желаем его освобождения как человека напрасно заключенного.

В чем и подписываемся (22 подписи)>¹².

Таких <Одобрений> в <Деле> Ермакова несколько. Нельзя не отдать должное мужеству этих людей, которые спустя всего четыре года после Вешенского восстания, в обстановке непрекращающегося террора против казачества не побоялись выступить в защиту своего земляка, попавшего в беду. Но за этим - огромное уважение и симпатия жителей <села Базковского> к нему (<села> - потому, что слова <станица>, <хутор> в ту пору были под запретом).

Приведем еще один, крайне выразительный документ:

<Отзыв.

1923 года ноября 10 дня. Мы, нижеподписавшиеся, члены Р. К. С. М. Базковской ячейки Вешенской волости настоящим удостоверяем, что содержащийся в Ростовском исправдоме гражданин села Базковского Ермаков Харлампий Васильевич во все время пребывания его в Базковском селе был вполне лояльным по отношению к Соввласти гражданином Советской республики и не проявлял действий, враждебных распоряжениям Рабоче-Крестьянского Правительства.

Организатором восстания в бывшем В.-Донском округе он не был, а участвовал в Гражданской войне в порядке, который был обязателен для всех живущих во время восстания; в комсостав попал по избранию, а не по желанию личному. Сын простого казака и сам простой казак, не получивший никакого образования, он жил исключительно лишь своим трудом, под час не особенно легким, и закоренелым врагом Советской власти он не был. Наоборот, где нужна была его помощь, он охотно шел помогать и помогал нашей организации. Во время Польской войны он доблестно защищал интересы Советской республики и грудью отстаивал интересы трудящихся, что рабоче-крестьянской властью было отмечено зачислением его в комсостав.

Члены Базковской ячейки - (пять подписей)>¹³.

И еще один документ того времени, выражающий отношение казаков к Харлампию Ермакову и к недавнему восстанию:

<Протокол общего собрания гр-н села Базки от 17 мая 1923 года:

Мы, нижеподписавшиеся гр-не села Базковского Вешенской волости в виду ареста гр-на нашего села Ермакова Харлампия Васильевича считаем своим долгом высказать о нем свое мнение. Ермаков все время проживал в нашем селе, также был хлеборобом, но случилась война и он попал на войну, совсем молодым, был ранен и по окончании таковой возвратился домой и занялся своими домашними делами. Случилось восстание и Ермаков как и все вынужден был участвовать в нем и хотя был избран восставшими на командную должность, но все время старался как можно более смягчить ужасы восстания. Очень и очень многие могут засвидетельствовать о том, что остались живы только благодаря Ермакову. Всегда и всюду при поимке шпионов и при взятии пленных десятки рук тянулись растерзать пойманных, но Ермаков сказал, что если вы позволите расстрелять пленных, то постреляю и вас, как собак, на это есть суд, который будет разбираться, а наше дело - только доставить коменданту. Восстание вообще носило характер какого-то стихийного действия. Как лошадь, когда ее взнуздают в первый раз - первое движение ринуться вперед и все порвать, так и в Верхне-Донском округе слишком непривычными показались мероприятия соввласти и народ взбунтовался и только после довольно крутых мер убедился в пользе действий советской власти...>¹⁴.

В заключении решения общего собрания сказано: <Конечно, советская власть может найти за Ермаковым преступления и судить его по закону, но со своей стороны мы высказываем о нем свое мнение, как о  честном, добросовестном хлеборобе и рабочем не боящемся никакого черного труда>¹⁵ - и подписи, десятки корявых подписей малограмотных людей, взывающих к пониманию.

Далее в деле - десятки писем и показаний жителей Вешенской округи в защиту Харлампия Ермакова, наглядно подтверждающие, что и в самом деле многие остались жить в ту пору благодаря его заступничеству:

<Я, нижеподписавшийся гр-н села Базки, бывший член партии и бывший красноармеец Кондратьев Василий Васильев, добровольно ушел в Красную армию в 1918 году, а мое семейство оставалось в Базках Вешенской волости. Во время восстания мое семейство хотели извести или побить, но гр-н Ермаков не допустил...>¹⁶.

<Я, нижеподписавшаяся гр-ка села Базки Панова Анастасия Тихоновна даю настоящее одобрение гражданину того же села Ермакову Х. В., что с 18-го года мой муж находился в Красной Армии:, и во время восстания 1919 года меня стали притеснять белые банды, грабить арестовывать. Тов. Ермаков стал на защиту и прекратил все это, что дал возможность спасти от разграбления имущества и меня от верной смерти>¹⁷.

Приведем также выдержки из протоколов допросов:

Лапченков Онисим Никитич:

<Лично я действий Ермакова не видел, но слышал, что он во время белых спас бывшего красноармейца Климова... от нападения белых; кроме того, во время отхода красных войск было нападение на оставшихся сторонников большевизма. Но Ермаков их спас>¹⁸.

Крамсков Каллистрат Дмитриевич:

<В 1919 году я вместе с Ермаковым был мобилизован и назначен в 32-й казачий полк белой армии. Здесь тов. Ермаков повел агитацию против офицеров и настаивал среди казаков бросить полк и разойтись по домам. Он сам покинул отряд, т.е. бросил командование взводом и пошел домой, а за ним и мы все казаки, приехавшие из с. Базковского...>¹⁹.

Большансков Козьма Захарович:

<Во время захвата белыми в плен красноармейцев он, Ермаков, всегда старался выручить таковых от грозившей им опасности и благодаря его личного ходатайства красноармейцы отпускались на свободу>²⁰.

Калинин Дмитрий Петрович:

<В 1919 году я ушел добровольно в ряды Красной Армии и возвратился из таковой лишь в 1920 году... Кода я прибыл из армии, то мои  дети, т.е. две девочки 7 и 10 лет, остававшиеся в Базках мне говорили, что во время пребывания белых пользовались от Ермакова покровительством и по его распоряжению им выдавались из интендантства хлеб и другие продукты, из чего я вижу, что Ермаков к советской власти относился с солидарностью>²¹.

Климов Иван Кириллович:

<Ермакова Харлампия Васильевича я до случая, когда я был красным милиционером и попал к белым в плен, не знал. Белогвардейцы вообще к совработникам относились зверски, а ко мне как к милиционеру и тем более, толпа кри[ча]ла <Убить его>, но Ермаков меня спас. Кроме того меня белые опять арестовывали раза 3 - 4 и каждый раз Ермаков являлся защитником, а в результате и спасителем, т.к. не будь Ермакова я безусловно был бы убит белыми>²².

В <Деле> нет ни одного показания, которое изобличило бы Харлампия Ермакова в жестокости или издевательствах над семьями красноармейцев или иногородними, в расстреле пленных.

Харлампий Ермаков, тайно помогавший во время восстания детям красноармейцев и спасавший милиционеров, выглядит своего рода казачьим Робин Гудом, пользовавшимся, судя по приведенным письмам, уважением и симпатией в округе. Казакам не могла не импонировать его личная храбрость, то, что он был отличный <рубака>, хороший воин, что подтверждалось не только четырьмя Георгиями и военной карьерой от рядового до офицера и красного командира, но и его боевыми свершениями во время восстания.

С просьбой отпустить мужа на поруки к властям обращалась и его молодая жена, Анна Ивановна Ермакова: <В виду того, что муж мой служил в Красной Армии при тт. Подтелкове и Кривошлыкове и участвовал в разгроме банд полковника Чернецова и генерала Семилетова, в последствие участвовал на Польском фронте и при разгроме войск Врангеля, получил в свое время революционные награды, шашку, револьвер и часы, а потому полагаю, что как ни велики бы были его преступления, он все же имеет право на снисхождение и к нему должна быть применена 3-х годичная давность указов в ст. 21 УК, ибо он вину свою вполне искупил, тем более, что после этого было  несколько амнистий>²³.

В книге Г.С. Ермолаева <Михаил Шолохов и его творчество> сообщается, что во время Вешенского восстания в 1919 году Харлампий Ермаков помог выйти на свободу арестованному повстанцами Петру Громославскому, - по просьбе его дочери Марии, будущей жены Шолохова. Об этом ему написала в своем письме из Вешенской 16 апреля 1998 года Н.Т. Кузнецова²⁴, дочь первого учителя Шолохова Т.Т. Мрыхина, сотрудник Шолоховского музея в Вешенской, как никто знающая историю этих мест.

Заступничество земляков дало результат: 19 июля 1924 года Харлампий Ермаков был отпущен из тюрьмы на поруки, а 29 мая 1925 года его <Дело> было прекращено за <нецелесообразностью>²⁵.

И хотя после выхода его из тюрьмы следствие продолжалось еще десять месяцев - до конца мая 1925 года - можно себе представить, с какой радостью встретили Харлампия Ермакова добившиеся его освобождения жители хутора Базки и всей Вешенской округи.

Михаил Шолохов и Харлампий Ермаков

Взаимоотношения Шолохова и Ермакова, на наш взгляд, - коренной вопрос для прояснения проблемы авторства <Тихого Дона>.

Нет сомнения, что столь заметную личность в Вешенской округе знали многие. Знали Ермакова и родители Шолохова. Не мог не знать его и Михаил Шолохов.

Собирая материал для романа о судьбе казачества в революции, он не мог обойти столь яркую и широко известную в его родных краях фигуру, как только что вернувшийся из заключения кавалер четырех Георгиев за империалистическую, комдив в пору Вешенского восстания и комполка в Конармии Буденного.

Подтверждение того, что их встречи имели место и произвели на Шолохова глубокое впечатление, - появление в главах <Тихого Дона>, написанных в 1925 году,  Абрама Ермакова. Как мы убедились, не только фамилия главного героя, но и его портретная характеристика, черты характера восходят к той же фигуре, которая станет прототипом Григория Мелехова - к Харлампию Ермакову.

Однако Шолохов впоследствии отказывается от намерения дать своему герою фамилию Ермаков. Думается, одной из причин было то, что писатель - вполне справедливо - счел неразумным столь тесно и открыто - фамилией - связать героя своего романа с Харламипем Ермаковым. Шолохов не раз подчеркивал, что Григорий Мелехов - характер обобщенный, тип времени, а не сколок с конкретного лица. Чтобы оттенить этот момент, он и ввел в действие романа Харлампия Ермакова как реальное действующее лицо.

Но это - не единственная причина. Вряд ли случайно Шолохов долгое время вообще избегал говорить о Харлампии Ермакове как о прототипе Григория Мелехова. И связано это, думается, прежде всего, с его трагической судьбой.

Первое упоминание об этом человеке в связи с <Тихим Доном> прозвучало в 1940 году в беседе писателя с И. Экслером, да и то скорей ради опровержения мысли о том, что Харлампий Ермаков - прототип Григория Мелехова, чем для ее утверждения. <Было бы ошибкой думать, что Шолохов, живущий в станице Вешенской, описывает своих героев, действующих на Дону, просто с натуры. Да, существовал казак Ермаков, внешнюю биографию которого Шолохов частично дал в Григории Мелехове. Рассказывают, что дочь этого Ермакова и посейчас учительствует в Базковском районе... Она смуглая, с черными как смоль волосами, вся в отца. Но из этого еще ничего не следует>²⁷, - заключает журналист.

Такую позицию, к сожалению, наше шолоховедение занимало долгие годы, а <антишолоховедение> занимает и до сих пор. Ни в одной из заметных книг довоенных и послевоенных лет, посвященных М.А. Шолохову и его роману <Тихий Дон> (В. Гоффеншефер <Михаил Шолохов. Критический очерк> М., 1940), И. Лежнев <Михаил Шолохов> (М., 1948); Ю. Лукин <Михаил Шолохов. Критико-биографический очерк> (М., 1955); Л. Якименко <Тихий Дон> М. Шолохова> (М., 1954), В.В. Гура, Ф.А. Абрамов <М. Шолохов. Семинарий> (Л., 1962) нет даже упоминания о Харлампии Ермакове, как прототипе Григория Мелехова!

Да и сам писатель долгие годы, практически до ХХ съезда партии, избегал говорить о прототипах героев <Тихого Дона> и, в частности, Григория Мелехова.

В декабре 1939 года, когда была завершена четвертая книга романа, на вопрос в ту пору ростовского корреспондента <Комсомольской правды> Анатолия Калинина имеют ли герои романа прототипов, Шолохов ответил: <И да, и нет. Многие, например, спрашивают о Григории Мелехове. Скорее всего это образ собирательный>²⁷.

В 1951 году на встрече с болгарскими писателями Шолохов несколько изменил свою позицию и приоткрыл завесу в вопросе о прототипах, признав: <Если говорить о романе <Тихий Дон>, то действительно, Григорий Мелехов имеет своего прототипа>²⁸.

Однако в доверительных беседах еще до войны и в первые послевоенные годы Шолохов называл имя главного прототипа Григория Мелехова. Так, критик-правдист И. Лежнев в своей книге <Путь Шолохова>, изданной в 1958 году, пишет, что когда в 1936 году Шолохов приезжал в Москву в связи с публикацией в <Правде> отрывков из романа, он рассказывал ему о казаке Ермакове, отдельные черты личности и биографии которого отразились в образе Григория Мелехова.

<Ермаков, говорил Михаил Александрович, был рядовым бойцом-кавалеристом казачьей части в первую мировую войну. За боевые подвиги получил полный комплект георгиевских крестов и медалей. В 1917 году сочувствовал революции, потом переменился, играл видную роль в Вёшенском восстании. После разгрома Деникина вступил в Первую конную, был командиром, отличился. Я видел у его родственников снимок группы кавалеристов во главе с Буденным. Там был и Ермаков. Бережно показывали его родственники серебряное оружие, шашку, которой его наградил за доблесть Буденный>³⁰.

Этот первый более или менее подробный рассказ Шолохова о Ермакове полностью совпадает с той информацией о нем, которая хранится в <расстрельном> <Деле>, а кое в чем и дополняет его. Это говорит о достаточно близком знакомстве писателя не только с самим Ермаковым, но и с членами его семьи, которые показывали ему - по всей вероятности, уже после ареста Ермакова - и его фотографию с Буденным, и серебряное оружие, полученное им в награду от командарма.

И. Лежнев рассказывает в своей книге, что когда он спустя некоторое время приехал в Вешенскую, то познакомился с дочерью Ермакова - учительницей хуторской школы, которую он именовал Пелагеей Евлампиевной³¹. И. Лежнев перепутал имя Ермакова, полагая, что его зовут Евлампий. Дочь Ермакова рассказала ему и о фотографии: <У нас до 1933 года была фотография. Там сидит Буденный и вокруг него в числе других - мой отец>³².

Следующее свидетельство М.А. Шолохова о Харлампии Ермакове относится к июлю 1947 года, когда у него в Вешках побывал литературовед В. Г. Васильев из Магнитогорского педагогического института и записал с ним беседу, которую писатель завизировал. На вопрос о прообразах героев <Тихого Дона> писатель ответил: <В романе нет персонажей, которые были бы целиком списаны с отдельных лиц. Все образы романа - собирательные, и вместе с тем в отдельных образах есть черты людей, существовавших в действительности. Так, в образе Григория Мелехова есть черты военной биографии базковского казака Ермакова. В облике Мелехова воплощены черты, характерные не только для известного слоя казачества, но и для русского крестьянства вообще. Ведь то, что происходило в среде донского казачества в годы революции и гражданской войны, происходило в сходных формах и в среде Уральского, Кубанского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, терского казачества, а так же и среди русского крестьянства. В то же время судьба Григория Мелехова в значительной мере индивидуальна>³³.

Заметим однако, что эти свидетельства М.А. Шолохова о прототипе Григория Мелехова опубликованы были только после смерти Сталина и после ХХ съезда - И. Лежневым - в 1958, а В.Г. Васильевым - в 1963 году.

И лишь 29 ноября 1974 года в беседе с К. Приймой М.А. Шолохов дал подробную характеристику Харлампия Ермакова и рассказал о своих отношениях с ним - эта беседа также была им завизирована. Приведем ее полностью.

<:Как пришла мысль в первой главе изобразить судьбу казака Прокофия и его жены - турчанки?

    - Все бралось из жизни, - ответил Шолохов. - У нас многие казаки имели жен иноплеменных. В станице Каргинской один казак привел себе в жены калмычку. И хорошо жили. У Ермакова Харлампия бабка была турчанка. А мою родню по материнской линии в хуторе называли <татарчуки>. Знать, было в роду что-то и от татар:

- Как был найден образ Григория?

<В народе, -  ответил Шолохов. - Григорий - это художественный вымысел. Дался он мне не сразу. Но могу признать теперь, что образы Григория, Петра и Дарьи Мелеховых в самом начале я писал с семьи казаков Дроздовых. Мои родители, живя в хуторе Плешакове, снимали у Дроздовых половину куреня: В разработке сюжета стало ясно, что в подоснову образа Григория характер Алексея Дроздова не годится. И тут я увидел, что Ермаков более подходит к моему замыслу, каким должен быть Григорий. Его предки - бабка-турчанка, четыре Георгиевских креста за храбрость, служба в Красной гвардии, участие в восстании, затем сдача красным в плен и поход на польский фронт, - все это меня очень увлекло в судьбе Ермакова. Труден у него был выбор пути в жизни, очень труден. Ермаков открыл мне многое о боях с немцами, чего из литературы я не знал... Так вот, переживания Григория после убийства им первого австрийца - это шло от рассказов Ермакова. И баклановскнй удар - тоже от него...

- А что такое баклановский удар? - спросил я.

- Один из приемов владения шашкой, - ответил Шолохов. - Однажды зимой я спросил у Ермакова об этом. <Хочешь, я покажу, - ответил он. - Есть у тебя шашка?> Шашка в доме имелась - это была шашка отца Марии Петровны... Так вот, Ермаков попробовал рукой лезвие шашки, попросил брусок. <Надо бы подправить>, - сказал. Затем надел шинель, пристегнул шашку и повел нас во двор показать, что такое баклановский удар. Возле сарая были сложены метровой длины березовые бревнышки толщиной до двадцати сантиметров. Взял Ермаков березовый столбик, поставил в снег перед нами, отступил на шаг-два и выхватил шашку из ножен. Тронул еще раз ее лезвие. Примерился. Пригнувшись, слегка взмахнул ею. Затем еще раз пригнулся и со всего маху - шашка аж засвистела над головой - как рубанет наискось... Срубленная половина бревнышка подпрыгнула и воткнулась в снег...

Шолохов сидит, курит и вспоминает:

- Семен Михайлович Буденный говорил мне, что видел Харлампия Ермакова в конных атаках на врангелевском фронте и что не случайно Ермаков был назначен начальником кавшколы в Майкопе.

Михаил Александрович взял фотокопию своего письма к Ермакову и быстро на нем написал:

<Тов. Буденный помнил его по 1-й Конной армии и отзывался о нем как об отличном рубаке, равном по силе удара шашкой Оке Городовикову.

29.11.1974                                        М. Шолохов>

- Однако, поверь, что и жизненного опыта Ермакова мне не хватило для того, чтобы создать образ мятущегося правдоискателя Григория Мелехова, несущего в се6e  отблески трагизма эпохи. Образ Григория - это обобщение исканий многих людей...

-   Давно ли вы познакомились с Ермаковым?

-  Давно. Он был дружен с моими родителями,- ответил Шолохов. - А в Каргинской, когда мы там жили, ежемесячно восемнадцатого числа бывал большой базар. С весны 1923 года Ермаков после демобилизации часто бывал у моих родителей в гостях. Позже приезжал и ко мне в вешки. В молодости, когда он имел верхового коня, никогда Ермаков не въезжал во двор, а всегда верхом сигал через ворота. Такой уж у него был нрав-характер:>³⁴.

Очевидно, что главное время общения М. А. Шолохова с Ермаковым  пришлось на пору, когда он вышел из тюрьмы, - начиная с июля 1924 года и до конца 1926 года, поскольку 20 января 1927 года Ермаков был арестован вновь.

Имеется и документальное подтверждение тому - письмо Шолохова Харлампию Ермакову, то самое письмо, на фотокопии которого Шолохов написал строки об отношении Буденного к Харлампию Ермакову. И его оригинал хранится в том <Деле>:

<Москва, 6/ IV - 26 г .

Уважаемый тов. Ермаков!

Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года.

Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с/г. Сведения эти касаются мелочей восстания В.-Донского. Сообщите письменно по адресу - Каргинская, в какое время удобнее будет приехать к Вам. Не намечается ли в этих м[еся]цах у Вас длительной отлучки?

С прив. М. Шолохов>³⁵.

на источник - <Дело> Харлампия Ермакова. Видимо, Прийма в ту пору получил фотокопию этого письма неофициально.

Между тем, только увидев воочию письмо Шолохова в <Деле>, начинаешь до конца понимать ту уклончивость и осторожность, с которыми говорил Шолохов о Харлампии Ермакове в связи с Григорием Мелеховым и <Тихим Доном>, равно как и его многозначительную оговорку, сделанную в беседе с И. Лежневым о Ермакове в 1939 году: <... через несколько лет после демобилизации Ермакова выяснились все его провинности во время восстания и он понес заслуженную кару>³⁷.

Письмо М.А. Шолохова Харлампию Ермакову, изъятое во время последнего ареста и обыска в его доме, хранится в <Деле> как вещественное доказательство в особом, отдельном пакете, вместе с особо важными для следствия документами: <Послужным списком> Харлампия Ермакова и <Протоколом> распорядительного заседания Северо-Кавказского краевого суда от 29 мая 1925 г ., прекращающего предыдущее <Дело> Ермакова <по нецелесообразности>.

Нам не известно, знал ли Шолохов, что его письмо Ермакову попало в руки ОГПУ и фигурирует в <Деле> как вещественное доказательство участия Ермакова в Верхне-Донском восстании. Но об аресте и расстреле прототипа своего героя он не мог не знать. Именно это обстоятельство и заставляло его долгие годы занимать столь осторожную позицию в вопросе о прототипе Григория Мелехова.

Уже говорилось, что Харлампий Ермаков был арестован вторично 21 января 1927 года по доносу и на основании секретного за ним наблюдения. В <Деле> хранится красноречивый документ, называющийся <Выписка из сведений>. совершенно очевидно, что эти <сведения> получены от <секретных сотрудников>. В <Выписке> сообщается, что <Ермаков Харлампий Васильевич... во время выборов руководил группировкой, которая агитировала против коммунистов на проведение своих лиц, объединяет вокруг себя кулаков, агитирует против Соввласти, старается провести лиц, лишенных права голоса, состоит членом с/совета. Б/б [бывший белый - Ф.К.] офицер, активный участник белой армии, командовал дивизией, в 1917 году был избран членом Войскового круга Донской области, в 1918 году в январе месяце Ермаков был избран Председателем Вешенского станисполкома, в то время вел агитацию к восстанию против Советской власти, где по инициативе Ермакова с офицерством было создано восстание, в коем Ермаков принимал активное участие, принял на себя командование, за боевые заслуги был произведен в чин хорунжего, в белой армии состоял до 1919 года... Руководил восстанием в Вешенском районе против Советской власти, вел беспощадную расправу с красноармейцами. Служа в Красной Армии, Ермаков умеет только примазываться и вести антисоветскую работу. В 1925 году привлекался к ответственности, как руководитель восстания, дело прекращено за давностью его преступления>³⁸.

Видимо, слежка за бывшим белым офицером велась давно и началась сразу после его оправдания в 1925 году. Велась она с совершенно определенной целью: получить хоть какой-то повод для нового ареста. Повторный арест означал и новое следствие, которое на этот раз велось жестко и предвзято, было лишено и тени объективности, сразу же приняло агрессивно-обвинительный характер. Примечательно и появившееся новшество: подписки о неразглашении, которые брали с вызванных в суд свидетелей.

В центре внимания следствия - ход Вешенского восстания и роль Харлампия Ермакова в нем. Из хода следствия явствует, что он играл в восстании исключительно важную роль - был вначале командиром сотни, а потом командиром дивизии, входил в круг организаторов и руководителей восстания, будто бы принимал участие в расстрелах и расправах над мирным населением, сочувствующим большевикам.

Харлампий Ермаков выбрал соответствующую линию защиты: как и во время первого своего ареста, он доказывал, прежде всего, что не был организатором восстания и оказался в рядах восставших чуть ли не подневольно, расправами и расстрелами пленных не занимался. <5-го марта 1919 года старики-казаки выбрали меня командиром сотни. Я со своей сотней участвовал в бою под станицей Каргинской, где было взято: пехоты 150 человек, 6-7 орудий и другое, - показывает Ермаков. - Некоторые из красноармейцев были приговорены к расстрелу, но я создал такую обстановку, что они остались живы>³⁹.

Свидетели рассказывают о некоторых конкретных эпизодах участия Ермакова - как командира повстанцев - в боях с Красной армией, некоторые из них стараются по мере сил защитить обвиняемого.

<В 1919 г . Ермаков во время восстания командовал дивизией, в его отряде служил и я, - показывает Павел Ефимович Крамсков. -  Однажды Ермаков во время боя взял в плен комиссара и двух красноармейцев, из них одного кр-ца убил Ермаков, а остальные направлены в штаб в Вешенскую>⁴⁰.

<В конце февраля или [начале] марта месяца была проведена мобилизация казаков Вешенской станицы для участия в войне. Базковским обществом было созвано собрание и порешили: поручить Ермакову Х.В. командование мобилизованными казаками, - показывает Григорий Матвеевич Топилин. - Тов. Ермаков вел командование мобилизованными казаками и во время сражений взятых в плен краноармейцев направлял в Верхне-Донской округ в станицу Вешенскую. Бывали случаи, что пленных после допроса совершенно освобождали. Расстрелов я лично не видел и о существовании таковых при штабе отряда не слышал. Взяты в плен под хутором Токинским один комиссар и 2 красноармейца, причем один из красноармейцев был убит во время схватки, а комиссара и второго красноармейца сейчас же отправили в Верхне-Донской округ, - о дальнейшей судьбе его я не знаю>⁴¹.

<В 1919 году Ермаков Харлампий командовал Базковской сотней восставших казаков против Соввласти. Из Красной армии ехал для переговоров к повстанцам военный комиссар с тремя красноармейцами. Ермаков с сотней захватили их в плен и доставили в штаб повстанческих войск и таковые были уничтожены. Во время командования частями Ермаков, как командующий правой стороны реки Дона, особенно отличился и числился краса и гордость повстанческих войск. В одно время из боев в 1919 году Ермаков лично зарубил 18 человек матросов. Во время боев на реке Дон, под командованием Ермакова, было потоплено в реке около 500 челов. красноармейцев, никому из комсомольцев, комсоставу красных никому пощады не давал, рубил всех>⁴², - таковы показания Андрея Дмитриевича Александрова, стремившегося <утопить> Харлампия Ермакова, преувеличить его <зверства> против <красных>.

Следствие имело очевидно обвинительный уклон, не брезгуя при этом и очевидными подлогами. Из показаний Александрова явствует, что Ермаков <лично зарубил 18 человек матросов> в бою.

В обвинительном же заключении, точнее - его <Конспекте>, представленном в Москву, сказано:

<В момент восстания Ермаков лично зарубил 18 чел. пленных матросов>⁴³. При этом дается отсылка к показаниям свидетелей, где нет и речи о <пленных> матросах.

При всей пристрастности следствие не смогло найти ничего достаточно серьезного для суда в дополнение к тому, что было обнаружено в 1923 - 1924 гг. Видимо, поэтому ростовское ОГПУ отказалось от судебного процесса над Харлампием Ермаковым и обратилось в Москву за разрешением решить его судьбу путем вынесения <внесудебного приговора>, каковой мог быть только одним: расстрелять.

Думается, с этим обращением в Москву за разрешением на <внесудебный приговор> Ермакову связано и формирование пакета, куда были вложены три документа - <Послужной список> Ермакова, оправдательный приговор предыдущего суда и письмо Шолохова Ермакову, - пакет этот  был присовокуплен к <Конспекту по следственному делу за № 7325>, направленному на рассмотрение в столицу. А это означает, что не только местные чины ОГПУ, но и Ягода лично ознакомился с письмом Шолохова Харлампию Ермакову.

Потребовались долгие десятилетия, чтобы имя Харлампия Ермакова - удивительного человека, своей феноменальной энергетикой и трагической биографией предопределившего бессмертный характер Григория Мелехова, было наконец восстановлено.

18 августа 1989 года <Постановлением Президиума Ростовского областного суда> дело производством было прекращено <за отсутствием в деянии Ермакова Х. В. состава преступления. Ермаков Харлампий Васильевич реабилитирован посмертно>⁴⁴.

Невзирая на все сложности и трагические обстоятельства жизни Ермакова, Шолохов не боялся с ним встречаться, беседовать часами, и хотя долгое время умалчивал о нем, как о прототипе Григория Мелехова, вывел его под собственным именем в своем романе.

Свидетельства земляков

Помимо свидетельств писателя и его письма Ермакову, имеются и документальные свидетельства об их встречах дочери Ермакова.

Еще в 1939 году, в беседе с И. Лежневым, базковская учительница Пелагея Ермакова, по мужу - Шевченко, так вспоминала о своем отце: <- Отец был очень буйным гражданином. Не хочется о нем даже вспоминать!

Но потом постепенно оживляясь, начала рассказывать:

- Человек он был очень хороший. Казаки его любили. Для товарища готов был снять с себя последнюю рубаху. Был он веселый, жизнерадостный. Выдвинулся не по образованию (только три класса кончил), а по храбрости. В бою он был как вихрь, рубил направо и налево. Был он высокий, подтянутый, немного сутулый...

В 1912 году он был призван на военную службу, империалистическая война застала его в армии... Вернулся отец сюда из действующей армии только в 1917 году. С полным бантом Георгиевских крестов и медалей. Это было еще до Октябрьской революции. Потом работал в Вёшках с красными. Но в 1918 году пришли белые. Советской власти у нас не стало с весны. В 1919 году отец не был организатором Вешенского восстания. Его втянули, и он оказался на стороне белых. Они сделали его офицером...

Когда белые покатились к Черному морю, то вместе с ними был и мой отец. В Новороссийске на его глазах бароны сели на пароход и уплыли за границу. Он убедился, что они использовали его темноту. Тогда он перешел на службу в буденовскую кавалерию. Повинился, раскаялся, его приняли в Первую конную, он был командиром, получал награды. У нас до 1933 была фотография. Там сидит Буденный и вокруг него в числе других - мой отец. Демобилизовался он из армии Буденного только в 1924 году, работал здесь в Комитете взаимопомощи до 1927 года.

В эти годы Шолохов с ним часто встречался, подолгу беседовал, собирал материалы о гражданской войне. А отец мог рассказать наиболее подробно, как активный участник гражданской войны. Приедет, бывало сюда Михаил Александрович - и ко мне: <Поля, на одной ноге - чтоб отец был здесь>⁴⁵.

Как видим, Пелагея Ермакова умалчивала, что стало с отцом в 1927 году; и демобилизацию из Конармии Буденного она относит к 1924 году, хотя это произошло в 1923 году, а в 1924 году он вышел из тюрьмы. Но в главном ее рассказы полностью совпадают с тем, что рассказывал о Харлампии Ермакове сам Шолохов.

В 1955 году с Пелагеей Харлампьевной  Ермаковой встретился шолоховед В. Гура. <Почти на окраине станицы, на идущей к берегу Дона улице, отыскал я тот самый казачий курень, где жил Харлампий Ермаков, - рассказывает он в своей книге <Как создавался <Тихий Дон>. - Хозяйка дома Пелагея Харлампьевна, женщина со смуглым лицом и смоляными волосами, уже кое-где тронутыми сединой, встретила неожиданного гостя не совсем приветливо. С неохотой отвечала она на вопросы об отце. Немало, видно, хлопот доставил он своим детям, немало пришлось им пережить:

пятнадцатилетней девочкой встретилась впервые с Шолоховым. Не многим и он был старше - пятью годами. Жил тогда в каргине, часто наведывался к своему старому базковскому знакомому Федору Харламову. Тот, бывало, просил Полюшку:

- Сбегала бы ты за Харлампием.

И Пелагея бежала, звала отца. Помнится ей, подолгу засиживался он с Шолоховым в горенке Харламовых. До поздней ночи, бывало, затягивались эти беседы. С нелегкой судьбой столкнулся совсем еще молодой писатель>⁴⁶.

Как видим, из уст дочери Харлампия Ермакова В. Гура получил убедительное подтверждение о неоднократных и продолжительных встречах Шолохова с ее отцом.

<Пелагея Харлампиевна выдвинула ящик комода, достала пожелтевшую от времени, истертую фотографию тех лет.

- Это все, что осталось от отца, - сказала она и протянула фотографию.

Смотрел с нее молодой еще, горбоносый, чубатый казак с усталым прищуром глаз много испытавшего в жизни человека, не раз глядевшего в лицо смерти. Нелегко, видно, дались Ермакову три Георгиевских креста, приколотых к солдатской шинели: четырнадцать раз был ранен, контужен. Слева, у самого эфеса шашки, держала его за локоть дородная женщина, покрытая шерстяной клетчатой шалью с кистями. Это Прасковья Ильинична, жена Ермакова⁴⁷.

И еще один рассказ - о встрече в 1955 году с дочерью Ермакова биографа и исследователя жизни и творчества Шолохова Константина Приймы в книге <С веком наравне>:

<:Будучи в хуторе Базки, я навестил учительницу Пелагею Харлампиевиу Ермакову-Шевченко. Невысокая, полная, еще не утратившая былой красоты, женщина вела со мной разговор о своем отце с болью и скорбью в черных глазах.

- С германского фронта, - рассказывала П.X. Ермакова,- мой отец вернулся героем - с полным бантом Георгиевских крестов, в чине хорунжего, на свою беду потом... Выслужился. Рискованный был казак. Был левша, но и правой рукой вовсю работал. В бою, слыхала я от людей, бывал ужасен. Примкнул к красным в 1918 году, а потом белые его сманули к себе, был у них командиром. Мама наша умерла в 1918 году. Он приехал с позиций, когда ее уже похоронили. Худой... исчерна-мрачный. И ни слезинки в глазах. Только тоска... А вот когда коня потерял, заплакал... Помню, это было в дороге, при отступлении нашем в Вешки, его коня - Орла - тяжело ранило осколком снаряда. Конь - белолобый, упал наземь, голову поднимает и страшно ржет-кричит! Отец кинулся к коню, в гриву уткнулся: <Орел мой, крылатик! Не уберег я тебя, прости, не уберег!> И покатились у него слезы... Отступал отец до Новороссийска с белыми, а там сдался Красной Армии и служил у Буденного, в командирах ходил...

<:> После демобилизации отец жил тут, в Базках, с нами. В 1926 году Михаил Александрович Шолохов - тогда молодой, чубатый, голубоглазый - частенько приезжал в Базки к отцу. Бывало, мы с дочерью Харламова, Верочкой, играемся или учим уроки, а Михаил Александрович приедет и говорит мне: <А ну, чернявая, на одной ноге смотайся за отцом!> Отец приходил к Шолохову, и они подолгу гутарили у раскрытого окна перед Доном - и до самой зари, бывало... А о чем - это вы спросите при случае у Михаила Александровича...>⁴⁸.

Краевед Г.Я. Сивоволов приводит свою запись беседы с Пелагеей Харлампиевной Ермаковой, учительницей, награжденной за многолетний труд орденом Ленина; долгое время она жила в Базках, потом переехала в Вешенскую. В беседе с ним Пелагея Харлампиевна вспоминала некоторые любопытные эпизоды из жизни своего отца, которые нашли место на страницах романа и прямо перекликаются с рассказом о нем Шолохова: <Приезжая домой, отец обычно не въезжал через калитку,- вспоминает она,- а перемахивал ее. Как обычно, садясь за стол, отец меня и брата сажал на колени, ласкал, давал подарки>⁴⁹.

К. Прийма в 1955 году застал в живых казака хутора Базки Якова Фотиевича Лосева, который, будучи участником гражданской войны на Дону со стороны красных, лично знал Харлампия Ермакова. Яков Лосев рассказал К. Прийме:

<- Видишь, тут и жил Ермаков Харлампий Васильевич, послуживший, по словам самого Шолохова, предтечей Гришки Мелехова<:> Вот его курень... Харлампиев дед привел себе жену из туретчины, которая родила ему сына Василия- турка:  <:> У Василия-турка детей была - куча. И Харлашу трех лет отдал отец на воспитание своей родне, к нам, в Базки, бездетному казаку Солдатову. Вот его баз и курень над Доном. Наш Харлампий, черный, горбоносый, красивый и взбалмошный, ушел с Базков на царскую службу. На германском фронте заслужил четыре креста Георгия, стал хорунжим. В революцию примкнул в Каменской к Подтелкову. Мы избрали его в Базках в ревком. Был он, Ермаков, рядом с Подтелковым, когда тот зарубил есаула-палача Чернецова. А позже Харлампий примкнул к белым. И был свидетелем казни отряда Подтелкова в Пономареве, но из своей сотни не дал ни одного казака в палачи, всех увел обратно в Базки. А позже, уже в Вешенском восстании 1919 года, командовал полком, а затем и конной дивизией. Вскоре у него тут, в Базках, умерла жена. Он приголубил себе сестру милосердия и отступил с нею на Кубань. В Новороссийске сдался красным, наверное, скрыл свои грехи по восстанию. На Польском фронте в Первой Конной командовал эскадроном, затем - полком. После разгрома Врангеля Буденный назначил Ермакова начальником кавшколы в Майкопе. Вот она, какая планида ему вышла: <:> На польском фронте он здорово отличился у Буденного, был начальником кавшколы в городе Майкопе. После демобилизации Ермаков вернулся в Базки, недолгое время был председателем комитета взаимопомощи. Затем вдовы и партизаны потребовали у Харлампия ответа за его черные дела в дни Вешенского восстания. В 1927 году Ермаков был изъят органами ГПУ и, кажется, сослан на Соловки или даже расстрелян. Такова биография Ермакова, таковы действительные факты его жизни:

- Да, судьба его трагична,-сказал я.- Но я думаю, что и в Ермакове было что-то стоящее, что и привлекло к нему внимание Шолохова...

- Стоящее? - переспросил Лосев. - Наверное, было....Ведь он знал все о Вешенском восстании, хорошо знал Кудинова - командующего мятежом, и знал об этом все досконально! Все-таки был комдив-1. Стоящее, видать, было... Я все говорю к тому, чтобы приоткрыть самое главное: <Тихий Дон> мог быть написан и был написан только в Вешках! Всмотрись и вдумайся, как глубоко он врос в землю вешенскую - в наши Базки и в хутор Плешаков, где жил и .работал отец Михаила Александровича, где ставил на ноги Советскую власть коммунист, машинист мельницы Иван Сердинов - Шолохов в своем романе назвал его Котляровым... И в Усть-Хоперскую, из которой вышел батареец, беспартийный большевик Федор Подтелков и генерал-атаман Каледин; и в Боковскую, давшую нам романтика Михаила Кривошлыкова; и в Каргинскую, которая столь же ярко запечатлена в романе и где, кстати сказать, отрок Шолохов - по заверению старожилов - из  уст самого Харлампия Ермакова услыхал весть о трагической гибели подтелковцев. Врос <Тихий Дон> и в самые Вешки, как окружную станицу, и как центр мятежа казаков в начале января 1919 года против генерала Краснова, и как центр мятежа этих же казаков против расказачивания Дона троцкистами в марте 1919 года, мятежа, который затем превратился в контрреволюционный... Чтобы написать <Тихий Дон>, все это надо было знать из жизни, изучить по документам, досконально выверить, перелопатить горы материалов в архивах, выслушать сотни - а может, и тысячи! - человеческих исповедей, вдохнуть их в человеческие образы, каждый ,из коих стал самобытен, неповторим и незабываем. Чтобы все это сделать, - заключил старик Лосев, - надо было также родиться на вешенской земле и к тому же родиться Шолоховым!>⁵⁰.

Мы приводим столь подробные и неопровержимые свидетельства о взаимоотношениях Шолохова и Харлампия Ермакова потому, что <антишолоховеды> ставят под сомнение даже сам факт знакомства писателя с Харлампием Ермаковым, и, как указывалось ранее, подлинность письма Шолохова Ермакову. Между тем Прийма встретил в Базках казака Якова Федоровича Пятикова, называвшего себя ординарцем Ермакова, который рассказал ему:

< - Михаил Александрович Шолохов приезжал к Харлампию Васильевичу в Базки, и не раз.  И подолгу беседовали они. Все, конечно, о войне германской и гражданской. Ну, моему командиру было что вспомнить и рассказать. Имел Ермаков от Шолохова книжечку его рассказов и письмо. В одночась показывал мне...

-    Письмо?! Это верно?

-    Вот те крест! - ответил Пятиков. - Писал из Москвы Шолохов, что нужен ему Харлампий Васильевич. По делу. По какому? В одночась мой командир сказал, что все больше его, Шолохова, восстание Вешенское волнует...

-    Когда же это было?

-    Давно, - протянул старик. - Так давно, что уже в очах темно... Наверное, в году 1925 или в 26-м...>⁵¹.

Как видим, казак из хутора Базки Яков Федорович Пятиков знал о письме Шолохова Ермакову задолго до того, как о нем узнал К. Прийма, получив доступ к <Делу> Ермакова.

Процитированный рассказ Якова Пятикова - еще одно убедительное свидетельство близости Шолохова и Ермакова, приведенное самым близким к Ермакову человеком, который жил рядом с ним на хуторе  Базки, был его ординарцем во время восстания, а потому действительно мог знать, как он говорил,  <многое и очень интересное из жизни и невзгод Харлампия Ермакова>⁵².

И, наконец, еще одно подтверждение того, что именно Харлампий Ермаков был прототипом Григория Мелехова, - не кого-нибудь, но командующего Верхнедонским восстанием Павла Кудинова. Находясь в Болгарии, на заданный К. Приймой вопрос: <Что вы скажете о главном герое <Тихого Дона> - Мелехове?>, он ответил:

< - Среди моих командиров дивизий Григория Мелехова не было, <:> Это вымышленное лицо. Возглавлял первую в романе мелеховскую дивизию хорунжий, георгиевский кавалер из хутора Базки Харлампий Васильевич Ермаков. В романе он у Григория Мелехова командует полком. Ермаков был храбрый командир, забурунный казак. Многие его приметы, поступки и выходки Шолохов передал Григорию Мелехову>.

< - Что вы имеете в виду?>

< - Да то, что бабка Харлампия - турчанка, - ответил Кудинов. - И то, что он - хорунжий с полным бантом крестов Георгия, что некоторое время был у красных с Подтелковым. Я Харлампия знал хорошо. Мы с ним - однополчане. И его семейную драму я знал. Его жена трагически умерла в восемнадцатом году, оставив ему двух детишек: А его заполонила новая любовь. Тут такие бои, земля горит под ногами, а Харлампия любовь крутит-мутит: <:> Возле хутора Климовка порубил Харлампий Ермаков матросов в бою, а потом бился <:> головой об стенку. И эти его вечные вопросы <Куда мы идем? И за что воюем?> - тоже правда: В романе все это звучит на высоких нотах, краски сгущены, трагедия, одним словом... Так в этом же и сила, и глубина, и пленительность таланта Шолохова>⁵³.

Эти слова руководителя Верхнедонского восстания Павла Кудинова, подтверждающие истинность изображения в <Тихом Доне> исторических событий, а также тот факт, что прообразом Григория Мелехова, исключительно близким к оригиналу, был Харлампий Ермаков, для прояснения проблемы авторства <Тихого Дона> исключительно важны.

<Служивская> биография

Сопоставим на основе <Дела> Ермакова и текста романа воинский <служивский> путь Григория Мелехова и Харлампия Ермакова. Начнем с предвоенных лет и германской войны.

Харлампий Ермаков	Григорий Мелехов
Харлампий Ермаков: Родился 7 февраля 1891 года в хуторе Аптиповском Вешенской станицы Области Войска Донского54. Харлампий Ермаков: В январе 1913 года призван на действительную военную службу в 12-й Донской казачий полк55. Харлампий Ермаков: После призыва в составе 12-го Донского казачьего полка оказался в местечке Радзивиллов, в четырех верстах от русско-австрийской границы56.	Григорий Мелехов: Родился примерно в 1892 году в хуторе Татарском Вешенской станицы Области Войска Донского. Григорий Мелехов: В январе 1914 года призван на действительную военную службу в 12-й Донской казачий полк.

Григорий Мелехов: После призыва в составе 12-го Донского казачьего полка оказался в местечке Радзивиллово рядом с русско-австрийской границей.

Разница на год в рождении определяет и разницу в датах военной службы.

Здесь необходим комментарий. Почему вдруг и Григорий Мелехов и Харлампий Ермаков начинают военную службу в местечке Радзивиллов в далекой Галиции? Это объясняется тем порядком, который был установлен для казачьих полков в Русской армии. Их комплектование было связано с местностью - каждый имел постоянный номер и формировался, в свою очередь, в строго определенных округах и станицах. Порядок службы и расквартирования этих полков так же был строго распределен. Местом расквартирования 12 Донского казачьего полка, формировавшегося из казаков вешенской округи, было установлено местечко Радзивиллов: в случае войны он должен был прикрывать австрийскую границу.

В литературе Радзивиллов как место расквартирования 12-го Донского казачьего полка не остался без внимания. Так, эмигрантский писатель В.И. Сагацкий (его отец во время германской войны служил в 12-м полку) опубликовал в журнале <Родимый край> (Париж) очерк <Радзивиллов>. В нем упоминаются  многие детали военного казачьего быта, реальные события и лица, отраженные в <Тихом Доне>. В частности, здесь фигурирует реальное лицо - командир Василий Максимович Каледин, старший брат генерала Алексея Каледина, -будущего донского атамана. Реальная фигура в 12-м полку - и прямой начальник Мелехова, командир четвертой сотни подъесаул Полковников. Это он повел сотню в первую атаку, а позже подписал письмо Пантелею Прокофьевичу о том, что его сын Григорий пал смертью храбрых. Сагацкий сообщает, что в 1917 году есаулу Полковникову было суждено стать последним командиром Петроградского военного округа при Временном правительстве и быть расстрелянным большевиками⁵⁷.

Реальные случаи, а не выдумка писателя - коллективное изнасилование казаками горничной, и спасение жизни командира 9-го драгунского полка, описанные в романе. Как сообщает Г. Ермолаев в своей работе <Исторические источники "Тихого Дона", есаул Цыганков из 12-го полка зафиксировал эти реальные события в своих воспоминаниях, <которые он читал группе офицеров зимой 1917 - 1918 года. Одним из слушателей был Святослав Голубинцев, по мнению которого Цыганков послужил прототипом есаула Калмыкова в "Тихом Доне">⁵⁸.

Как же все эти факты, детали и реальные события из жизни 12-го Донского казачьего полка могли попасть на страницы <Тихого Дона>?

Конечно же, только со слов тех казаков, которые в это время служили в полку, и, в первую очередь, - со  слов Харлампия Ермакова. Как говорил Шолохов местным краеведам, учителям Вешенской средней школы Н.Т. Кузнецовой и В.С. Баштанник, <биография Мелехова и биография Ермакова (служивская) совершенно идентичны, вплоть до момента расположения полка перед войной у Бродов>. Совершенно очевидно, что писатель подчеркивает факт идентичности месторасположения 12-го казачьего полка перед войной в районе Бродов, как в жизни, так и в романе, в местечке Радзивиллов.

Учителя же сделали из этого замечания Шолохова совершенно неправильный вывод: <в дальнейшем мы почти не находили ничего общего в воинских биографиях Ермакова и Мелехова>⁵⁹. Это утверждение опровергается материалами <Дела> Харлампия Ермакова. Опираясь на них, проследим дальнейший <служивский> путь Харлампия Ермакова и Григория Мелехова.

Харлампий Ермаков	Григорий Мелехов
Харлампий Ермаков: По данным <Послужного списка> 14 июля 1914 года в составе 12-го Донского казачьего полка <выступил на германско-австрийский фронт>60.

Харлампий Ермаков: В составе 12-го Донского полка с июля 1914 по ноябрь 1916 года находился на австрийском фронте61. Харлампий Ермаков: Судя по послужному списку, получил восемь ранений: после первого - на австрийском фронте - был направлен на лечение на станцию Сарна, где пролежал два месяца; последнее ранение - на Румынском фронте 20 ноября 1916 года, <под высотой 1467, в левую руку>, после чего направляется на лечение в город Пуропелицы, а потом - в Ростов, где лечился два месяца>62. Харлампий Ермаков: За время боевых действий к ноябрю 1916 года награжден четырьмя Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями четырех степеней.

Григорий Мелехов: В июле 1914 года в составе 12-го Донского казачьего полка принимает участие в боях на российско-австрийской границе и на территории Австрии.   Григорий Мелехов: В составе 12-го Донского полка с июля 1914 по ноябрь 1916 года находился на австрийском фронте.   Григорий Мелехов: Получил во время боев несколько ранений: в голову под Каменка-Струмилово, на австрийском фронте, после чего находился в Москве на излечении в больнице доктора Снегирева; еще одно в руку - на румынском фронте, при штурме высоты 720; после излечения поехал в отпуск в хутор Татарский.     Григорий Мелехов: За время участия в боях, к ноябрю 1916 года награжден четырьмя Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями четырех степеней.

Как видим, в романе имеет место чуть ли не пунктуальное совпадение воинских биографий Григория Мелехова и Харлампия Ермакова.

Те же факты биографии Х. Ермакова, которые мы привели по его <расстрельному> делу, приводит в своей статье <Герои из <Тихого Дона> местный краевед из станицы Преображенской Г. Маноцков (опубликована в газете <Казачий круг>). Маноцков пишет о Харлампии Ермакове: <Как рассказывают документы, на службу ушел в 1913 году, которую проходил в 1 сотне 12 Донского казачьего генерал-фельдмаршала князя Потемкина - Таврического полка: Полк входил в состав 11 кавалерийской дивизии.

Войну начал на Юго-западном фронте, уже 26 июля 1914 года; на третий день войны с Австрией полк с боя взял местечко Лешнев. Первым из полков дивизии перешел австро-венгерскую границу. Чудеса храбрости показывали казаки полка, об этом говорят цифры: на 10 ноября 1915 года четыре офицера награждены Георгиевским оружием, Георгиевский крест 1-й степени имели 10 казаков, 2-й степени - 30 человек, 3 степени - 81 казак, 4 степени - 30 человек.

Одним из первых в полку Георгия получил Харлампий Васильевич Ермаков, о его награждении в октябре 1914 года писала газета <Донские областные вести>. Читая скупые строчки журнала боевых действий полка, видно, что полк с 11 по 20 сентября 1914 года в составе дивизии участвовал в блокаде в Перемышле и вел разведку. За одну из таких разведок приказом по II армейскому корпусу от 1 сентября 1914 года казак Ермаков Х. Награжден Георгиевским крестом 4 ст. №2605> (<Казачий круг>, 18 мая 2000 г .).

Харлампий Ермаков - один из немногих в полку получил Георгиевский крест всех четырех степеней. По словам Шолохова, Харлампий Ермаков, обладавший <памятливостью> и даром рассказчика, щедро делился с молодым писателем своими воспоминаниями, впечатлениями, деталями и подробностями тех боевых эпизодов, в которых принимал участие.

Напомним хотя бы крайне выразительное свидетельство Шолохова, как много открыл ему Харлампий Ермаков о боях с немцами: <- И баклановский удар - тоже от него>.

В романе <Тихий Дон> Григория Мелехова учит <баклановскому удару> казак из станицы Казанской Алексей Урюпин по прозвищу <Чубатый>.

В действительности <баклановским ударом> в совершенстве владел Харлампий Ермаков. Вот как говорил об этом встречавшийся с Ермаковым казак Бузырев:

<Владел и левой рукой. Срубленный Ермаковым всадник падал с седла постепенно, не сразу>⁶³.

<Служивские> биографии Харлампия Ермакова и Григория Мелехова после ранения того и другого в ноябре 1916 года на румынском фронте также очень схожи - если иметь в виду последние месяцы предреволюционного 1916 года и время февральской революции. В <служивской> биографии того и другого имеется <пауза>, которая захватывает период - с ноября 1916 по май 1917 года. <Послужной> список Харлампия Ермакова свидетельствует, что, начиная с ноября 1916 и по май 1917 года он находился на излечении, а затем - в отпуске. <Служивская> биография Григория Мелехова с начала ноября 1916  по май 1917 года <зеркально> повторяет биографию Харлампия Ермакова. Григорий Мелехов в течение всего этого времени выведен из действия и почти не присутствует во второй книге <Тихого Дона>.

Но вот приходит весна 1917 года.

Харлампий Ермаков

Григорий Мелехов

В мае 1917 года назначен командиром взвода во 2-й Запасный Донской казачий полк, расположенный в станице Каменской, и <по георгиевскому статусу> про-изведен в хорунжие64.	В январе 1917 года произведен за боевые отличия в хорунжие. Назначен во 2-й Запасный Донской казачий полк взводным офицером.

Харлампий Ермаков практически не участвовал в событиях, предшествовших февральской революции, равно как и в тех, которые готовили переход от Февраля 1917 к Октябрю 1917 года, включая и корниловский мятеж.

Не участвовал в этих событиях и Григорий Мелехов.

Зато оба они одинаково встречают Октябрь 1917 года: Ермаков <выступил против белых банд атамана Каледина, есаула Чернецова>, Григорий Мелехов - <подался на сторону большевиков>, взял на себя командование отрядом из 300 человек.

Оба в январе встретились с Подтелковым.

Оба были ранены в бою с отрядом Чернецова: Ермаков - под станцией Лихая; Мелехов - под станцией Глубокая.

Участие Харлампия Ермакова в отряде Подтелкова, включая убийство Подтелковым есаула Чернецова, казнь Подтелкова и Кривошлыкова - как они предстают в биографии Ермакова и на страницах <Тихого Дона>, совпадение этих обстоятельств - будет подробно рассмотрено нами далее.

А пока - хотя бы кратко - рассмотрим еще один немаловажный вопрос: как соотносятся <служивские> биографии Харлампия Ермакова  и Григория Мелехова в ключевой для <Тихого Дона> период - во время Вешенского восстания.

Комдив-1

Возникает еще один вопрос, немаловажный для прояснения проблемы авторства <Тихого Дона>: из каких источников его автор мог получать информацию о Вешенском восстании, - настолько полную, надежную и всеобъемлющую, что она позволила воссоздать ход этого восстания на страницах романа с документальной достоверностью.

Вопрос непраздный. До публикации романа Шолохова о Вешенском восстании знали и помнили только на Дону.

После гражданской войны ни в советской, ни в белогвардейской историографии об этом восстании не появилось почти ничего. Лишь в 1931 - 1932 годах в журнале <Вольное казачество> в Праге был опубликован <исторический очерк> Павла Кудинова <Восстание верхнедонцев в 1919 году>⁶⁵, - уже после того, как третья книга романа, посвященная восстанию, в основном была написана.

Беседуя с читателями в 1930 году, Шолохов говорил прямо: <Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде>⁶⁶. Все, что можно было к этому времени узнать в открытых советских источниках о Вешенском восстании, исчерпывалось несколькими абзацами в книге Н.Е. Какурина <Как сражалась революция> (М.-Л., 1925).

В своей краткой характеристике этого восстания Н.Е. Какурин исходил из единственного источника - <Стратегического очерка наступательной операции Южного фронта за период январь-май 1919 года. //Труды Комиссии по исследованию и использованию опыта войны 1914-1918 гг.> (М., 1919), - <закрытого> документа, создававшегося для командиров Красной армии. Шолохов вряд ли был знаком с ним; во всяком случае, он на него никогда не ссылался.

Из этого документа Н. Какурин взял конкретные характеристики восстания, определив число восставших в 15 000 человек при нескольких пулеметах. Шолохов взял на себя смелость оспорить эти данные Какурина и советских генштабистов. В своем примечании к журнальному тексту романа <Тихий Дон>, опубликованному в июльской книжке <Октября> за 1932 год и впоследствии снятом из книжных публикаций романа (видимо, в связи с арестом в 30-е годы Н. Какурина), он писал: <На самом же деле повстанцев было не 15 000 человек, а 30 000-35 000, причем вооружение их составляло не несколько пулеметов, а 25 орудий, около 100 пулеметов и по числу бойцов почти полное количество винтовок. Кроме этого, в конце раздела, посвященного характеристике Верхнедонского восстания, есть существенная неточность: оно (восстание) не было, как пишет т. Какурин, подавлено в мае, на правом берегу Дона. Красными экспедиционными войсками была очищена территория правобережья от повстанцев, а вооруженные повстанческие силы и все население отступили на левую сторону Дона. Над Доном, на протяжении 200 верст, были прорыты траншеи, в которых позасели повстанцы, оборонявшиеся в течение двух недель, до Секретевского прорыва, до соединения с основными силами Донской армии>⁶⁷.

В споре  с официальной военной историографией начала 20-х годов ближе к истине был Шолохов. Павел Кудинов в своем очерке <Восстание верхнедонцев в 1919 г .> ссылается на штаб Донской армии: <в оперативной сводке штаба Донской армии... значилось, что против восставших верхнедонцев, насчитывающих до 25 000 бойцов, действует 40 000-ая армия красных>⁶⁸. А в показаниях на допросе в СМЕРШе в 1945 году он назовет более точную цифру участников восстания: 30 000 -35 000 человек, что совпадает с данными Шолохова.

В пользу Шолохова - и свидетельство П. Кудинова о вооруженности восставших: <Армия восставших, в двадцатидневный срок одерживая славные победы над сильнейшим врагом, с каждым днем крепла и технически и духовно; в каждом полку были пулеметные команды, винтовку приобрел каждый, появились и пушки>⁶⁹. Правда, проблемой были патроны. И снаряды.

Так что Шолохов, обозначив число повстанцев в пределах не 15 000, a    30 000 - 35 000, указав наличие у повстанцев большого количества пулеметов, пушек, винтовок, оказался куда ближе к исторической истине,  чем историограф Красной армии.

Откуда такая осведомленность при почти полном отсутствии в то время письменных источников о Верхнедонском восстании, позволявшая ему оспорить книгу Н. Какурина и документы генштабистов?

Ответ один - писатель опирался на устные источники, в которых был настолько уверен, что шел на открытый спор с документами Генерального штаба. Столь широкими и точными сведениями о верхнедонском восстании стратегического характера могли располагать лишь руководители его, имевшие представление не только о конкретных операциях, но и о его общем размахе. Таким человеком и был Харлампий Ермаков, один из руководителей восстания, правая рука Павла Кудинова, его однополчанин и близкий друг. Неслучайно в своем уже упоминавшемся историческом очерке Кудинов пишет о Ермакове - <комдиве 1> больше, чем обо всех остальных военных руководителях восстания, вместе взятых. И недаром, видимо, следователи ОГПУ долгое время считали Харлампия Ермакова руководителем Вешенского восстания, хотя сам он  упорно доказывал, что это не так.

Практически из всех командиров повстанческих дивизий, полков и бригад - <офицеров из народа>, как их характеризовал П. Кудинов, из всех руководителей Вешенского восстания, кто мог обладать обобщенной, стратегической информацией о восстании и сообщить ее автору романа <Тихий Дон>, после 1919 года в реальности оставался один Харлампий Ермаков. Остальные, как уже говорилось выше,  или погибли в огне гражданской войны, или (немногие) ушли в эмиграцию. И лишь благодаря тому глотку свободы, который по милости следователя и благодаря заступничеству земляков Харлампий Ермаков получил в 1924 - 1926 годах, правда о Вешенском восстании через роман М.А. Шолохова дошла до людей.

Чтобы показать предметно, что именно свидетельства Харлампия Ермакова и частично личные впечатления <отрока> Шолохова могли лечь  в основу фактографии глав, посвященных Вешенскому восстанию, сопоставим текст романа с материалами <Дела> Ермакова.

С.Н. Семанов в своей книге <Тихий Дон> - литература и история> замечает, будто "в <Тихом Доне> ни прямо, ни косвенно не приводится дата начала вешенского мятежа, но по роду (опечатка: видимо, по ряду - Ф.К.) обстоятельств можно установить, что действие происходит до начала марта"⁷⁰. Но это не так. В романе указана точная дата начала Вешенского мятежа, совпадающая с той реальной датой, которую впоследствии установили историки.

XXVII глава шестой части <Тихого Дона> начинается так: <25 февраля. На второй день после приезда с Сингина, Кошевой направился в Вешенскую узнать, когда будет собрание комячейки> (4, 189). Приехав в Вешенскую, он <стал на квартиру>, а наутро, придя в ревком, узнал, что в округе неспокойно: в Казанской шел бой, в Еланской <что-то нехорошо>. И в Вешенской вдруг послышались выстрелы где-то за станицей. <Мишка побелел, выронил папиросу. Все бывшие в доме кинулись во двор. Выстрелы гремели уже полнозвучно и веско. Возраставшую пачечную стрельбу задавил залп, завизжали пули, заклацали, брызгаясь в обшивку сараев, в ворота<...> переворот вступал в права> (4, 190, 191).

Такова точная дата начала восстания в <Тихом Доне>: с 25 на 26 февраля (по старому стилю).

Мы имеем сведения о начале мятежа можно сказать из первоисточника - <исторического очерка> Павла Кудинова <Восстание верхнедонцев в 1919 году>. И хотя этот очерк был написан в значительной степени по памяти - десять лет спустя после восстания, тем не менее, автор приводит о нем очень точные сведения. П. Кудинов пишет: <Казаки хутора Шумилина (Казанск[ой] ст[аницы]), зорко наблюдая за передвижениями частей красного пополнения, в ночь под 26 февраля 1919 г . напали на спящий карательный отряд, расположенный в том же хуторе. Комиссары были уничтожены. Истребив отряд грабителей в хуторе Шумилине, доблестные шумилинцы с присоединившимися казаками ближайших хуторов в конном строю помчались в станицу Казанскую, уничтожая по пути красных. В попутных же хуторах призывали казаков присоединиться, и все, кто мог, седлали коней и спешили к родной станице. Около пяти часов ночи под вой зимней вьюги конные повстанцы под командою подхорунжих и урядников окружили станицу Казанскую. Разбившись на группы и определив роль каждой, повстанцы в пешем строю бесшумно двинулись в центр станицы, <ликвидируя> на месте патрули и часовых... Уничтожив красных в Казанской, восставшие в количестве 250 человек двинулись на станицу Мигулинскую, лежавшую в 12 верстах от Казанской, захватывая сторожевые пункты наблюдателей>⁷¹.

Наконец в ночь под 27 февраля конная сотня под командой подхорунжего Емельяна Ермакова (брата Харлампия) выступила на Вешенскую, а утром 29 февраля, сообщает П. Кудинов, - 1-я Решетовская конная сотня в составе 170 человек под командой подхорунжего Ломакина заняла станицу Еланскую. В ночь на 1 марта отряд хорунжего Харлампия Ермакова выступал на станицу Каргинскую (захватив во время этого рейда красного командира Лихачева).

Так - по свидетельству Павла Кудинова -разворачивались события в первые дни Вешенского восстания. И эта последовательность событий как во времени, так и в пространстве точно отражена в <Тихом Доне>.

Позже <восстали еланские и вешенские с энтой стороны. Фомин и вся власть из Вешек убегли на Токин. Кубыть восстала Казанская, Шумилинская, Мигулинская.. <:> В Еланской первым поднялся Красноярский хутор> (4, 195).

В определении центра мятежа Шолохов оказался даже точнее, чем штаб Южного фронта. По свидетельству Семанова, в документах Штаба начало мятежа приписано станице Еланской⁷².Эта же информация повторена и в телеграмме командующего Южным фронтом Главкома Красной Армии 15 марта 1919 г .: <Первой 11 марта восстала станица Еланская>⁷³. Эта информация была механически перенесена из документов штаба Южной армий в телеграмму Главковерху. Информация ошибочная. И в <Тихом Доне>, и в воспоминаниях П. Кудинова говорится о том, что восстание в Еланской началось после Шумилина, Казанской, Мигулинской  и Вешенской. Этого не знал штаб Южной армии, так как не имел проверенных информантов. Но это знал Шолохов.

Фактически <Тихий Дон> был не только художественной эпопеей о жизни донского казачества, но и первой документальной историей Вешенского восстания.

Откуда в романе столь точная информация о начале и ходе восстания?

Обратимся снова к <Делу> Харлампия Ермакова. Доказывая следователю, что он не был организатором восстания, в своем заявлении председателю Донского областного суда от 4 июня 1924 г . (то есть когда он был освобожден под поручительство, но находился под следствием), он пишет: <Я, Ермаков Харлампий Васильевич восстание не организовывал и не руководил им... принять на себя дело организатора... я при всем желании не мог, ибо сама организация началась со станицы Казанской и Мигулинской Дон[ского] окр[уга], в то время как я находился в Базках Вешенской вол[ости] на расстоянии 50 верст>⁷⁴.

Ранее в своих показаниях 24 мая 1923 года Ермаков говорил: <В 1919 году в феврале месяце в станицах Казанской, Мигулинской, Вешенской, Еланской было восстание против Соввласти>⁷⁵. Эта информация Ермакова подтверждается в <Деле> и свидетельскими показаниями. Так, казак Каргинской станицы Богачев на допросе сказал: <Кем было организовано восстание, я не знаю, т.к. восстание организовывалось не в Каргинской, а в Казанской станице>⁷⁶.

Кто же они - организаторы и руководители Вешенского восстания? Люди эти названы в романе <Тихий Дон> с документальной точностью, что подтверждает очерк П. Кудинова и исследования современных историков.

<Вешенская, как окружная станица, стала центром восстания, - говорится в романе. - После долгих споров и толков решили сохранить прежнюю структуру власти. В состав окружного исполкома выбрали наиболее уважаемых казаков, преимущественно молодых. Председателем посадили военного чиновника артиллерийского ведомства Данилова. Были образованы в станицах и хуторах советы, и, как ни странно, осталось в обиходе даже, некогда ругательное, слово <товарищ>. Был кинут и демагогический лозунг: <За советскую власть, но против коммуны, расстрелов и грабежей>. Поэтому-то на папахах повстанцев вместо одной нашивки или перевязки - белой - появилось две: белая накрест c красной.

Суярова на должности командующего объединенными повстанческими силами сменил молодой - двадцативосьмилетний - хорунжий Кудинов Павел, георгиевский кавалер всех четырех степеней, краснобай и умница. <:>

Начальником штаба выбрали подъесаула Сафонова Илью, и выбрали лишь потому, что парень был трусоват, но на руку писуч, шибко грамотен. Про него так и сказали на сходе:

- Сафонова в штаб сажайте. В строю он негож.> (4, 208-209).

Возникает все тот же вопрос: откуда автор <Тихого Дона> мог получить всю эту уникальную документальную информацию - об организации и подготовке восстания, о его руководителях. Ответ и на этот вопрос тоже в <деле> Харлампия Ермакова, обладавшего этой информацией. Только он и мог вооружить ею Шолохова.

В своих показаниях на следствии Ермаков категорически отвергал предъявленное ему обвинение в организации и руководстве Вешенским восстанием. На вопрос следователя 26 апреля 1923 года об организаторе восстания в Вешенской и ее окрестностях он ответил так:

<Организаторами были Суяров, Медведев, Кудинов, первый из Казанской станицы, второй тоже, и Кудинов из Вешенской>. В заявлении подсудимого Ермакова старшему следователю Стекчеру 23 января 1927 г . вновь названы примерно те же фамилии: <... Во главе отряда стояли есаул Кудинов, Сафонов, Алферов, Булгаков и мой брат Емельян Ермаков и другие, которых сейчас не упомню>⁷⁷.

Мы видим почти полное совпадение имен организаторов и руководителей Вешенского восстания в <Деле> Ермакова и в <Тихом Доне>.

В краткой характеристике Вешенского восстания, содержащейся в примечании к тексту романа, на которое мы уже ссылались, Шолохов охарактеризовал  его размах: восстание охватило территорию, равную средней по размерам европейской стране. В своем историческом очерке Павел Кудинов также показывает истинный размах этого восстания: многообразие боевых действий, которые вели пять повстанческих дивизий, конная бригада и два конных полка на обширной территории Верхнего Дона.

В романе приводится характеристика боевых частей повстанцев и названы их командиры:

<Тридцать пять тысяч повстанцев делились на пять дивизий и шестую по счету отдельную бригаду. На участке Мешковская - Сетраков - Вежа билась 3-я дивизия под командой Егорова. Участок Казанская - Донецкое - Шумилинская занимала 4-я дивизия. Водил ее угрюмейший с виду подхорунжий, рубака и черт в бою, Кондрат Медведев. 5-я дивизия дралась на фронте Слащевская - Букановская, командовал ею Ушаков. В направлении еланские хутора - Усть-Хоперская - Горбатов бился со своей 2-й дивизией вахмистр Меркулов. Там же была и 6-я отдельная бригада, крепко сколоченная, почти не несшая урона, потому что командовавший ею максаевский казак, чином подхорунжий, Богатырев, был осмотрителен, осторожен, никогда не рисковал и людей зря в трату не давал. По Чиру раскидал свою 1-ю дивизию Мелехов Григорий. Его участок был лобовым...> (4, 240).

Этот перечень полностью совпадает  и в очерке П. Кудинова, который так пишет о руководстве 1-й конной дивизии армии повстанцев:

<1-я конная дивизия: хорунжий Ермаков Х. Вешенской станицы, - начальник дивизии (нет в живых); сотник Копылов, Вешенской станицы - начальник штаба дивизии (нет в живых); подхорунжий Боков, Веш[енской] ст[аницы] - командир 3-го полка; подх[орунжий] Рябчиков, Веш[енской] ст[аницы] - 4-го полка; вахмистр Зыков, Веш[енской] ст[аницы] - командир 6-го пех[отного] полка>⁷⁸.

Наконец, соотнесем <географию>, точнее - <топографию> боевых действий в <Тихом Доне> и в действительности, равно как и начальственный состав 1-й повстанческой дивизии в романе и в жизни.

Исследователи и краеведы давно обратили внимание на то, что описание боев в романе практически исчерпывается описанием боевых действий 1-й повстанческой дивизии, возглавляемой Григорием Мелеховым. И что 1-я повстанческая дивизия, иными словами, дивизия Григория Мелехова, имеет в романе строго определенный, локальный район действий, и в самом деле <раскиданый по Чиру>. Чир - это впадающая в Дон река, на которой расположена станица Каргинская и окружавшие ее хутора: Климовка, Яблонский, Гусынка, Лиховидов и другие, где и действует Григорий Мелехов, вначале как командир сотни, потом - полка и дивизии.

По этому поводу краевед Сивоволов пишет:

<Зажатые в кольцо, повстанцы вели непрерывные бои с частями экспедиционных войск под Казанской и Мигулинской, Еланской и Слащевской, Боковской и Каргинской. В центре внимания Шолохова находится 1-я повстанческая дивизия Григория Мелехова. Остальные дивизии и бригады почти не упоминаются. Описываются бои в районе Каргинской и соседних с ней хуторов. Только заключительные бои повстанцев с красными Шолохов переносит на левый берег Дона, к станице Вешенской.

Почему же Каргинская оказалась в центре внимания писателя, не являясь центром повстанческого движения? Ответ на этот вопрос, мне думается, может быть один: хутора, где действовала дивизия Мелехова, - Климовка, Лиховидов, Латышев, Ясеновка и другие - с детства до мелочей знакомые писателю места>⁷⁹.

Нельзя не согласиться с Сивоволовым в том, что хутора в Каргинской окрýге, где действовала дивизия Григория Мелехова, - и  в самом деле места, с детства знакомые Шолохову. Мы уже писали об этом в предыдущих главах. Но дело, думается, не только в этом.

Дело еще и в том, что именно Каргинская и ее хутора по Чиру и были главным местом приложения своих сил того подразделения, которым в ходе Вешенского восстания командовал Харлампий Ермаков. Руководимая им группа, потом сотня и, наконец, дивизия, сражались, в отличие от других подразделений, руководимых есаулом Егоровым или подхорунжим Медведевым, сотником Меркуловым, или хорунжим Ушаковым, именно на этом участке правобережья, за исключением - и в этом Сивоволов прав - завершающей фазы боев, когда сражение, в котором участвовала дивизия Ермакова, переместилось в окрестности Вешенской, то есть на левый берег Дона.

Место расположения 1-й дивизии в ходе восстания подтверждается как историческим очерком Павла Кудинова, так и показаниями на следствии самого Харлампия Ермакова.

На вопрос следователя 26 апреля 1926 года: <В каких хуторах были бои?>, он отвечает с предельной точностью: <В окрестностях Вешенской, Каргинской, хутора Яблоновский, Климовский>⁸⁰.

Это не был его личный выбор: ему, уроженцу хутора Базки, пришлось воевать именно на правобережье Дона.

Как показывал в ходе следствия один из свидетелей, <во время командования частями Ермаков, как командующий правой стороной реки Дон, отличался и числился как краса и гордость повстанческих войск>⁸¹.

Во время своего второго ареста, на допросе 2 февраля 1927 года Харлампий Ермаков более подробно рассказал о своем участии в Вешенском восстании. <Первое время я должностей никаких не занимал, а посылался н-ком [начальником - Ф.К.] боевого участка правой стороны Дона есаулом Алферовым в разведку по хуторам. Потом все восставшие разбежались, и я в том числе пришел домой. По прибытии домой 5/III - 1919 г . старики-казаки выбрали меня командиром сотни, на чем и настояли... По выбытии Алферова в распоряжение командующего Кудинова Павла Назаровича, я его остался заместителем и принял командование отрядом. Алферов больше не возвращался, а я получил предписание от Кудинова, что назначен командующим отрядом Каргинского района. Был прислан начальник штаба отряда подъесаул Копылов>⁸².

Ранее, во время допроса 26 апреля 1923 года, на вопрос: <Кто был вашим заместителем и из кого состоял ваш штаб восстанческого (так! - Ф.К.) отряда?>, Харлампий Ермаков ответил: <Заместителем у меня был Копылов Михаил Григорьевич ст[аницы] Каргиновской... умер от ран. И Рябчиков... Его забрали и судили, и неизвестно, где он находится... Мой адъютант Федор Бондаренко, мне неизвестно, где он находится (по слухам за границей), второй адъютант Боков Тимофей Илларионович, умер от тифа>⁸³.

Григорий Мелехов в точности повторил путь, который прошел Харлампий Ермаков. Правобережный отряд, которым командовал Ермаков, вскоре стал именоваться полком, а потом - 1-ой конной дивизией повстанческой армии.

Казалось бы, историческая хроника Вешенского восстания,каковой в известном смысле является <Тихий Дон>, не могла не отразить того факта, что главные силы красных были сосредоточены на левобережье, а следовательно, основные и наиболее тяжелые для восставших бои, - пишет Кудинов, - разворачивались как раз на левобережье Дона.

Однако в <Тихом Доне> боевые действия на левобережье (исключая завершение восстания) никак не показаны. Отсутствуют и 3-я, 4-я, 5-я дивизии восставших, возглавляемые Егоровым, Медведевым и Ушаковым - они только упомянуты в романе. Все боевые действия, изображенные в романе, сосредоточены только на правобережье Дона, причем не на всем правобережье, а прежде всего в районе Вешенской станицы и ее хуторов, в первую очередь - хутора Каргина, переименованного в станицу Каргинскую, то есть в местах, где базировалась 1-я конная дивизия Харлампия Ермакова.

Школьный учитель Миши Шолохова

Документально доказанным фактом можно считать, что кадровый состав руководителей1-й конной дивизии, возглавляемой в романе Григорием Мелеховым идентичен кадровому составу руководства 1-й конной дивизии Харлампия Ермакова.

Как уже говорилось, Харлампий Ермаков в своих показаниях назвал в качестве своих ближайших помощников по командованию <отрядом> подъесаула Копылова Михаила Григорьевича (он же - начальник штаба), Рябчикова, адъютантов Федора Бондаренко и Тимофея Бокова. Павел Кудинов называет тех же руководящих лиц в дивизии Ермакова.

Но и в <Тихом Доне> действуют те же люди, которые в реальной жизни сопровождали Харлампия Ермакова: правая рука Григория Мелехова, начальник штаба Копылов, помощник командира дивизии Григория Мелехова Рябчиков, вахмистр Прохор Зыков. Принципиально важное значение имеют показания Харлампия Ермакова о том, что <заместителем> у него, как командарма повстанческой дивизии, был <Копылов Михаил Григорьевич станицы Каргиновской>, и что он <был прислан начальником штаба> чуть позже после начала боевых действий.

И действительно, начальник штаба 1-й повстанческой дивизии Михаил Копылов возникает в романе лишь на втором месяце восстания. Мы узнаем, что Копылов <когда-то учительствовал в церковноприходской школе>, что <больше походил он на разжиревшего обывателя, переодетого офицером, нежели на подлинного офицера, но несмотря на это казаки относились к нему с уважением, к его слову прислушивались на штабных совещаниях, и повстанческий комсостав глубоко оценил его за трезвый ум, покладистый характер и непоказную, неоднократно проявляемую в боях храбрость> (5, 83-84).

Его убеждения были близки отношению к жизни Харлампия Ермакова и Григория Мелехова. <Все, кто с нами, - это люди, отстаивающие силой свои старые привилегии, усмиряющие взбунтовавшийся народ. В числе этих усмирителей и мы с тобой> (5, 90), - говорит в романе сотник Михаил Копылов комдиву - Григорию Мелехову.

<Дело> Харлампия Ермакова дает основания с уверенностью утверждать: прототипом сотника Копылова, служившего начальником штаба в 1-й конной повстанческой дивизии, был наставник Шолохова - преподаватель Каргинского приходского училища Михаил Григорьевич Копылов, учивший Мишу Шолохова русскому языку.

Краевед Сивоволов, посвятивший Михаилу Копылову главу в своей книге <Тихий Дон>: рассказы о прототипах> испытывал в этом сомнение. Рассказав о семье Копылова, об отце, Григории Никоноровиче Копылове, хуторском лекаре и двух его сыновьях - Иване и Михаиле, учителях Каргинской церковно-приходской школы, установив, что Михаил Копылов <был первым учителем Миши Шолохова в приходском училище> и <учил его русскому языку>, Сивоволов, тем не менее, заключает: <Утверждать, что сотник Михаил Копылов был начальником штаба 1-й повстанческой дивизии литературного героя Григория Мелехова достаточных оснований нет>⁸⁴.

Почему? Скорей всего, потому, что Павел Кудинов в своем историческом очерке <Восстание верхнедонцев в 1919 году>, упомянув Михаила Копылова в качестве начальника штаба 1-й повстанческой дивизии, местом его рождения назвал не станицу Каргинскую, а станицу Вешенскую. Но Кудинов, как свидетельствуют показания Харлампия Ермакова, ошибся: заместителем Ермакова и начальником штаба 1-й повстанческой дивизии был <Копылов Михаил Григорьевич станицы Каргиновской>, что  и нашло свое отражение в романе <Тихий Дон>: Михаил Копылов в романе и Михаил Григорьевич Копылов в жизни - одно и то же лицо, - начальник штаба повстанческой дивизии №1, в прошлом - учитель Каргинской церковно-приходской школы, преподававший русский язык автору романа <Тихий Дон>, погибший в 1919 году.

<Тихий Дон> - и в самом деле книга, написанная кровью, пропущенная через душу, личность и биографию М.А. Шолохова. 

Факты свидетельствуют, что основные боевые эпизоды, изображенные в романе, в которых в ходе Вешенского восстания принял участие Григорий Мелехов, даются со слов Харлампия Ермакова.

Первый крупный боевой эпизод в шестой части (третья книга) <Тихого Дона> в самом начале Вешенского восстания связан, как известно, с пленением комиссара Лихачева и его гибелью.

         Шолохов воспроизводит конкретные обстоятельства пленения Лихачева прежде всего благодаря тому, что Харлампий Ермаков сам принимал в этом участие: о пленении под хутором Токин комиссара и двух красноармейцев кратко говорится в следственном <Деле> - как в ходе допросов самого Харлампия Ермакова, так и допроса свидетелей, показания которых мы приводили выше.

Материалы его <Дела> вкупе со свидетельствами Павла Кудинова убеждают в том, что источником информации, касающимся этого крайне важного боевого эпизода в <Тихом Доне>, был сам Харлампий Ермаков, лично пленивший комиссара Лихачева.

Но это было только началом боевых действий против его отряда, удерживавшего Каргинскую.

В романе повествуется, что уже не <тридцать два человека татарцев>, а <десять сотен казаков повел Григорий на Каргинскую. Предписывал ему штаб во что бы то ни стало разгромить отряд Лихачева и выгнать его из пределов округа, с тем чтобы поднять все чирские хутора Каргинской и Боковской станиц.

И Григорий 7 марта повел казаков> (4,224). Описание боя завершается итогом: <В сумерках налетом забрали Каргинскую. Часть лихачевского отряда с остальными тремя орудиями и девятью пулеметами была взята в плен <:> Из Каргинской Григорий повел на Боковскую уже три с половиной тысячи сабель> (4,225-226).

Об этом было так же рассказано в очерке Кудинова:

<Отряд хорунжего Ермакова перешел в наступление, выбил красных из занимаемых ими хуторов Токина и Чукарина, до утра преследовал отступавшего противника в направлении ст[аницы] Каргинской>⁸⁵.

В своих показаниях от 2 февраля 1927 г . Харлампий Ермаков рассказывает об этом бое так:

<Я участвовал со своей сотней в бою под станицей Каргинской, где было взято пехоты 150 человек, 6 - 7 орудий и пулеметов. Некоторые из красноармейцев были приговорены местной властью к расстрелу, как напр[имер] Климов Ив. Кириллович и Сырников, первый в х[уторе] Базки, а второй в х[уторе] Лученский, которых должны были по пути расстрелять, но я создал такую обстановку, что они остались живы>⁸⁶.

Приведенные примеры документально подтверждают глубинную связь текста <Тихого Дона> с тем, что рассказывал следователю Харлампий Ермаков.

С особой явственностью это ощущается в эпизоде, когда в бою под Климовкой Харлампий Ермаков (и Григорий Мелехов) зверски рубил матросов, а потом бился в истерике.

Эпизод с этими убитыми матросами неоднократно возникает в <Деле> Харлампия Ермакова как одно из главных обвинений. Как уже говорилось выше, в краткой справке для высшего руководства ОГПУ, на основании которой он был приговорен к расстрелу, сказано: Харлампий ермаков <отличался особой жестокостью ко всем сочувствующим Советской власти, по показаниям свидетелей - лично зарубил 18 пленных матросов>⁸⁷. Хотя свидетели в том же <Деле> показывали, что матросы были зарублены им в бою.

Достоверность этого эпизода в <служивской> биографии Харлампия Ермакова подтверждена неоднократно, в частности, и свидетельством Павла Кудинова о том, что <возле хутора Климовка порубил Харлампий Ермаков матросов в бою, а потом бился у меня головой об стенку>⁸⁸, и свидетельством самого Шолохова.

Объясняя, почему он написал Харлампию Ермакову письмо с просьбой о встрече 6 апреля 1926 года, писатель говорил Прийме, что это - <творческая необходимость: Надо было поскорее кое-что <застолбить> в сюжете, набросать важные сцены, написать в третью книгу романа целые главы, определяющие генеральный план <Тихого Дона> в целом: Помню, однажды Ермаков, рассказывая, вспомнил страшный бой с матросами возле хутора Климовка. Казалось бы, что это - лишь частный случай из множества других боевых столкновений. А я эту кровавую сечу воспринял, как бы это этичнее сказать, как неоценимую находку - поворот в развитии образа Григория в его трагическом поиске правды...>⁸⁹.

И, действительно, <кровавая сеча> под Климовкой - поворот в развитии действия в романе и в развитии характера Григория Мелехова.

Сцена эта написана в романе с невероятной художественной силой.

По показаниям свидетеля, пронизанным ненавистью к Харлампию Ермакову, последний в бою под Климовкой убил восемнадцать матросов, что было явным преувеличением. Но цифра 18, как мы помним, вошла и в официальную справку, хранящуюся в <Деле>. В романе Григорий Мелехов зарубил в бою под Климовкой четырех. Но экспрессия, которая звучит в этой сцене, определяется не количеством убитых, а мощью художественного таланта автора.

<:Это художественный вымысел>⁹⁰, - говорил Шолохов о своем герое. Но, конечно же, Шолохову помогало то обстоятельство, что, судя по всему, Ермаков был отличным собеседником. Константин Прийма приводит слова писателя, подтвердившего ему, что <в давние годы писал Ермакову. Работая над романом <Тихий Дон>, встречался с ним много раз, потому что Ермаков очень многое знал, был необычайно памятлив и умел эмоционально рассказывать о пережитом:>⁹¹.

В работе над третьей книгой романа писателю помогло также и то, что он сам в течение всего восстания находился на территории повстанцев, и, как установил краевед Сивоволов, был невольным очевидцем многих событий - обстрела красными Вешенской, конвоирования казаками пленных красноармейцев, прилета аэропланов из Новочеркасска, бомбометания на позиции красных, боев на подступах к Вешенской, приезда генерала Секретева и т.д.

В главе <Как зарождался <Тихий Дон> мы уже приводили слова Сивоволова о том, что в эти дни Михаил Шолохов мог видеть командующего повстанческими силами есаула Кудинова, командиров повстанческих полков и дивизий. <:Природная цепкая шолоховская память вобрала в себя события и людей до мельчайших подробностей>⁹², - заключил краевед.

Рассказы Харлампия Ермакова дополнялись и личными впечатлениями будущего писателя, который, по свидетельству его двоюродного брата Николая Шолохова, находился в эти дни в Вешенской и своими глазами видел многое из того, что потом было описано в <Тихом Доне>. Причем сделано это с поражающей точностью, невозможной, если бы автор <Тихого Дона> не располагал столь надежным источником информации о восстании, как комдив-1 Харлампий Ермаков, и не видел многого  собственными глазами.

Обратимся хотя бы к эпизоду в романе, описывающему прилет аэроплана к повстанцам, в Вешенскую:

<Над хутором Сингиным Вешенской станицы в апрельский полдень появился аэроплан. Привлеченные глухим рокотом мотора, детишки, бабы и старики выбежали из куреней: задрав головы, приложив к глазам щитки ладоней, долго глядели, как аэроплан в заволоченном пасмурью поднебесье, кренясь, описывает коршунячьи круги.> (4,346-347). Аэроплан в романе сел на выгоне за хутором Сингиным и прилетел на нем к повстанцам офицер Петр Богатырев, доводившийся, как сказано в романе, двоюродным братом Григорию Богатыреву, командиру 6-й повстанческой отдельной бригады. И это полностью соответствует фактам реальной действительности.

Кстати, необходимо разобраться в разночтениях между очерком Павла Кудинова и <Тихим Доном> в отношении фигуры Григория Богатырева, активно действующего в качестве командира 6-й повстанческой отдельной бригады. В очерке П. Кудинова, где в конце приводится командный состав армии восставших по таблице, составленной 20 марта 1919 года, указана не шестая, а первая конная бригада; подхорунжий Богатырев здесь числится командиром 1-го конного полка⁹³.

Так было на 20 марта 1919 года. Однако, позже, как сообщает Кудинов, вместо бригады <возникла 6-я дивизия: под командой сотника Богатырева (назначенного мною начальником дивизии)>⁹⁴.

Вот почему Богатырев в романе <Тихий Дон> называется командиром 6-й повстанческой бригады. Бригады, приравненной к дивизии. Как видим, автор <Тихого Дона> улавливает даже такие тончайшие нюансы и подробности жизни армии повстанцев.

Петр Богатырев и его спутник привезли повстанцам первые известия о внешнем мире, о планах Донской армии соединиться с армией повстанцев, передали командующему повстанческим войском Кудинову и начштаба Илье Сафонову пакет с важными документами. В ответ командованием повстанцев было написано письмо с изъявлением раскаяния и сожаления о том, что в конце 1918 года верхнедонцы бросили фронт, с обещаниями <в дальнейшем стойко до победного конца сражаться с большевиками:> (4, 357).

Рассказ о прилете аэроплана в <Тихом Доне> практически полностью совпадает с тем, как рассказывает об этом событии  Павел Кудинов, - разница только в дате. В романе аэроплан прилетает 20 апреля (3 мая), а в очерке Кудинова - 15 (28) апреля. Как справедливо замечает Ермолаев, верной является дата 26 апреля (9 мая), как было указано в рапорте генерала Иванова, направлявшего двух офицеров Донской армии к повстанцам. Ошибка произошла от того, что Кудинов, видимо, полагался на память, а Шолохов - на воспоминания очевидцев.

В том, и в другом случае аэроплан прилетает в полдень.

<15 апреля, около 12 часов дня, - пишет П. Кудинов, - казаки первой дивизии, будучи в резерве на отдыхе, вдруг услышали глухой шум пропеллера и несколько голосов крикнули: <Глядите, братцы, где-то аэроплан трещит!.. Аэроплан постепенно спускался, держась направления в степь между хуторами Сингин и Кривской... Прилетели сотник П. Богатырев и хорунжий Тарарин...>⁹⁵.

Сотник П. Богатырев и в жизни был двоюродным братом подхорунжего Богатырева.

Совпадают даже детали: у Кудинова - <к неожиданной радости, один казак издали узнал своего ближайшего станичника - сотника Богатырева>, после чего <с помощью казаков самолет дотащили в хутор Сингин, к отцу Богатырева>⁹⁶. В романе - схоронившийся в леваде, испуганный старый казак <узнал в одном из подходивших к его двору людей - офицера Богатырева Петра, сына своего полчанина.<:>

:Вскоре в курень к отцу Богатырева пришли старики.> (4, 347, 349).

Последующее развитие событий с аэропланом, как оно происходило в романе, также полностью совпадает с рассказом Кудинова:  встреча  с сотником Богатыревым для обмена <взаимными сведениями>, подготовленное в Новочеркасск письмо <о количестве армии, о материальных и технических нуждах>, которое взялся доставить в штаб Донской армии хорунжий Тарарин, поскольку сотник Богатырев остался в Вешенской.

Троцкий на Верхнем Дону

Прилет аэроплана к повстанцам совпал по времени с еще одним важным в истории восстания событием, которое также получило отражение на страницах <Тихого Дона>: с приездом Троцкого на станцию Чертково, его выступлением перед красноармейцами и бегством при звуке пулеметных очередей. Г. Ермолаев установил точную дату приезда Троцкого: 11 мая 1919 года, поскольку известно, что в этот день в Черткове Л. Троцким была написана имеющая датировку статья <Наш южный фронт>⁹⁷.

Кудинов в своем очерке также рассказывает о приезде Троцкого на фронт борьбы с повстанцами, - только в другое место и в другое время - в начале восстания, - но с тем же приведенным результатом:

<Троцкий 27 марта прибыл в хутор Мрыхин Мигулинской ст[аницы] и, ораторствуя перед красными солдатами, приказал: в трехдневный срок подавить мятежных казаков, обещая награду тому, кто доставит командующего восставшими казаками живым (газета <Красное знамя>). В это время мигулинцы внезапно атаковали хутор Мрыхин, отбросив красных на полигон Журавка. Троцкий едва ускользнул от рук восставших, бежал в Богучар и там собрал тысячный митинг, на котором еще раз призывал всех товарищей ополчиться и ликвидировать восставших казаков. Того же 27 марта мною было получено воззвание Троцкого следующего содержания> (далее идет текст воззвания)⁹⁸.

О приезде на повстанческий фронт в самом начале восстания <самого Троцкого> рассказано и в <Казачьем справочнике-словаре> (США, 1966), только  там ничего не говорится о его позорном бегстве:

<27 марта на фронт прибыл сам Троцкий. Он обратился к казакам с требованием немедленно сложить оружие. Своим войскам он приказал в три дня подавить казачий мятеж. Призывы и приказы остались без выполнения...>⁹⁹.

Опубликованное П. Кудиновым воззвание Троцкого по духу было близко к тем двум документам Троцкого, которые вошли в <Тихий Дон>: статье <Восстание в тылу> и его приказу по Экспедиционным войскам № 100 от 25 марта 1919 года.

<Нужно покончить  с мятежом, - писал в своей статье Троцкий. - Наши красноармейцы должны проникнуться сознанием того, что мятежники Вешенской или Еланской, или Букановской станиц являются прямыми помощниками белогвардейских генералов Деникина и Колчака.<:>

:Нужно покончить с мятежом. Нужно вскрыть нарыв на плече  и прижечь его каленым железом> (4, 375).

<Солдаты, командиры, комиссары карательных войск! - говорилось в приказе Троцкого № 100.

- <:> гнезда бесчетных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады станицам, которые будут оказывать сопротивление> (4, 421).

Судьба страниц романа <Тихий Дон>, посвященных Троцкому, была драматична. Сцена с приездом Троцкого на фронт и его трусливым бегством с митинга была изъята уже при первой книжной публикации романа. Об этом рассказал Прийме сам Шолохов: <В 1932 году при издании третьего тома <Тихого Дона> отдельной книгой в ГИХЛе меня заверили, что роман будет издан полным текстом (Шолохов подчеркнул эту фразу), а по выходе книги в свет оказалось, что эпизод бегства Троцкого с митинга на станции Чертково был кем-то изъят:>¹⁰⁰.

Лишь в 1980 году, в издании 8-томного Собрания сочинений в издательстве <Правда> писатель смог восстановить текст этой сцены по публикации в журнале <Октябрь>.

Ссылки на Троцкого  - прямые или косвенные, - удостоверяющие, что тексты <Восстание в тылу> и <Приказ № 100> были написаны Троцким, также были удалены из текста романа при его издании и переиздании в 1933 и 1937 годах, и восстановлены лишь в издании 1980 года.

Прийма свидетельствует, что Шолохов настаивал на их восстановлении, что говорит о том, насколько важно было для него - автора <Тихого Дона> - восстановить  правду о разрушительной личности Троцкого.

Как установил Ермолаев, книга Троцкого <Как вооружалась революция>, вышедшая в 1924 году, мемуары Краснова, книга Какурина <Как сражалась революция>, отрывок из которой был опубликован в примечаниях к LVII главе шестой части романа в ее журнальном варианте, да мемуары атамана Краснова <Всевеликое войско Донское>, опубликованные в 5 томе <Архива русской революции> (Берлин, 1922), были единственными печатными источниками, которые мог использовать Шолохов в процессе работы над главами, посвященными Вешенскому восстанию. Мемуары атамана Краснова писатель привел прежде всего в главах, описывающих события, предшествовавшие восстанию (главы 1 - 14), а также в главах, посвященных его завершению, как источник для информационно-хроникального описания событий, связанных с прорывом фронта группой генерала Секретева и воссоединением повстанцев с Донской армией.

Однако в данном случае - по мнению Ермолаева - Шолохов опирался,  прежде всего, <на устные свидетельства очевидцев>. Его доверие таким свидетельствам проявляется в случающихся время от времени фактических неточностях>¹⁰¹. Исследователь отметил некоторые из этих неточностей, - к примеру, когда знаменитый Гундоровский Георгиевский полк Шолохов <разделил> на два полка: Гундоровский и Георгиевский, или когда <5 Заамурский полк он из раза в раз называет четвертым, и т.д.>¹⁰².

Иногда эти неточности происходили оттого, что информация из <устных источников>, которой располагал Шолохов, имела свои пределы. Так, Ермолаев отмечает, что <участки фронта, которые Шолохов отводил 2-й и 3-й дивизиям, не соответствуют обозначениям на карте Кудинова>¹⁰³. Но эта карта была опубликована П. Кудиновым в приложении к его историческому очерку <Восстание верхнедонцев  в 1919 году> в журнале <Вольное казачество> лишь в 1932 году, и ее Шолохов видеть не мог. И эта ошибка - лишнее  подтверждение того, что писатель опирался в основном на свидетельства Х. Ермакова, который, будучи командиром 1-й повстанческой дивизии, не мог в точности знать расположение частей 2-й и 3-й дивизий.

И тем не менее, опора на этот, пусть и ограниченный во времени и пространстве <устный источник> информации, каким был Харлампий Ермаков, дала возможность Шолохову с большой точностью восстановить в слове не только начало восстания, но и его заключительную фазу, драматургию, финал которой разрабатывала жизнь.

И драматургия эта заключалась в том, что к концу восстания с максимальным напряжением схлестнулись две силы: сила Красной Армии, которая, выполняя приказ Троцкого № 100, должна была в считанные дни задушить восстание на Дону, и сила белой Донской армии, которая в это же самое время приняла решение вызволить повстанцев из огненного красного кольца, направив для его прорыва группу Секретёва. Кто раньше успеет? кто опередит другого? - в этом заключается исторический сюжет этой драмы. Надо отдать должное автору <Тихого Дона>: на основании только устных  свидетельств, прежде всего Харлампия Ермакова, он достаточно разобрался в сути происходящего.

Как явствует из очерка Кудинова, главным направлением удара красных была 1-я конная дивизия повстанцев, возглавляемая Харлампием Ермаковым.

Кудинов свидетельствует: <2 мая красные перешли в общее наступление по всему фронту с применением  дальнобойных пушек и броневых автомобилей... 11 мая численно далеко превосходящий противник (9-я сов. армия) обрушилась на 1-ю и 2-ю дивизии. 1-я дивизия продолжала удерживать станицу Каргиновскую, успешно отбивая фланговые марши красных. К ночи 11 мая перевес был все же на стороне красных. Вследствие наступления огромных сил красных, которые без боевых припасов, а лишь одними атаками удержать было чрезвычайно трудно, так как это стоило больших жертв, я решил лучше потерять местность, но сохранить армию. В ночь под 12 мая мною был отдан следующий приказ...>¹⁰⁴.

Далее в очерке публикуется текст приказа Кудинова об отходе войск до Дона и ночной переправе на левый берег, с конкретным указанием сроков и места расположения каждой дивизии, с указанием: <1-я дивизия - в арьергарде>¹⁰⁵.

Описание этих событий в <Тихом Доне> полностью совпадает с исторической правдой:

<В мае с Донца на повстанческий фронт стали прибывать все новые подкрепления красных. Подошла 33-я Кубанская дивизия,  и Григорий Мелехов почувствовал впервые всю силу настоящего удара. Кубанцы погнали его 1-ю дивизию без передышки. Хутор за хутором сдавал Григорий, отступая на север, к Дону. На чирском рубеже возле Каргинской он задержался на день, а потом, под давлением превосходящих сил противника, вынужден был не только сдать Каргинскую, но и срочно просить подкреплений> (4,369).

Видимо, <задержка> на день под Каргинской - это как раз день с 11 по 12 мая, когда 1-я дивизия удерживала Каргинскую, о чем и пишет Павел Кудинов.

Однако даты при сопоставлении событий конца восстания, как о них рассказано в очерке Кудинова и в <Тихом Доне>, не всегда совпадают. Кудинов называет дату своего приказа о переправе через Дон 11 мая, а начало переправы - утро 12 мая. Это явная ошибка, а точнее описка, потому что  11 мая, по свидетельству самого же Кудинов, 1-я дивизия еще обороняла станицу Каргинскую на реке Чир и быть в арьергарде переправы у Вешенской никак не могла. Вот почему трудно согласиться с Ермолаевым в том, что в данном случае <данные Кудинова кажутся заслуживающими большего доверия, чем шолоховские>¹⁰⁶.

Доверия заслуживает как раз тот срок, который назван в <Тихом Доне>: <22 мая началось отступление повстанческих войск по всему правобережью> (4, 378).

15 мая по старому стилю (28 мая по новому) экспедиционные войска перешли в наступление на всем повстанческом фронте, которое и привело к отступлению повстанческих войск по всему правобережью.

Следующий этап - оборона повстанцами водного рубежа - переправы через Дон, станиц и хуторов на левобережье Дона и, в первую очередь, станицы Вешенской, продолжавшаяся до прорыва фронта красных войсковой группой генерала Секретёва. И опять описание этих событий в <Тихом Доне> полностью подтверждается очерком Павла Кудинова.

Сопоставим текст романа и исторические факты, обнаруженные в архивах и приведенные в исторических исследованиях.

<Орудийный гул шел по всему фронту, - рассказывается в <Тихом Доне>. - С господствовавших над местностью Обдонских гор красные батареи обстреливали Задонье до позднего вечера. Изрезанное траншеями повстанцев займище молчало на всем протяжении от Казанской до Усть-Хоперской. Коноводы укрылись с лошадьми в потайных уремах, непролазно заросших камышом, осокой и кугой. Там коней не беспокоил гнус, в оплетенной диким хмелем чаще было прохладно. Деревья и высокий белотал надежно укрывали от красноармейских наблюдателей.

Ни души не было на зеленой луговой пойме. Изредка лишь на лугу показывались согбенные от страха фигурки беженцев, пробиравшихся подальше от Дона. Красноармейский пулемет выщелкивал по ним несколько очередей, тягучий посвист пуль кидал перепуганных беженцев на землю. Они лежали в густой траве до сумерек и только тогда на рысях уходили к лесу, без оглядки спешили на север, в ендовы, гостеприимно манившие густейшей зарослью ольшаника и берез.

*     *     *

Два дня Вешенская была под усиленным артиллерийским обстрелом. Жители не показывались из погребов и подвалов. Лишь ночью оживали изрытые снарядами улицы станицы> (4, 400-401).

Артиллерийский обстрел Вешенской документально зафиксирован в очерке Павла Кудинова. <Красные: сосредоточили артиллерийский страшный огонь по станице Вешенской: После неудачных переправ, предпринятых на участках 1-й дивизии и бригады, красные день и ночь громили артиллерией Вешенскую>¹⁰⁷.

Сивоволов на основании архивных данных также подтверждает этот факт:

<На следующий день в 11 часов установленная на Базковской горе 3-я батарея открыла деморализующий огонь по Вешенской. Снаряды рвались на площади, улицах, дворах, поднимали столбы песка и пыли. В 18 часов обстрел Вешенской повторился, загорелись несколько домов. Следом за третьей батареей по левому берегу Дона открыли огонь остальные батареи дивизиона. Почти два часа 12 орудий обрабатывали позиции казаков. В это же самое время Саратовский конный полк безуспешно искал брод в полноводном и еще не вошедшем после весеннего разлива в свои берега Доне.

<:> 3 июня в 12 часов 3-я батарея открыла бешеный огонь по опустившемуся в Вешенской аэроплану,вокруг которого собрались люди>¹⁰⁸.

Столь детальное и точное описание обстрела красной артиллерией Вешенской объясняется еще и тем, что, как уже указывалось выше, будучи подростком, Шолохов в эти дни находился в Вешенской и видел все эти события собственными глазами.

По свидетельству двоюродного брата писателя - Николая Шолохова, он наблюдал и еще одну выразительную жизненную подробность того времени, которая нашла отражение как в романе, так и в исторических исследованиях: отмеченный Сивоволовым прилет к повстанцам второго аэроплана, на этот раз - в Вешенскую, о чем сообщает в своих воспоминаниях и павел Кудинов: <19 мая прилетел капитан Веселовский, который передал, что Конная группа генерала Секретёва: не позже, как дней через пять будет здесь>¹⁰⁹.

Вот как об этом рассказано в романе:

<Над станицей, в голубом и чистом небе, кружил матово поблескивающий аэроплан. По нему били с той стороны Дона из орудий и пулеметов.

<:> Еще одно дымчато-белое облачко шрапнельного разрыва вспыхнуло около аэроплана.

Выбрав место для посадки, летчик резко пошел на снижение. Григорий выехал из калитки, поскакал к станичной конюшне, за которой опустился аэроплан> (5, 29).

Как видим, и второй прилет аэроплана к повстанцам - не выдумка Шолохова. Более того: он знал истинную цель прилета в Вешенскую представителя Донской армии: передать поручения Белого командования руководству восстания о воссоединении с дивизией генерала Секретева, направленной на прорыв красного фронта.

Обстоятельства этого прорыва и пути воссоединения повстанцев с белой армией, обратная переправа через Дон и участие 1-й повстанческой дивизии, совместно с частями Донской армии в движении к Усть-Медведицкой и ее захвате, - все это описано в <Тихом Доне> с полной достоверностью, что во многом - заслуга есаула Харлампия Ермакова, о чем писали и те, кто знал Ермакова лично.

В журнале <Родимый Край> (Париж, 1962, сентябрь-октябрь 1962) опубликованы воспоминания казака-эмигранта Е. Ковалева <Харлампий Ермаков - герой "Тихого Дона">. В  них рассказывалось:

<В № 1818 газеты <Русская Мысль> была помещена заметка о том, что по сообщению Шолохова группе посетителей, казак Харлампий Ермаков, с которого он списал одного из главных героев своего романа <Тихий Дон>, был расстрелян Сталиным в 1925 году, в период доносов, чисток и <сталинских извращений>.

Я встречал Харлампия Ермакова и давно догадывался, читая и перечитывая главы, относящиеся к восстанию, что это он выведен в романе в качестве главного действующего лица. Хотя он тоже упоминается в романе, но та роль, которую он играл во время восстания, отводилась Григорию Мелехову, внешность которого имела сходство с таковою же Харлампия Ермакова, причем подчеркивалось, что Григорий любил <этого безумно храброго командира>.

В середине июля 1919 года я был командирован из Новочеркасска на должность командира батареи по вновь сформированную 4-ю Дон. Кон. бригаду из восставших верхе-донцев.

В этой бригаде было немало действительно существовавших героев шолоховского <Тихого Дона>, в том числе и Харлампий Ермаков.

Помню, в первых числах августа, после прорыва ген. Мамантова, когда 20-й полк с 14-й батареей, заняв сл. Макарово, перешел затем в Ср. Карачан, где завязался бой, кто-то указал мне на находившегося в группе начальников одного из офицеров, сказав:

- <Знаете, кто? Это подъесаул Ермаков, помощник командира 20-го полка. Во время восстания он командовал дивизией>.

Я с любопытством стал следить за ним. Добрый конь, хорошая посадка. Роста среднего или выше среднего. Черноволосый. Правильные черты лица. Острый, немного хищный нос. Слушая начальника штаба бригады, объяснявшего обстановку, он зоркими, слегка прищуренными, глазами, не отрываясь следил за противником. Привычка к командованию проявлялась в коротких репликах - видно было, что он уже оценил обстановку и имеет о ней свое мнение.

Получив задачу, он во главе двух сотен быстро двинулся в сторону противника и скрылся в складках местности. Прошло некоторое время и на противоположном скате широкой балки мы увидели в беспорядке бегущую красную пехоту, спешившую укрыться от нашей конницы в ближайшем лесу:

Близость населенного пункта и приближавшиеся сумерки заставляли думать, что красным удастся уйти. И вдруг все ахнули:

Из рядов 20-го полка отделился всадник и карьером понесся в сторону противника. За ним еще два, потом целая сотня, за ней остальные:

- <Что они делают!.. Что они делают!..> воскликнул командующий группой полк. Сальников.

Командир 20-го полка хлестнул по лошади и поскакал к полку. Я открыл огонь, чтобы поддержать атаку, развивающуюся блестяще. Все с затаенным дыханием следили, как, несмотря на беспорядочный огонь красных, доблестные вешенцы быстро приближались к противнику и наконец дошли.

В короткий срок все было кончено. Больше 1.000 пленных, пулеметы, весь обоз и большой транспорт артиллерийских снарядов попал в наши руки.

Так как командир полка в момент атаки находился при штабе бригады, то инициатором ее был его помощник. Сказался темперамент потомка одного из сподвижников Ермака.

Дважды легко раненый в августовских боях, подъесаул Ермаков вскоре был тяжело ранен, эвакуирован и больше я его не встречал. Надо полагать, что к моменту отхода Донской Армии осенью 1919 года, он еще не оправился от ран и остался в своей станице, где встретился с Шолоховым, который использовал его для своего романа>¹¹⁰.

Таким был Харлампий Ермаков по воспоминаниям знавших и помнивших его казачьих офицеров. Не все в этих воспоминаниях точно: Ермаков был расстрелян не в 1925, а в 1927 году. Шолохов встретился с ним, готовясь к написанию своего романа не в 1919 году, а позже. Но в целом Е. Ковалев справедливо и со знанием дела пишет о Харлампии Ермакове.

Как видите, у автора <Тихого Дона> и в самом деле был <соавтор> - донской казак Харлампий Ермаков.

Мы провели столь детальное сопоставление глав <Тихого Дона>, посвященных Вешенскому восстанию, с историческими источниками и в частности, с материалами <Дела> Ермакова, с целью - наглядно показать, что <Тихий Дон> мог быть написан только человеком, имевшим возможность непосредственного знакомства с огромным реальным историческим материалом, с конкретным, предметным ходом развития этих драматических событий. Такая возможность - через Харлампия Ермакова - у Шолохова была. Именно у Шолохова, а не кого-то другого.

Исследователи уже отмечали необыкновенно высокий уровень фактической достоверности и исторической правды, с которым рассказано в романе о Вешенском восстании.

<: Восстание казаков на Верхнем Дону, в районе станицы Вешенской и соседних станиц, показано наиболее широко и полно среди всех других реальных исторических событий, показанных в романе, - пишет, к примеру, С.Н. Семанов. - И здесь следует без всякого преувеличения сказать, что историческая достоверность этих глав, фактографическая подоснова описанных событий, эпизодов и отдельных сцен является уникальной. Уникальной даже для такого поразительного в этом смысле произведения, как <Тихий Дон>¹¹¹.

С этим выводом вынуждены согласиться и <антишолоховеды>. Так, Макаровы, отметив в своей работе, что Вешенское восстание занимает в <Тихом Доне> особое место как по объему (65 глав), так и композиционно, поскольку здесь - главный узел развития и развязки основных сюжетных линий романа, далее пишут:

<Не менее важное значение имеют <повстанческие> главы и для текстологии романа. Этот обширный и достоверный материал, детально разработанный и осмысленный автором, вполне может рассматриваться как исторический источник, причем опубликованный в такое время, когда в Советской России никаких общедоступных материалов и сведений о восстании практически не существовало>¹¹².

Исходным источником этого материала для Шолохова был, как мы стремились доказать, конечно же, Харлампий Ермаков.

Конец восстания

Как складывались <служивские> взаимоотношения Григория Мелехова с Харлампием Ермаковым в четвертой книге романа, - в главах, посвященных воссоединению повстанцев с Донской армией, ее поражению и эвакуации из Новороссийска, в главах, где раскрывается последующая судьба Григория Мелехова?

Чтобы ответить на эти вопросы, обратимся к тексту романа и <Делу> Харлампия Ермакова - его <Послужному списку> и материалам допросов, хранящимся в нем. Какими будут результаты этого <дактилоскопического> анализа?

Харлампий Ермаков		Григорий Мелехов
<С присоединением Секретева мой отряд был влит в группу генерала Сальникова, который подчинялся II отдельному корпусу. Я в это время отрядом не командовал, а был офицером для поручений при группе Сальникова> (Протокол допроса 2 февраля 1927 г .)113. <:В сентябре и в октябре я был направлен в 20-й казачий полк на должность помощника командира полка по хозяйственной части. В то время приезжал Донской атаман генерал Богаевский, который всех нас раненых офицеров поздравил со следующим офицерским чином. Я был произведен в сотники в конце 1919 года>114.

Ранение под Филоновской и лечение в госпитале - сентябрь - октябрь 1919 г .115.

<Через два дня преследование отступавших красных частей повела группа генерала Сальникова, а Григория срочно вызвали в штаб группы, и начальник штаба, <:> ознакомив его с приказом Командующего Донской армией о расформи-ровании повстанческой армии, без обиняков сказал:           - <:> У вас нет военного образования, и в условиях широкого фронта, при современных методах ведения боя, вы не сможете командовать крупной войсковой единицей. <:> - Я хотел бы, чтобы меня отчислили в хозяйственную часть.> (5, 147-148). <Вероятно, для того, чтобы предупредить недо-вольство, которое неизбежно должно было возникнуть среди верхнедонцев при расформировании повстанческой армии, многим рядовым казакам, отличившимся во время восстания, тотчас же после взятия Усть-Медведицкой нашили на погоны лычки, почти все вахмистры были произведены в подхорунжие, а офицеры - участники восстания - получили повышение в чинах и награды. Не был обойден и Григорий: его произвели в сотники:> (4, 148). Заболевание сыпным тифом, лечение и выздоровление - октябрь - ноябрь 1919 г . (4, 461-463).

Как видно, в своем <Послужном списке> и во время допросов Ермаков тщательно обходит тему Новороссийска и панического бегства Белой армии на пароходах в Крым и за рубеж. По его показаниям, он отступал в составе 20-го казачьего полка <до станции Георгие-Афипской, где с обозом был забран в плен зелеными-красными. Попал в отряд Дьяченко. Это было 3 марта 1920 г .>¹¹⁶.

К уже приведенным выше воспоминаниям дочери Х. Ермакова о его попытке уехать в эмиграцию вместе с Белой Армией добавим свидетельства его земляков.

Хорошо знавший Ермакова вешенский казак П.М. Афонин, который в 20-е годы был секретарем комсомольской организации в Базках, писал:

<При разгроме Деникина, после занятия нашими войсками Краснодара, Ермаков ушел в горы к зеленым, а через некоторое время в Новороссийске со всем полком сдался Первой Конной армии>¹¹⁷.

Старожил станицы Каргинская И.Е. Фролов, который в составе казачьего полка отступал к Новороссийску и встречался с Харлампием Ермаковым, рассказал краеведу  Сивоволову:

<В Новороссийске из беженцев и тех, кто не сумел погрузиться на транспорт и отплыть за границу, формировались сотни казаков, чтобы в рядах красных искупить свою вину перед Советской властью. <:> Попал он к Буденному. Как опытного вояку, его назначили помощником командира полка>¹¹⁸.

Сивоволов досконально изучил обстоятельства отступления Ермакова в Новороссийск.

<: Григорий Мелехов, уходя в отступление, взял с собой Аксинью. Как же поступил его прототип Харлампий Ермаков, отступая на Кубань? Дочь Ермакова вспоминала: у отца в Вешках была знакомая женщина, с которой <:> он встречался. Однажды даже пытался послать ее к этой женщине. Я.Ф. Лосев подтверждает: Харлампий Ермаков в Вешках <приголубил себе сестру милосердия и отступил с нею на Кубань>. В беседе со мной нижнеяблоновский старожил Дударев также рассказывал, что Ермаков на Кубань отступал с женщиной. В дороге она заболела тифом. В одном из поселков на Кубани он ее оставил на попечение чужих людей. Хозяину отдал все деньги, какие были у него, и пообещал: <Если вернусь живым: вас по гроб жизни не забуду>. Перед тем, как оставить свою больную спутницу и уйти, Ермаков взял у нее наган, достал из кобуры свой, расставив в стороны руки с наганами, шутя сказал Платону Рябчикову: <Теперь меня красные ни в жисть не возьмут!>.

Я спросил у Дударева - откуда такие подробности, кто при этом еще присутствовал? Во время отступления Ермаков, Рябчиков и Богатырев держали при себе вестовых. У Рябчикова вестовым был двадцатилетний казак Илья Болдырев. <:> Вот этот Илья Болдырев и рассказал Григорию Дудареву о последних днях отступления Ермакова и Рябчикова на Новороссийск>¹¹⁹.

Кстати, свидетельство казака Дударева объясняет одну якобы <ошибку>, которую Ермолаев напрасно приписал Шолохову. По мнению Ермолаева, Шолохов в четвертой книге романа будто бы перепутал Григория Богатырева с Петром Богатыревым, - отступать с Григорием Мелеховым в Новороссийск, по его мнению, должен был бы командир 6-й бригады, подхорунжий Григорий Богатырев, а не его двоюродный брат, сотник Петр Богатырев, как это говорится в романе¹²⁰. Но почему? Как явствует из свидетельства Дударева, Шолохов и в данном случае опирался на свидетельства Ермакова, который, судя по всему, встретил вод Новороссийском Платона Рябчикова и Петра Богатырева и, в полном соответствии с реальным фактом жизни, сообщил в романе, что Платон Рябчиков вернулся домой, где вскоре и был расстрелян, а Петр Богатырев выехал в эмиграцию, где умер после войны.

К восьмидесятилетнему казаку Григорию Дудареву из хутора Верхне-Яблоновского у Сивоволова было особое доверие. Он заинтересовал его как старожил с хорошей памятью, умением трезво анализировать события, <Тихий Дон> читал он давно, многое позабыл основательно, это Сивоволова даже радовало, поскольку избавляло от необходимости слушать воспоминания <по-книжному>¹²¹.

Кстати, эту особенность воспоминаний жителей Верхнего Дона о событиях, описанных в романе Шолохова, всегда приходится иметь ввиду: <Тихий Дон> до такой степени укоренен в жизнь, что возникает эффект обратной связи, и не всегда легко отличить, что в воспоминаниях идет от жизни, а что - от книги. Вот почему этот тип источников применительно к <Тихому Дону> всегда требует перепроверки другими воспоминаниями, а лучше - документами. Сивоволов это прекрасно понимал.

Итогом его разысканий, посвященных тому, как сложилась судьба Ермакова после восстания, стал следующий вывод:

<По признанию самого Ермакова, дальнейшая военная судьба у него сложилась следующим образом. В марте 1920 года в результате полного разгрома белоказаков под Новороссийском, не видя иного выхода для искупления вины, сняв офицерские погоны, скрыв свое участие в восстании на Дону и службу в белоказачьей армии офицером, Харлампий Ермаков перешел на службу в Красную Армию. После поверхностного опроса и проверки его назначили командиром сотни в 3-й Донской отдельный Советский конный полк. Вскоре он был перемещен на должность командира эскадрона в 14-ю кавалерийскую дивизию, которую формировал из казаков-отступленцев А. Пархоменко.

1 июля 1920 года за службу у белоказаков Ермаков был послан на фильтр-проверку в Особый отдел 14-й кавдивизии, 2 августа был освобожден. 2 августа назначен командиром эскадрона 80-го кавполка 14-й кавдивизии>¹²².

Откройте четвертую книгу <Тихого Дона>, ее 7-ю часть, - вы увидите тот страдный путь, который вместе с Аксиньей, а после того, как она заболела тифом, уже без нее, проделал Григорий Мелехов до Новороссийска. В пути он встречает своих самых близких друзей и сподвижников - Платона Рябчикова, Харлампия Ермакова, Петра Богатырева, и видит своими глазами всю степень разложения и деморализации белой армии, всю трагедию эвакуации, и принимает решение идти к красным.

Дальнейшая судьба Григория Мелехова, касающаяся его службы в Красной армии, дана в книге пунктиром. Сверим этот пунктир <служивской> биографии Григория Мелехова с <Послужным списком> Харлампия Ермакова:

Харлампий Ермаков

		Григорий Мелехов
<Служил в 3-м Дон[ском] отдельн[ом] совполку на должн[ости] комэска-др[она] по расформиро-ванию 3 Дон[ского] совполка попал с пополнением в 14 кав[алерийскую] д[ивизию]: по должности - помкомэскадрона - апрель, май 1920 г .>   В бою под городом Львовом при ранении комполка был назначен временно комполка 80, под мест[ечком] Коляковичем ранен:> - август-сентябрь 1920123 (Послужной список)    <: Был два раза ранен в сражении с Врангелевскими бандитами под Перекопом, Рожественской и др. местах. Участвовал в боях против белополяков и врангелевских банд. Июль-сентябрь 1920 г .124   <За службу в б[елой] армии был послан на фильтрацию Особого отдела 14 кав[алерийской] д[ивизии], где был арестован, находясь под следствием Особого от[дела] конной армии и Трибуналом Кон[ной] армии препровожден в Особ[ый] от[дел] Юго-Зап[адного] фронта. За отсутствием обвинения был освоб[ожден] - июль 1920 г .>;    <Уволен в бессрочный отпуск как бывший белый офицер в порядке приказа СКВО №26/сек - 1922 - январь 1922 г .> - Послужной список по строевой части 14 кавдивизии 1-й Конной армии>125		Из рассказа Прохора Зыкова: <Вместе с ним в Новороссийске поступили в конную армию товарища Буденного, в четырнадцатую дивизию. Принял наш Григорий Пентелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей этим белым - полякам!> (5, 309).       <Недели через две после этого от Григория пришло письмо. Он писал, что был ранен на врангелевском фронте:> (5, 350).

<Совсем пришел? - спросил Прохор. - Совсем. Вчистую. - До какого же ты чина дослужился? - Был помощником командира полка. - Чего же это тебя рано спустили?         Григорий помрачнел, коротко ответил: - Не нужен стал. - Через чего это? - Не знаю. Должно быть, за прошлое. - Так ты же эту фильтру-комиссию, какая при Особом отделе офицеров цедила, проскочил, какое может быть прошлое? - Мало ли что> (5, 362-363)

Удивляет скрупулезная точность в совпадении биографий Григория Мелехова и Харлампия Ермакова после Вешенского восстания.

Возвращаясь после демобилизации домой из Миллерова на быках с разбитной возницей, Григорий вспоминает: <Не раз он в Польше, на Украине и в Крыму растирал в ладонях сизую метелку полыни, нюхал  и с тоской думал: <Нет, не то, чужое:> (4, 356).

Но Украина, Польша, Крым - это ведь и есть воинский путь Харлампия Ермакова в гражданскую войну в составе 1-й Конной армии  Буденного. В романе повторены такие детали, как его благополучное прохождение через фильтрационную комиссию Особого отдела, факты конкретного несения службы на Украине, Польше и Крыму, точный адресат противника (белополяки, врангелевцы) и демобилизация в должности командира полка и не за что-нибудь, а <за прошлое> - как <бывшего белого офицера>.

Близость воинского и жизненного путей Харлампия Ермакова и Григория Мелехова поражает.

VI глава восьмой части романа посвящена тому, как бравый красный командир Григорий Мелехов возвращается домой в Вешенскую из Миллерова:

<- Прийдется вам, товарищ командир, ехать на быках. Лошадей у нас на весь хутор одна, и та на трех ногах ходит. <:> Дадим вам наилучших быков и в проводницы - молодую вдовую бабу:> (5, 352).

Сивоволов рассказывает по этому поводу следующее:

<Шолохов не дает названия первого казачьего хутора, где председатель ревкома предоставил Григорию подводу. Конечно, это мог быть только Нижне-Яблоновский.

Уволенный из Красной армии Харлампий Ермаков домой добирался таким путем. От станции Миллерово ехал на обывательских подводах. По установленному порядку хуторские председатели обязаны были предоставлять подводы демобилизованным красным командирам и везти их до следующего Совета. Приехав в хутор Нижне-Яблоновский, Ермаков зашел в Совет (ревкомы еще в 1920 году были реорганизованы в исполкомы). Председателя на месте не оказалось. Секретарь исполкома Мордвинкин Илья Егорович, проверив документы у Ермакова, сказал:

- Подводы у нас имеются только воловые. Лошадей нет. Отвезет вас баба.

Ермаков вспылил:

- Это как же так! На быках в такую даль?! Я, стало быть, впереди, они сзади?.. Нет, я уже лучше пешком пойду. В дороге подберут.

Хлопнув дверь, Ермаков ушел, а Мордвинкин, ошалело вытаращив глаза, ахнул:

- Это же тот самый Ермаков, какой командовал казаками в восстание!

Хуторской исполком занимал половину дома, принадлежавшего отцу Григория Дударева. По счастливой случайности Дударев оказался свидетелем разговора Мордвинкина с Ермаковым.

В беседе с Дударевым я осторожно задал вопрос о том, не слишком ли много он знает о Ермакове. Он недовольно пыхнул:

- Как же! Кто в наших хуторах не наслышался  о повстанцах и Ермакове. С весны до середины лета шла война>¹²⁶.

Эти слова старого казака подтверждают высказанную нами ранее мысль о том, что энергетическая сила воздействия личности Ермакова на окружающих на Дону была очень велика. Она не могла не затронуть и Шолохова, когда он задумал писать роман о восстании на Верхнем Дону.

Скажу более: на Шолохова и его роман оказала, быть может, решающее воздействие не только жизнь и судьба, жизнь Харлампия Ермакова, но и его смерть.

Нет сомнений в том, что писатель тяжело пережил расстрел Ермакова. Можно предположить, что именно трагическая смерть этого человека, нравственные обязательства перед его памятью дали Шолохову силы устоять под натиском литературной критики, напором литературных и политических властей и остаться верным правде жизни, не сделать Григория Мелехова, как того от него требовали, <большевиком>, <своим>.

Тень неправедной расправы с Харлампием Ермаковым незримо присутствует на всем протяжении четвертой книги романа, грозной тучей нависает над вернувшимся домой Григорием Мелеховым, сообщая повествованию особый драматизм, делая ее, быть может, самой сильной из всех четырех книг.

Выше уже шла речь о том, как после гибели в плену его самого близкого друга Василия Кудашева болезненно-навязчивая тема плена не дает писателю покоя в послевоенные годы, возникает снова и снова в его <Судьбе человека>, <Они сражались за Родину>, в письмах и публицистике. И точно так же ставшая главной для писателя тема трагизма судьбы Григория Мелехова становится ведущим лейтмотивом завершающей книги романа, поднимая его до высшей ноты трагедийности.

Четвертая книга <Тихого Дона>, как известно, писалась в  тридцатые годы. И конечно, настроение трагизма в ней усиливалось и самой жизнью: повальным голодом в начале 30-х годов, арестами и расстрелами 1937 года, когда едва спасся от гибели сам Шолохов. Но прежде всего обострение ее трагизма, убежден, обусловил расстрел Харлампия Ермакова. Гибель его как бы венчала испепеляющую цепь смертей: сначала Петр Мелехов, потом - Наталья, Дарья, потом - Пантелей Прокофьевич, за ним - Ильинична, потом - Аксинья, и рядом - Мирон Григорьевич Коршунов, и его Ильинична, и дед Гришака, и одновременно - Иван Алексеевич и Аникушка, и Федот Бодовсков, и Христоня, и Платон Рябчиков, и - имя им легион:

<Вот и отжили, - думает Григорий Мелехов о своих близких, - да как скоро, как во сне. Лежат все вместе, рядом: и жена, и мать, и Петро с Дарьей: Все семьей перешли туда и лежат рядом. Им хорошо, а отец  - один в чужой стороне. Скучно ему там, среди чужих:>.

Главная книга <антишолоховедения> называется <Загадки и тайны "Тихого Дона">. Но пожалуй, самой большой тайной и загадкой <Тихого Дона> является вот эта: как мог решиться <железобетонный коммунист>, каким представляют Шолохова его противники, представить итог революции и гражданской войны как трагедию воистину шекспировской силы? Трагедию, перемоловшую и уничтожившую в безжалостных жерновах истории весь мир Григория Мелехова, - его родных, близких, возлюбленную, друзей и товарищей и оставившую его в полном одиночестве между двумя полюсами: Митькой Коршуновым и Мишкой Кошевым.

Возвращаясь из Красной армии домой на быках, руководимых разбитной казачьей вдовой <Зовуткой>, он, как и Харлампий Ермаков, ехавший также на быках, этого еще не знал. <Он кончил воевать. Хватит с него. Он ехал домой, чтобы в конце концов взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей. <:> Хорошо бы взяться за чапиги и пойти по влажной борозде за плугом. <:> В чужих краях и земля и трава пахнут по-иному> (5, 356).

Но Шолохов-то прекрасно знает и провидит его судьбу. Его еще только ждут домой, а сестра Дуняшка с тревогой спрашивает своего мужа, председателя ревкома Михаила Кошевого:

<- Прийдет он, что же ему за службу у казаков будет?

- Суд будет. Трибунал.

- <:> Могут и к расстрелу присудить?

- <:> Могут.

- <:> За что? <:>

- За восстание, за все> (5, 351).

А по возвращении домой первое, что услышал Григорий от своего бывшего ординарца:

<Прохор придвинулся ближе, снизил голос:

-Платона Рябчикова с месяц назад расстреляли> (5, 363).

И в беседе с бывшим самым близким другом своим, а ныне самым лютым врагом Михаилом Кошевым - то же предостережение, связанное с недоверием:

<- <:> Почему тебя в такое время демобилизовали?  Скажи прямо!

- Не знаю.

- Нет, знаешь, да не хочешь сказать! Не доверяли тебе, так?

- Ежли б не верили - не дали бы эскадрон.

- Это на первых порах, а раз в армии тебя не оставили, стало быть, ясное дело, браток!

- А ты мне веришь? - глядя в упор, спросил Григорий.

- Нет! Как волка не корми, он в лес глядит> (5, 368-369).

В этом споре подспудные симпатии Шолохова - на стороне Григория Мелехова, который напоминает Михаилу Кошевому, что именно он убил его брата Петра.

<- Ну, что ж, убил, не отказываюсь! Довелось бы мне тогда тебя поймать, я и тебя бы положил, как миленького!

- А я, когда Ивана Алексеевича в Усть-Хопре в плен забрали, спешил, боялся, что и ты там, боялся, что убьют тебя казаки: Выходит, занапрасну я тогда спешил> (4, 370).

Горькая судьба Харлампия Ермакова и тысяч таких, как он, предопределила трагизм судьбы Григория Мелехова.

Документы - следственное <Дело> Харлампия Ермакова, воспоминания свидетелей и очевидцев - неопровержимо подтверждают правоту Шолохова, неоднократно называвшего Харлампия Ермакова прототипом Григория Мелехова.

Но наши <антишолоховеды> делают вид, что не существует документальных свидетельств о давних и прочных взаимоотношениях Шолохова и Харлампия Ермакова; не существует очевидных объективных фактов поразительного совпадения <служивской> биографии Харлампия Ермакова в годы империалистической и гражданской войн с биографией Григория Мелехова; не существует убедительных свидетельств об отражении в <Тихом Доне> судьбы Алексея, Павла и Марии Дроздовых, в курене которых жили Шолоховы в Плешакове; не существует проблемы источников той огромной, многообразной, уникальной по своей достоверности и правдивости информации, которая легла в основу <Тихого Дона>.

______________________

1.           <Молот>. Ростов-на-Дону. 1936, 10 января

2.           Обухов М. Встречи с Шолоховым (20 - 30-е годы)> //<Творчество Михаила Шолохова: статьи. Сообщения. Библиография>. Л., 1975. С. 287

3.           ОР  ИМЛИ. Ф. 143. Оп. 1. Ед. хр. 4. Рукопись первой и второй книг <Тихого Дона>. Рукопись не имеет сквозной нумерации, поэтому цитаты из данного текста даются без ссылок.

4.           Прийма К. С веком наравне. С. 17

5.           Архив Ростовского ФСБ. Дело №П - 27966. Т. III. Л. 37.

6.           Там же. Л. 32

7.           Там же. Л. 31

8.           Там же. Л. 43

9.           Там же. Л. 44-44 об.

10.      Там же. Л. 9 об.

11.      Там же. Л. 82

12.      Там же. Л. 24

13.      Там же. Л. 4

14.      Там же. Т. II. л. 54.

15.      Там же, Лл. 115-116

16.      Там же

17.      Там же, Т. III. Л. 50

18.      Там же. Л. 52

19.      Там же. Л. 173

20.      Там же. Л.

21.      Там же.

22.      Там же. Л. 174

23.      Там же. Л. 174 об.

24.      Там же. Л. 117

25.      Ермолаев Г. Михаил Шолохов и его творчество... С. 22, 367

26.      Архив Ростовского ФСБ. Дело №П-38850, т. I, л. 44 (пакет)

27.      Экслер И.В. В станице Вешенской //<Михаил Шолохов>. Сборник. Л., 1940. С. 133

28.      Калинин А. Встречи. //<Михаил Шолохов>. Сборник. ростов-на-Дону. 1944. С. 151

29.      <Литературный фронт>, София, 12 июля 1951 г .

30.      Лежнев И. Путь Шолохова: С. 344

31.      Там же.

32.      Там же. С. 346

33.      Васильев В.Г. <О <Тихом Доне> М. Шолохова... С. 5

34.      Прийма К. Указ. соч. С. 169 - 171

35.      Архив Ростовского ФСБ. Дело № П - 27966, л . 44 (пакет)

36.      <Тихий Дон>: уроки романа, - Ростов-на-Дону. 1979. С. 136

37.      Лежнев И. Указ. соч. С. 344

38.      Архив Ростовского ФСБ. Дело № П - 27966. Т. II. Л. 45

39.       Там же. Л. 26

40.      Там же. Л. 27

41.      Там же. Л. 9

42.      Там же

43.      Там же. Л. 49

44.      Там же. Л. 51

45.      Лежнев И. Указ. соч. С. 245-246

46.      Гура В. Как создавался <Тихий Дон>. М., 1980. С. 124

47.      Там же. С. 124-125

48.      Прийма К. Указ. соч. С. 68-69

49.      Сивоволов Г.Я. <Тихий Дон>: рассказы о прототипах... С. 75

50.      Прийма К. Указ. соч. С. 61-64

51.      Там же. С. 67

52.      Там же

53.      Прийма К. Вешенские встречи //Подъем. 1962. № 5. С. 153. Перепечатано с некоторыми изменениями в книге: Прийма К. С веком наравне, с. 156 - 157

54.      Архив Росовского ФСБ. "Дело" № П - 38850. Т. 1. Л . 45 (пакет)

55.      Там же

56.      Там же. Л. 21

57.      См. Сагацкий В.И. Радзивиллов //<Родимый край>. - Пермь, № 83. 1969, июль - август. С. 259, № 84. 1969, сентябрь - октябрь. С. 26, № 85. 1969, ноябрь - декабрь. С. 27, 30.

58.      Голубинцев Святослав. На тихий Дон (Из старых воспоминаний) //Новое русское слово. Нью-Йорк, 21 января 1968, 13 ноября 1974 г .

59.      Кузнецова Н.Т., Баштанник В.С. У истоков <Тихого Дона> //<Тихий Дон>: уроки романа. - Ростов-на-Дону. 1979. С. 58

60.      Дело № П - 38850. Т. 1. Л . 44 (пакет).

61.      Там же.

62.      Там же.

63.      Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 97

64.      Архив Ростовского ФСБ. Дело №П-38850. Т. I. Л. 44 (пакет).

65.      Кудинов П. Восстание верхнедонцев в 1919 году. Исторический очерк //Вольное казачество. Прага. 1931. №№77 - 85; 1932. №101. <Исторический очерк> П. Кудинова перепечатан, с предисловием и комментариями В. Васильева в журнале <Отчизна>, 1991, №№6, 7, 8

66.      На подъеме. 1930. №6. С. 171.

67.      Октябрь 1932. №7. С. 11.

68.      Отчизна. 1991. №7. С. 71.

69.      Там же. С. 68.

70.      Семанов С.Н. "Тихий Дон" - литература и история: С. 53.

71.      Отчизна. 1991. № 6. С. 76.

72.      ЦГВИА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 100. Л . 16 - см.: Семанов С.Н. Указ. соч. С. 53.

73.      ЦГВИА. Ф 1304. Оп. 1. Д. 117. - см.: Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 280.

74.      Архив ростовского ФСБ, <Дело> №П - 38850. Т. 1, лл. 96 - 97; Дело № 1772. Т. 1. Л . 109.

75.      Там же. Л. 150.

76.      Там же. Лл. 29-30.

77.      Дело № П 27366. Т. II. Л. 244.

78.      Отчизна, 1991, №8. С. 73.

79.      Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 274.

80.      Дело № П - 279966. Т. II. Л. 29-30.

81.      Дело № П - 38850. Т. I. Л. 26.

82.      Дело № П - 27966. Т. III. Л. 15.

83.      Там же. Л. 29 об.

84.      См.: Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 339.

85.      Дело № П - 27966. Т. II. Л. 12.

86.      Там же. Л. 26.

87.      Там же. Л. 9 а.

88.      Отчизна. 1991, № 6. С. 76.

89.      Прийма К. Указ. соч. С. 157.

90.      Там же. С. 166-167.

91.      Там же. С. 169.

92.      Сивоволов Г. Указ. соч. С. 117.

93.      См.: Кудинов П. Указ. соч. //Отчизна. 1991. №8. С. 73

94.      Там же. С. 71

95.      Там же. №7. С. 70

96.      Там же.

97.            Ермолаев Г. Исторические источники <Тихого Дона>. //Дон. 1998. №3. С. 214

98.            Кудинов П. Указ. соч. //Отчизна. 1991. №7. С. 68-69

99.            Казачий словарь-справочник. Т. 1. - Кливленд, Огайо, США. 1966. С. 120

100.        Прийма К. Указ. соч. С. 199

101.        Ермолаев Г. Указ. соч. //Дон. 1998. №3. С. 214

102.        Там же. С. 212, 214

103.        Там же. С. 210

104.        Кудинов П. Указ. соч. //Отчизна. 1991. №7. С. 71

105.        Там же.

106.        Ермолаев Г. Указ. соч. //Дон. 1998. №3. С. 210

107.        Кудинов П. Указ. соч. //Отчизна. 1991. №8. С. 69

108.        Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 307

109.        Кудинов П. Указ. соч. //Отчизна. 1991. №8. С. 69

110.        Ковалев Е. Харлампий Ермаков - герой <Тихого Дона> //Родимый край, Париж. 1962. Сентябрь-октябрь. №42. С. 22-23.

111.        Семанов С.Н. Указ. соч. С. 44

112.        Загадки и тайны <Тихого Дона>. Т. I. С. 298

113.        Архив Ростовского ФСБ, Дело №П-38850. Т. I. Л. 15 об.

114.        Там же. Л. 16

115.        Там же. Л. 15 (об.) - 16

116.        Там же. Л. 16

117.        Прийма К. Указ. соч. С. 68

118.        Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 94

119.        Там же. С. 91-92

120.        Ермолаев Г.С. Указ. соч. С. 261

121.        Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 82

122.        Там же. С. 93-94

123.        Дело №П-38850. Т. I. Л. (пакет).

124.        Там же.

125.        Там же. 

126.        Сивоволов Г.Я. Указ соч. С. 96

Феликс Кузнецов