Запах чеборца. "Комиссар арестов и обысков". Сердобский полк. Братья Дроздовы. Прототип Половцева. Плешаковская мельница. Вешенское купечество. Аникушка и другие. Топография и топонимика

Запах чеборца

В криминалистике (а обвинения в адрес Шолохова носят очевидно криминальный характер) базовое значение имеет принцип дактилоскопии - идентификации личности по рельефным линиям, так называемым папиллярам рук, обладающим свойствами неопровержимой индивидуальности и устойчивости рисунка.

Подобный подход возможен и при идентификации личности автора литературного произведения, когда документально устанавливаются рельефные линии, фигурально выражаясь, <капилляры> его  личной судьбы, которые нашли очевидное воплощение в произведении.

Эту работу - своего рода текстологическую дактилоскопию романа - мы осуществляли и в предыдущих главах, - исследуя рукопись <Тихого Дона>, прогностические ее особенности, историческую и литературную судьбу таких опорных для романа фигур, как Харлампий Ермаков и Павел Кудинов.

Подобная текстологическая дактилоскопия преследует цель - исследовать историческое, информационное пространство <Тихого Дона> и соотнести его с совокупностью исторических, жизненных знаний и представлений автора, - совпадают они или нет?

Краеведческие исследования и поиски в этом случае могут дать особенно значимый результат. Именно они помогают нам ощутить тот аромат <донского чебора>, которым наполнен <Тихий Дон> и который неразрывно связывает его с донской землей и проясняет проблему авторства.

Что это значит -  <донской чебор>? Ни в одном из многочисленных словарей, в том числе и <Словаре казачьих говоров>, слова <чебор> мы не нашли. И только в <Казачьем словаре-справочнике> - не только историческом, но и диалектологическом словаре - мы нашли ключи к этому слову:

<Чебрец, чеборец - душистая трава с лиловыми цветами: Называют ее также чобор>¹.

Краеведы собрали немало свидетельств того, как земляки Шолохова восприняли появление романа <Тихий Дон>. Он пришел к ним в выпусках <Роман-газеты> - самого массового издания тех лет - и в книжках, <Московского рабочего> и Госиздата. Вот одно из свидетельств того времени - его привел краевед Иван Данилов в своей <Книге народной памяти> - <Донской чёбор>. Иван Данилов приводит слова казака Петра Трофимовича Шапрова:

<- Когда вышли первые части <Тихого Дона>, читали книгу всем миром. Полстаницы собиралось на баз моего отца,  где при организации колхоза сделали бригадный двор. Сойдутся, рассядутся в кружок прямо на земле - отец им читает... Стемнеет, а расходиться не хотят.

Просят  читать  дальше.  Зажигали лампу,  выносили  во двор и читали дальше...  Ну,  а керосина-то тогда у всех намале было...  Решили,  что каждый,  кто хочет слушать <Тихий Дон>, пусть принесет полбутылки керо-сина ...

Ничего похожего на эти чтения я в жизни больше не встречал: катались по земле от смеха, плакали, спори-ли... Многих героев угадывали по поступкам, по жизни, другие в романе прямо названы...

Вот комиссар Малкин...  Тот,  что шутя отправлял людей на расстрел. Был такой в самом деле. У тещи мо-ей останавливался, когда приезжал в Букановскую. Зая-вится в дом и, не раздеваясь,  в сапогах - бряк на кровать... Лежит и наганом играется, подбрасывает его под самый потолок...

Позже работал он в Москве, потом в Сочи².

Это не придумано.  Книга народной памяти и по сей день хранит воспоминания о том, как встретили <Тихий Дон> на Дону, о людях, которые узнавали себя в героях романа.

<Тихий Дон> буквально соткан из реалий той жизни, которой жили земляки писателя, которая пропущена через биографию, память и душу М.А. Шолохова. И никого другого, поскольку роман насыщен огромным количеством таких подробностей, деталей, наконец, персонажей, реальных людей, явившихся прототипами многих героев, знать о существовании которых мог только человек, который прожил жизнь в этих местах. Эти реальные факты жизни, перенесенные воображением и гением писателя в роман и ставшие его художественной плотью, не вытравить никакой клеветой.

Обратимся к свидетельствам скромных вёшенских учителей Н.Т. Кузнецовой и В.С. Баштанник, которые, как и другие краеведы, бережно собирали эти крупицы народной памяти, устанавливая, что <Ти-хий Дон> таит в себе правду многих реальных человече-ских судеб, характеров и ситуаций. Краеведы улавливали в ходе этих бесед такие тончайшие нюансы, детали, привязывавшие <Тихий Дон> к Шолохову, придумать которые невозможно.

Они встречались и беседовали с людьми, которые узнавали себя в персонажах романа. К примеру, с братьями Ковалевыми (по-уличному - Ковальковыми), которые дали жизнь в романе братьям Шумилиным (по-уличному - Шами-лям): <...О братьях Ковалевых все так в Каргинской и говорят: <Вот это Шамили>³, - свидетельствуют сельские краеведы. Они рассказывают:

<Мы встречались с сыном Мартина Шамиля,  Петром Мартыновичем Ковалевым... Петр Мартынович вспоминает о своей семье, о родителях следующее: <Отец не особенно грамотный был. Мы читали вслух <Тихий Дон>,  а он, отец, тогда сказал: это Мишка написал про меня, запи-сал нас, говорит, Шамилями. И мать  он описывает. Ко-гда отец пришел, а сыч на могилках кричал, а отец хо-тел его застрелить,  а мать говорит:  <Ты что,  я на сносях хожу..> Этот подлинный случай был описан М. А. Шолоховым в первом томе <Тихого Дона>⁴. И действительно, в первых главах третьей части <Тихого Дона> читаем:

<Сухое тлело лето<:>

По ночам на колокольне ревел сыч.  Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч с колокольни перелетал на кладбище, ископыченное телятами, стонал над бурыми затравевшими могилами.

- Худому быть,  - пророчили старики,  заслышав с кладбища сычиные выголоски.

- Война пристигнет. <:>

Шумилин Мартин, брат безрукого Алексея, две ночи караулил проклятую птицу под кладбищенской оградой, но сыч - невидимый и таинственный - бесшумно пролетал над ним,  садился на крест в другом конце кладбища, сея над сонным хутором тревожные клики. Мартин непри-стойно ругался, стрелял в черное обвислое пузо про-плывающей тучи и уходил. Жил он тут же под боком. Же-на его , пугливая хворая баба, плодовитая, как кроль-чиха, - рожавшая каждый год, - встречала мужа упрека-ми:

- Дурак, истованный дурак! Чего он тебе, вражина, мешает, что ли? А как Бог накажет? Хожу вот на последях, а ну как не разрожусь через тебя, чертяку?> (4, 241-242).

Во второй книге романа, - продолжают свой рассказ сельские краеведы, - мы находим описание того, как голосила вдова Прохора Шамиля по мужу, погибшему на по-лях войны.

<Билась головой о жесткую землю жена Прохора Шамиля,  грызла земляной пол зубами,  наглядевшись,  как ласкает вернувшийся брат покойного мужа, Мартин Шамиль, свою беремен-ную жену, нянчит детей и раздает им подарки. Билась баба и ползала в корчах по земле, а около в овечью кучу гуртились детишки, выли, глядя на мать захлебнувшимися в страхе глазами.

Рви, родимая, на себе ворот послед-ней рубахи! Рви жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы,  кусай свои в кровь искусанные губы,  ломай изуродованные работой руки и бейся на земле у порога пустого куреня! Нет у твоего куреня хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих - отца, и помни, что никто не приласкает ни тебя, ни твоих сирот:> (2, 241-242).

Оказывается, и эти строки отражают подлинную человеческую  трагедию,  о  которой  сельским  краеведам рассказала дочь Ивана Ковалева - прототипа Прохора Шамиля, - Дегтярева Агафия Ивановна, 78-летняя неграмотная казач-ка станицы Каргинской. Краеведы привели запись беседы с ней:

<Шолохов описывал за маму, книга такая была. Когда дядя Алексей ездил под Турцию, приезжал оттедова, мать пришла, услыхала. Я как раз была на мельнице, там говорят дядя приехал, отца нету, мать там все на себе порвала, последнюю рубаху она на себе рванула. Что в книге писалось, то и она точно, мать-то, гово-рила. Только он не написал, что Ковалева. Кто-то у нас читал книгу, мужчина стоял на квартире, препода-вал в мясосовхозе, а он эту книгу читал вслух, ишо мать живая была, и мать заплакала. Отец не вернулся. Погиб под Турцией>⁵.

По словам Агафьи Ивановны, дядя ее, Алексей Ковалев, как и Алексей Шамиль, был без руки, но обладал большой физической силой, был участником всех драк и кулачных боев и наносил своей культей разящий удар. В первой книге <Тихого Дона> сказано об Алексее Шамиле так: <Хоть и безрукий, а первый в хуторе кулачник. И кулак не особенно, чтоб особенный - так, с тыкву-травянку величиной; а случилось как-то на пахоте на быка осерчать, кнут затерялся, - стукнул кулаком - лег бык на борозде,  из ушей кровь,  насилу отлежался>.

Другой старожил станицы Каргинской Илья Емельянович Фролов также подтвердил краеведам сходство Ко-валевых и Шамилей: <Фактически он Алешку Ковальчонка косорукого описывал,  у него одна щека дергалась,  у Шолохова так и написано>⁶. Вспомним описание драки на мельнице: <Безрукий Алексей - посередь двора; ме-чется по поджарому животу холостой, завязанный в конце рукав  рубахи,  всегдашней судорогой дергается глаз и щека>.

<У Алексея Ковалева  (Алексей Шамиль),  когда И. Е. Фролов читал казакам вслух первое издание <Тихого Дона> в <Роман-газете>, текли по щекам слезы, -  пишут краеведы. - Громкая читка состоялась прямо на улице станицы Каргинской, у магазина. Собралась толпа хуторян, а когда стало темно, то стали просить, чтобы читали еще, принесли для этого керосиновую лампу>.

Михаил Александрович Шолохов хорошо знал братьев Шамилей. Петр Мартинович Ковалев рассказывает: <Шолохов жил вот тут, недалеко. Он приходил к отцу под-стригаться,  с братом они старшим играли>. Старожилы показывали нам дом, в котором жила семья Шолоховых, он стоял через улицу, почти напротив усадьбы Ковале-вых>⁷.

<Антишолоховеды> с высокомерием относятся к этим свидетельствам простых людей, земляков Шолохова, к кропотливому и крайне важному труду краеведов. Они оставляют этот труд <за скобками>, на их труды не ссылаются и не берут их в расчет.

Между тем, для прояснения вопроса об авторстве <Тихого Дона> свидетельст-ва краеведов исключительно важны.  <Тихий Дон>,  как никакое другое произведение, укоренен в донскую зем-лю, он в прямом смысле этого слова почти <физиоло-гически> растет из нее.

Аромат местности, как и аромат времени, приходит в произведение через жизненный опыт его автора, через его знание людей, природы, истории, обычаев, топографии и топонимики, то есть через реалии места и времени, которые не могут быть плодом писательской фантазии, но наоборот - пи-тают ее. Это в особенности относится к Шолохову, ко-торый,  как вспоминает жена писателя Мария Петровна, <не любил <:> ничего придуманного, неверного>⁷.

Через комплексное исследование всей совокупности этих конкретных реалий места и времени мы можем придти к постижению того исторического пространства, которое было освоено автором и органически включено в произведение.

<Комиссар арестов и обысков>

Характеризуя <Тихий Дон>, Павел Кудинов говорил К. Прийме: <Почти в каждой главе <Тихого Дона> повествуется о событиях и фактах, которые были в жизни. Вот, скажем, урядник Фомин, действительно был избран командиром вёшенского полка,  открыл фронт красным, на телеграфный приказ генерала Краснова <образумиться> Фомин из Вешек послал генерала в тартарары матерной бранью по телеграфу... Точно описаны перегибы комиссара Малкина, мятеж в Сердобском полку, который привел к нам и поставил на колени монархист командир Врановский>⁸.

Прояснению вопроса об авторстве <Тихого Дона> помогает проверка подобных реалий <Тихого Дона> жизнью действительной, которую можно вести лишь опираясь, в меру возможностей, на ар-хивные материалы, на свидетельства очевидцев и участ-ников событий, на результаты работы краеведов.

Историческая идентификация <событий и фактов, которые были в жизни>, а потом составили основу <Тихого Дона>, с неизбежностью выводит нас на авто-ра романа,  как того человека, который <пропустил> эти события и факты через свою <душу живу>.

<Антишолоховедение> подобной работой практически не занимается, что приводит его к курьезам.

К примеру, литературовед Д^х в <Стремени "Тихого Дона">, доказывая, что текст романа, написанный, якобы Крюковым, <испорчен> добавлениями <соавтора-двойника>, приводит в пример упомянутый выше эпизод с Фоминым. Лите-ратуровед Д^х считает <психологически невозможными>⁹, придуманными <соавтором> (то есть Шолоховым) слова ко-мандира вёшенского полка Фомина в ответ на приказ <образумиться> и <встать на позицию>: <Катись под та-кую мать точка Фомин> (4, 120). Однако реальность и подлинность этой ситуации подтверждается не только приведенным выше свидетельством Павла Кудинова, но и самим Красновым, который писал в воспоминаниях: <Фо-мин ответил площадной бранью>¹⁰.

Фигура Якова  Фомина  проходит  не только через <Тихий Дон>, особенно - четвертую книгу, но и через <Донские рассказы>, <Поднятую целину> и - главное - непосредственно связана с биографией М. Шолохова.

Шолохов лично знал Фомина. Елена Сербряковская, часто встречавшаяся с Шолоховым, когда в журнале <Нева>, где она работала, выходила вторая книга <Поднятой целины>, записала рассказ Михаила Александровича о том, как он, будучи юным продагентом, попал в руки банды Фомина:

<Гражданская война. Он в том еще возрасте, когда зовут только Мишей, поскакал на коне в какую-то станицу вечерком к знакомой девушке. Коня привязал, зашел. А вскоре топот по дороге, - Фомин со своей бандой! Мать той девушки живо дала ему другую мужскую одежду, успел переодеться, но уйти не успел: Фомин уж в избе. Кричит, красноармейцем считает (а оно так и есть по сути дела). Тут только и спасешься, если артистом станешь. Юн еще, белокур, скажись юнцом-несмышленышем.

Может, Фомин и поверил, что это мальчишка, однако почему не покочевряжиться?

- Снимай рубаху! Если красноармеец - на плечах от ремней потертости увидим. Волоски там чуть покороче будут.

Проверили. Плечи, как плечи, нет следов.

- А теперь штаны задери, покажи ноги. Кто в сапогах ходит - на икрах следы найдем!

Тешится Фомин. А парень поточнее рассчитывает, как держаться, чтобы интерес к нему поостыл. Ну, проверили. Ну, оделся, застегивается. Жалкенький подросточек. Тихо спрашивает:

- Можно до ветру выйти?

Фомин хохочет - довели парнишку. - Иди, кому ты нужен!

Выходит неторопко. И - на первого же ближе стоящего коня, и - айда, только его и видели. А кому нужен? Тогда он еще не знал, что нужен всему народу, всей советской молодой литературе. Но уйти сумел. Матерого волка перехитрил. <Два часа в плену у Фомина был>, подытоживал он с усмешкой.>¹¹  

Документально подтверждено, что в 1921-1922 годах Фомин прошел через биографию Шолохова, когда его банда не раз захватывала Каргинскую, Вешенскую. Когда Шолохов, - как он пишет в Автобиографии - <был продработником, <гонялся за бандами, которые бушевали на Дону до 1922 года. Нередко банды гонялись за его отрядом>.¹² Это личное знание Шолоховым Фомина и получило отражение в <Тихом Доне>, прежде всего - в четвертой книге.

Знал Шолохов и еще одного <героя> <Тихого Дона> -комиссара Малкина, о <подвигах> которого рассказывает в романе казак-старообрядец:

<... - Расстреливали людей. Нынче одного,  завтра, глядишь, другого... <:> Вот, к примеру, в Букановской ста-нице... <:> :Комиссар у них стоит с отрядом, Малкин фамилия... Собирает с хуторов стариков, ведет их в хворост, вынает там из них души, телешит их допрежь и хоронить не велит родным. А беда ихняя в том, что их станишными по-четными судьями выбирали когда-то. <:> И вот этот Малкин чужими жизнями, как бо,г распоряжается...> (5, 397).

Устами казака-старовера Шолохов раскрывает главную причину Вёшенского восстания - <смывание над людьми>, то есть изде-вательства над народом, красный террор ради физического уничтожения казачества.

Как уже указывалось выше, 24 января 1919 года Оргбюро ЦК РКП (б) приняло секретную директиву за подписью Свердлова, которая декретировала фактическое уничтожение казачества как сословия, физическое истребление всех богатых казаков и  тех,  кто  выступает  против  большевиков,  создание трибуналов, реквизиции, выселение казаков на Север и в Сибирь и заселение их земель выходцами из северных и срединных областей России. Это было началом массо-вого террора в отношении казачества, который получил наименование <расказачивания>. Красный казачий коман-дир Ф. Миронов так писал об этой политике геноцида в отношении казачества в своем письме Ленину от 31 июля 1919 года: <Уничтожение казачества стало неопровержимым фактом, как только Дон стал со-ветским...>¹³.

Одним из проводников этой каннибальской политики в отношении казачества на Дону и был комиссар Малкин.

<:Тем часом идет по плацу старик - Линек по улишному. Идет он с уздечкой на свое гумно, кобылу обротать и весть, а ему ребята шутейно и сказали: <Иди, Малкин тебя кличет>. Линек этот еретическим своим крестом перекрестился, - они там все по новой вере живут, - шапку еще на плацу снял. Входит - трусится. <Звали?> - говорит. А Малкин как заиржет, в бока руками взялся. <А, - говорит, назвался грибом - полезай в кузов. Никто тебя не звал, а уж ежели пришел, быть по сему. Возьмите, товарищи! По третьей категории его>. Ну натурально, взяли его и зараз же в хворост>. Другого старика Малкин отправил <в хворост>, то есть на тот свет только за то, что у него борода <просяной веник>. <Откуда? Как по фамилии? - и иржет ишь, - говорит, - бороду распушил, как лисовин хвостяку! Очень уж ты на угодника Николая похож бородой. Мы, - говорит, - из тебя, из толстого борова, мыла наварим!> (4, 255).

Разве мог написать такие беспощадные слова в адрес <комиссаров> и <большевиков> <комсомолец> Шолохов? - задаются наивным вопросом <антишолоховеды>. Автор книги <Стремя "Тихого Дона"> главу тридцать девятую третьей книги романа относит к числу тех, которые <явно не принадлежат>¹⁴ <соавтору>, то есть Шолохову, и, следовательно, разоблачение Малкина осуществил Крюков. Но дело в том, что комиссар Малкин был реальной исторической личностью, печально известной на Дону, его хорошо знал именно Шолохов. Его жена Мария Петровна рассказывала Прийме, что, до замужества, еще когда жила с родителями, она хорошо знала "комиссара Малкина, который расказачивал  станицу  Букановскую. <Кстати,  он  тогда стоял у нас на квартире. Щеголеватый был, на день ме-нял по две-три шинели, а то ходил весь в коже. Я Мише об этом рассказывала...>.

<- Да, - продолжал рассказ жены Шолохов. - С этим Малкиным мне довелось встретиться в Москве. Тогда он уже работал в ОГПУ. А его букановские дела я описал в тридцать девятой главе третьей книги <Тихого Дона>. Там  о  нем  ведет  разговор  со  Штокманом  казак-старовер... Из-за этой главы и была задержана публикация романа в журнале <Октябрь> почти на три года. Мало того, уже тогда, когда разрешили печатать третью книгу романа, эта глава, вернее, этот эпизод с комис-саром Малкиным был кем-то выброшен. Но в первом книж-ном издании <Тихого Дона> третьей книги я все-таки добился  восстановления  этого  текста.  Спустя четыре года мы с Малкиным встретились, а поговорить было не о чем:>¹⁵.

         Тот факт, что комиссар Малкин был не только реальным, но и значительным лицом в системе ЧК, подтверждает справочник <Кто руководил НКВД 1934-1941> (М., 1999). На его страницах мы видим фотографию человека с холеным лицом и властным взглядом и читаем:

<Малкин Иван Павлович (1899, с. Кузьминское Рязанской губернии - 02.03.1939).Родился в семье плотника. Русский. В КП с 09.18. Депутат Верховного совета СССР 1-го созыва.

         Образование. 3 класса церковно-приходской школы>.

         Далее сообщается, что в отрочестве и юности Малкин был слесарем, в 1918 году стал красногвардейцем, участвовал в ликвидации анархистского мятежа в Лефортове.

         <В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД: начальник агентуры Особого отдела 56 строевой дивизии 01.1919. - 08.1919; сотрудник для особых поручений при Реввоенсовете 9 армии 08.1919. - 1919>¹⁶.

         В примечании сказано: <Подавлял казачьи восстания в станицах Усть-Медведевская, Слащевская, Букановская. В романе <Тихий Дон> выведен в образе одного из эпизодических героев>.

Далее подробно сообщается о продвижении Малкина по службе: занимал ответственные должности в управлениях ОГПУ и НКВД на Кубани, в Калмыкии, Таганроге, Ставрополе, был слушателем 3-месячных курсов руководящих работников ОГПУ 1932, после чего возглавлял ОГПУ в Сочи, был начальником Управления НКВД Краснодарского края.

<Арестован 02.12.1938; приговорен Военной коллегией Верховного Суда 02.03.1938 к высшей мере наказания. Расстрелян. Не реабилитирован>¹⁷.

Шолохов, видимо, встречался с Малкиным в 1932 году, когда тот в течение трех месяцев был на курсах руководящих работников ОГПУ в Москве. Донской край Малкин покинул в 1921 году, когда был направлен <резидентом в тылу белой армии>¹⁸ в Новороссийск. То, что в середине 20-х годов Малкин получил назначение в Сочи, а потом возглавлял все Краснодарское НКВД и стал членом коллегии ОГПУ, свидетельствует о его очень высоком положении в иерархии спецслужб, - г. Сочи было местом отдыха Сталина, а потому находился под особым присмотром ОГПУ и НКВД. Высокое положение и авторитет Малкина в системе ЧК подтверждает и тот факт, что в 1937 году он был выдвинут в депутаты Верховного совета СССР первого созыва. Они избирались в Верховный Совет одновременно, от соседних областей: Шолохов - от Ростовской области, а Малкин - от Краснодарского края.

В газетах Краснодарского края во время избирательной кампании в ноябре 1937 года были опубликованы целые полосы, посвященные Малкину. Приведем текст его выступления на одном из предвыборных митингов в Туапсе:

<В 1919 году Реввоенсовет IX назначил меня начальником Особого полевого отдела этой армии. Части Красной Армии с боями пришли в Новороссийск. Я был назначен комиссаром обороны Новороссийска и первым председателем Новороссийского ЧК. В 1921 году по поручению партии и правительства я был командирован в тыл Врангеля, где выполнял ряд задач, имевших большое значение. После этого меня послали на подавление контрреволюционного восстания на Кубани> (газета <Ударник>, 26 ноября 1937 г .).

<Посмотрите на товарища Малкина, он - олицетворение диктатуры пролетариата, - взывали ораторы, выступавшие на митинге. - Его жизнь - непрерывная борьба с врагами революции, с врагами народа>¹⁹.

Однако прошел всего год - и в декабре 1938 Малкин был арестован, а марте того же года расстрелян.

В Российском государственном военном архиве нам удалось найти документальные свидетельства изуверских <подвигов> ко-миссара Малкина на Верхнем Дону. Они - в деле № 391 (опись 3, фонда № 192). Это - фонд Управления 9-ой Кубанской армии Северо-Кавказского военного округа за 1918 - 1921 годы, тот самый, где служил Малкин и который подавлял восстания казаков на Верхнем Дону. Дело № 391 называется так: <Донесения штабов экспедиционных войск армии о ходе  ликвидации контрреволюционных  мятежей  в  донских  станицах  (14 марта - 11 мая)>, когда Малкин был, по его послужному списку, <начальником агентуры Особого отдела 56 строевой дивизии>.

     В деле № 391 (лист 39) хранится сводка (донесение) от 16 марта 1919 года, подписанная более красно-речиво: <Комиссар арестов и обысков Особого отдела IX [армии]  Малкин>²⁰. Вот, оказывается,  какую должность занимал в то время Малкин: <комиссар арестов и обысков>. Такие комиссары существовали непосредственно при трибуналах, в особых <отделах розысков и объектов> и были сотрудниками ЧК.

В своде документов <Филипп Миронов> (М., 1997) находим подтверждение не только существования на Дону <Комиссаров арестов и обысков>, но и характеристику их деятельности:

         <:Назначенные на ответственные посты комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, злоупотребляли своей властью, чинили всякое насилие над населением, <:> Отдел розысков и обысков при ревтрибунале, а также те же комиссары при производстве обысков отбирали вещи и продукты совершенно беззаконно, <:> С совершением физических насилий. Эти действия, в особенности отдел розысков и обысков, настолько возбуждали население района, что было признано необходимым возможно скорейший разгон этого отдела, что, однако, не было приведено в исполнение,<:> Как будет видно дальше, одной из серьезных и главных причин всеобщего восстания в Хоперском районе была, несомненно, и террористическая по отношению к мирному населению политика ревтрибунала, руководимая неправильными указаниями из Граждупра и несознательному толкованию этих указаний руководителями трибунала, сначала председателя трибунала Германа, а затем Марчевского при непосредственном горячем участии сотрудников трибунала Цислинского и Демкина>²¹.

Как явствует из сводки-донесения Малкина, он действовал в полном соответствии с данными ему полномочиями:

<11-го марта приехал в станицу Букановскую и там арестовал 26 человек. Так как там был комиссар Урюпинского отделения Емин, то я поехал в станицу Слащевскую, в станице Слащевской был комиссар из Урюпинского отделения тов. Фролов, он и арестовал главарей. Я пошел в разведку и нашел все приговоры и постановления выборных (у восставших). Приговоры явно контрреволюционные, в которых говорится: очистить от крас-ных Дон и т. д. Я по подписям приговора начал аресто-вывать - арестовал 30 человек.  После этого ко мне приходит казак 23-й дивизии, назвавшийся коммунистом, сказал,  что <эти ваши аресты возмущают народ,  все старики стонут от арестов, я поеду к тов. Миронову, который должен принять меры>.  Он еще добавил,  что <тов. Миронову предложили командовать 9 армией, и он не согласился, а едет будто бы в Москву...>.

14 марта вечером, когда я был у политкома 15 дивизии,  пришел нарочный и сказал,  кто-то приехал от Миронова и хочет освободить арестованных и передушить комиссаров Особого отдела. После того тов. Витюшников сказал, чтобы приготовиться.

Утром 15-го марта распространились слухи, что в Вешенской станице 11 марта восстали казаки, разгромив склад с оружием,  убив комиссара арестов и обысков Особого отдела.

Около 12-ти часов прибежал тов. Веревкин и гово-рил, что хутора Шакин, Астахов, Михеевский и Калининский подняли восстание и присоединились к восставшим уже станицам.  Чтобы проверить  слухи,  мы поехали в разведку и обнаружили восставшие заставы в количестве 50 человек. Нами были приняты меры, выставлены 4 пу-лемета и 50 человек вооруженных, которых я собрал из находившихся здесь красноармейцев и местных коммуни-стов>²².

Высказав неодобрение Миронову - в чем он был согласен с реввоенсоветом 9-й армии, требовавшим от Троцкого <по политическим соображениям отозвать Миронова из пределов Донской области> (в документе подчеркнуто Троцким)²³ - Малкин в своем донесении докладывает о бое с восставшими казаками: <Мы все время удерживали позицию, поддерживали сильный огонь из пулеметов и винтовок, но напора не выдержали, так как их было человек 400 и решили отступить за Хопёр в хутор Пески,  заняв  позиции на  буграх.  Отступление провели без потерь, в Песках находилось нас 60 чело-век и обоз. Я послал нарочного в станицу Кумыженскую для поддержки, посланный мой человек мобилизовал всех фронтовиков (которые охотно пошли), которых мы воору-жили и они яростно борются с восставшими стариками. По сведениям, проверенным мною, в восставшей станице Слащевской восставших около пятисот человек,  воору-женных винтовками  (не все),  в остальных восставших станицах идет мобилизация, от 17 до 50 лет.

Восставшими руководят есаул Алферов и Гришин. Алферов и Гришин и атаман хутора Калининского издали приказ: всем тем, кто найдет меня и Фролова, расстрелять на месте и освободить всех арестованных нами в целом ряде хуторов и станиц.

Комиссар арестов и обысков Особого отдела IX Малкин>²⁴.          

В главе <Тихого Дона> о предательстве Сердобского  полка рассказано и об этом бое:  <Малкин  из  Букановской  вынужден  был отойти на двадцать верст севернее, в станицу Слащевскую, а потом, теснимый повстанческими силами, разви-вавшими бешеное наступление и во много раз численно превосходившими малкинскую дружину, за день до ледо-хода переправился через Хопер, утопив несколько лошадей, и двинулся на станицу Кумылженскую> (4, 315).

Эта поразительная точность информации у Шолохова о перемещениях <дружины> <комиссара арестов и обысков> Малкина под давлением превосходящих сил восставших, описание его пути (станицы Слащевская, Кумылженская, переправа через Хопер), дословно повторяющее малкинскую <сводку-донесение>, убеждают нас в том, что автор романа, помимо устных источников, имел доступ к закрытым архивам НКВД-ОГПУ, в частности, к архиву так называемых <Экспедиционных войск>.

По свидетельству Левицкой, работника издательства <Московский писатель>, помогавшей опубликовать <Тихий Дон>, Шолохов, во время ее по-ездки в Вёшенскую в июле 1930 г . сказал ей, что <получил разрешение ГПУ пользоваться всеми сек-ретными документами,  касающимися вёшенского восста-ния>²⁵. Получил еще до ее приезда в Вёшенскую и, следо-вательно,  использовал эти документы для работы над третьей книгой <Тихого Дона>.

Это был исключительно важный источник информации, дополняющий и уточняющий   устные  рассказы участников событий на Дону в 1919 году,  прежде всего - Харлампия Ермакова и других.

И в таком случае понятна осведомленность автора <Тихого Дона> еще об одном событии, описанном и в рома-не,  и в <историческом очерке> Павла Кудинова, - о мятеже в 204-м Сердобском полку.

204-й Сердобский полк

Шолохов неоднократно говорил о своей работе в архивах, когда создавал <Тихий Дон>, имея доступ, в частности, к ар-хиву ГПУ, к секретным документам, касающимся Вёшенского восстания. Это, на наш взгляд, - еще один, исключительно важный аргумент в навязанном нам споре об авторстве <Тихого Дона>: кто еще, кроме него, мог быть допущен в ту пору к этим <сверхсекретным документам>?

Писатель в своей работе над романом опирался на комплекс источников информации о мятеже Сердобского полка. Это и архивные данные, и устное предание вкупе с личными впечатлениями и воспоминаниями его участников и современников (судя по данным архивов, 204-й Сердобский полк, базировав-шийся в станице Усть-Хоперской, вел боевые действия и в хуторе Плешакове, где в ту пору жил Шолохов). Хуторскую <сотню>, которая боролась здесь с красными, возглавлял хорунжий Павел Дроздов, в чьем курене и проживала семья Шолоховых.

Приведем донесения о боевых операциях 204-го Сердобского полка накануне мятежа (иногда в документах его сокращенно именуют 4-м Сердобским полком). Первые сведения об этом полке содержатся в Приказе №230 по IX армии Карательному отряду  Лазовского, отданном 15 марта 1919 года:

<В районе станиц Мигулинской, Казанской и Вешенской вспыхнуло контрреволюционное восстание, распространив-шееся в сторону IX Армии и угрожающее коммуникационным линиям армии. Границей восставшего района с востока является линия Терновская-Еланская-Горбатовская-Краснокутская. Для предупреждения роста восстания на Дону и беспощадной окончательной ликвидации его в этом районе приказываю образовать карательный отряд под командованием тов. Лазовского при начальнике штаба тов. Гомановском в составе 5 Заамурского конного полка при Конной батарее, 4 Сердобского пехотного полка, Московского Губернского пехотного полка, противоаэропланной батареи 23 дивизии и 2 Заградительного отряда.

Задачей карательного отряда - уничтожить восставших и утвердить Советскую власть и порядок в районе Вешенской, Боковской, Мигулинской, Казанской.

Во исполнение сего приказываю: <:>

4 Сердобский пехотный полк - сосредоточившись в Усть-Хоперской, следовать походной колонной через Еланскую на Вешенскую, где и получить дальнейшие задания от командира отряда>²⁶.

Однако следования <колонной> не получилось. Из донесений командира карательного отряда следует, что <перед Плешаковым наступление было приостановлено ввиду отхода за-градительного отряда. Противник этим воспользовался>²⁷.

Следующая телеграмма (датирована 12 апреля, 13 часов десять минут), направленная из станицы Усть-Хоперской начальнику экспедиционных войск 9-ой армии, гласила: <Доношу, что в шесть часов противник силой, около шести сотен с одним орудием атаковал полк... Убито два-дцать пять человек.  Убит командир полка.  Противник отошел к Матвеевскому - Плешакову... На должность ко-мандира полка вступил командир 1-го батальона Слезкин>²⁸.

Но уже через день в штаб 9-й армии поступила новая, уточняющая телеграмма: <Доложите реввоенсовету что только что сейчас пришли биглецы (так - Ф.К.) из Сердобского полка которые захватили с собой два пулемета и (неразборчиво - Ф.К.) человек команды по их словам Командир Сердобского полка и Командир Третьего батальона того же полка были застрельщиками измены Командир жив и невредим Телеграмма об убийстве послана самим Вроновским сейчас всех биглецов опросим с представителем ревтрибунала армии и подробно донесем>²⁹.

Следом командование 9-й армии получило еще одно донесение: <Сердобский полк перешел на сторону казаков и обезоружил 2-й заградительный отряд. Лазовский взят на пе-реправе у Ярского>³⁰.

Как мы помним, командир карательного отряда Лазовский, плененный и зверски убитый казаками, и его начальник штаба Гомановский входят в число действующих лиц романа <Тихий Дон>.

Можно предположить, что ложное сообщение в телеграмме о смерти командира Сердобского полка Врановского понадобилась для того, чтобы прикрыть его тайную поездку на переговоры о сдаче полка, о чем и рассказано в <Тихом Доне>.

В телеграмме от 15 апреля, подписанной командующим Гиттисом, говорится: <204-й Сердобский полк обез-оружил 2-й заградительный отряд и, убив своего компол-ка, перешел на сторону повстанцев-казаков>³¹.

В следующей телеграмме сообщается, что на сторону противника перешло <триста восемнадцать штыков с двумя орудиями и десятью пулеметами>³².

Материалы архивных донесений помогают нам глубже понять суть повествования в <Тихом Доне> о мятеже в Сердобском полку, и, в частности - тайный визит его командира к противнику с предложением о сдаче. Командир Сердобского полка в романе именуется не Врановским, но Вороновским - его казаки <взяли> в районе хутора Бахмуткина - соседнего с хуторами Кривским и Плешаковым,  а также станицей Усть-Хоперской, то есть там, где реально действовал полк и сотня Павла Дроздова. В романе приводятся близкие к архивным сведения о числе полученных повстанцами <надежных> штыков: <их оказалось сто девяносто четыре человека. <...>

Остальные сердобцы, восемьсот с лишним человек,  были направлены пешим порядком по-над Доном в Вёшенскую...> (4, 346).

Шолохов указывает и точную дату сердобского мятежа; совпадающую с датой телеграммы Гиттиса: <27-го, уже в сумерки> (4, 316) (14 апреля по новому стилю) Штокман и Иван Алек-сеевич получают предупреждение от солдат-седрдобцев о начале бунта. Все это, на наш взгляд, свидетельствует о том, что, работая над романом, Шолохов опирался не только на устные источники, но и широко использовал материалы закрытых архивов, которые и помогли ему воссоздать документально точную - вплоть до даты - картину мятежа Сердобского полка, охарактеризовать развитие этих драматических событий, равно как и выяснить истоки бунта.

Как установил С.Н. Семанов по архивным данным, 4-й Сердобский полк прибыл на Южный фронт в составе 3-й Уральской дивизии. В феврале 1919 года (очевидно, вследствие больших потерь) он вместе с другими частями (скорее всего - с остатками их) был влит в состав 23-й стрелковой дивизии и стал официально  называться  204-й  Сердобский  стрелковый полк³³. <Таким образом, - заключает Семанов, - новая часть  состояла из остатков некогда боеспособного подразделения, пополненного новобранцами>³⁴.

Семанов приводит сведения из документальных материалов 23-й стрелковой дивизии за март-апрель 1919 го-да о том, что командиром 204-го Сердобского  полка  был  Виталий  Врановский,  бывший штабс-капитан царской армии; помкомполка - Виктор Волков, бывший поручик, оба они, судя по домашним адре-сам, родом из города Сердобска³⁵.

Видимо, Шолохов изучал те же архивные источники, поскольку он дает историю Сердобского полка с документальной точностью:

<Сердобский полк наспех сформировался в городе Сердобске. Среди красноармейцев - сплошь саратовских крестьян поздних возрастов - явно намечались настроения, ничуть не способствовавшие поднятию боевого духа. В роте было удручающе много неграмотных и выходцев из зажиточно-кулацкой части деревни. Комсостав полка наполовину состоял из бывших офицеров; комиссар - слабохарактерный и безвольный человек - не пользовался среди красноармейцев авторитетом; а изменники - командир полка, начштаба и двое ротных командиров, задумав сдать полк... вели преступную работу...> (4, 316).

Шолохов, несколько изменив фамилию командира полка, дал точную фамилию его помощника - <бывшего поручика Волкова> (4, 313) .

Факт перехода Сердобского полка на сторону восставших не обошел вниманием и Павел Кудинов в своем <ис-торическом очерке>:

<28 марта (то есть 10 апреля по новому стилю - Ф.К.),  - пишет он, - будучи на фронте 2-й дивизии, я получил  телеграмму  от  командира  4-го  Сердобского Сов[етского] полка следующего содержания: <Я, командир 4-го Сердобского полка, от имени всех солдат при-ветствую братьев восставших казаков и ныне со своим славным полком присоединяюсь к рядам доблестной армии восставших.  Станица Усть-Хоперская занята мною.  Ко-миссары переловлены и расстреляны. Веду бой с красными. Жду распоряжений. Врановский>³⁶.

Память несколько подвела Кудинова, и в определении даты мятежа Шолохов ближе к правде.  Судя по данным архивов, мятеж случился 14 апреля. Телеграмма Врановского была направлена Кудинову, когда мятеж был уже подавлен.

Братья Дроздовы

Для прояснения проблемы авторства <Тихого Дона> на основе текстологической <дактилоскопии> романа немалое значение имеет не только устное предание, не только работа автора в архивах с <секретными документами>, касающимися восстания, но и наблюдения, переживания самого Шолохова. Мы только что убедились в этом на примере <комиссара арестов и обысков> Малкина, когда личные воспоминания М.А. Шолохова и его жены Марии Петровны были подтверждены материалами архивов.

Описание мятежа Сердобского полка в <Тихом Доне> опирается также на собственные юношеские впечатления писателя, поскольку, как уже говорилось, мятеж случился в станице Усть-Хоперской - недалеко от хутора Плешакова, где жила семья Шолоховых и где Сердобский полк вел бои с казачьими сотнями, одну из которых возглавлял хорунжий Павел Дроздов, на чьей квартире Шолоховы жили.

Памятуя о словах Павла Кудинова, что <почти в каждой главе <Тихого Дона> повествуется о событиях и фактах, которые были в жизни>, приведем на этот счет еще одно свидетельство Шолохова, - с тем, чтобы следом соотнести его с другими фактами и документами,  подтвер-ждающими его истинность.

Харлампий Ермаков не был единственным прототипом Григория Мелехова.

На вопрос Приймы, как был найден образ Григория, М. А. Шолохов ответил: <В народе... Григорий - это художественный вымысел. Дался он мне не сразу. Но мо-гу признать: образы Григория, Петра и Дарьи Мелеховых в самом начале я писал с семьи казаков Дроздовых. Мои родители, живя в хуторе Плешакове, снимали у Дроздо-вых половину куреня. Мы с ними жили под одной крышей, и я для изображения портрета Григория кое-что взял от Алексея Дроздова,  для Петра - внешний облик и его смерть - от Павла Дроздова, а для Дарьи многое поза-имствовал от Марии, жены Павла, в том числе и факт ее расправы со своим кумом Иваном Алексеевичем Сердиновым, которого в романе я назвал Котляровым... Братья Дроздовы, - продолжал Шолохов, - были простые труженики,  ставшие на фронте офицерами... А тут грянула революция и гражданская война,  и Павла убивают.  В глубоком яру их зажали и потребовали: <Сдавайтесь ми-ром! А иначе - перебьем!> Они сдались, и Павла, как офицера,  вопреки обещанию,  тут же и убили. Вот это мне крепко запомнилось. А потом его тело привезли до-мой. В морозный день. Я катался на коньках, прибегаю в дом - тишина. Открыл на кухню дверь и вижу: лежит Павел на соломе возле пылающей печи. Плечами подперев стену, согнув в колене ногу. А брат его, Алексей, по-никший, сидит напротив... До сих пор помню это... Вот я в <Тихом Доне> и изобразил Григория перед убитым Петром... Так же были взяты из жизни эпизод убийства Дарьей кума своего Котлярова и получение ею пятисот рублей наградных из рук генерала за эту расправу... Тогда,  в хуторе,  я хотел было побежать на площадь, посмотреть генерала, но отец меня не пустил: <Нечего глазеть на палачей!..> В разработке сюжета стало ясно, что в подоснову образа Григория характер Алексея Дроздова не годится. И тут я увидел, что Ермаков бо-лее подходит к моему замыслу, каким должен быть Гри-горий>³⁷.

Таковы личные воспоминания писателя, которые легли в основу ряда страниц <Тихого Дона>. Частично мы их уже приводили в главе, посвященной Харлампию Ермакову. Могут ска-зать, что личный опыт Шолохова о времени и обстоятельствах Вешенского восстания огра-ничен его подростковым возрастом.  Но этот возраст таил в себе и немалые плюсы - свежесть и остроту взгляда,  неуемное мальчишеское любопытство, неугомонность  и  бесстрашие в поиске впечатлений.

Мы уже ссылались на результаты экспедиции по вешенской округе, которую провели краеведы Н.Г. Кузнецова и В.С. Баштанник в поисках живых прототипов романа <Тихий Дон>. На их вопрос, не был ли кто в хуторе Плешакове похож на Григория и Петра Мелеховых, <:старый казак Алексеев Иван Алексеевич воскликнул: <Какие Мелеховы? Это же Дроздовы ребята,  Алексей и Павел,  а Дарья, Петрова жена, это - Мария, Мария Андреяновна>³⁸.

В дальнейших беседах со старыми казаками краеведы старались выяснить, в чем же находили хуторяне сходство между Мелеховыми и Дроздовыми.

<Павел  Дроздов  напоминал  Петра  Мелехова  даже внешне. Когда мы слушали Наталью Васильевну Парамонову, родную племянницу Павла и Алексея Дроздовых, мы находили это внешнее сходство с портретом Петра, дан-ным в <Тихом Доне>:  <небольшой,  курносый,  в буйной повители пшеничного цвета волос>, <с пшеничного цвета усами>. Наталья Васильевна говорит: <Дядя Павел был беленький, он был небольшого роста. Я дядю Павла пом-ню, фотокарточки видела и живого все-таки помню его. Красиво он одевался,  полушубок у него был вот тут опушенный. Дядя Павел офицер белый был>.

Старый  казак  хутора  Кривского  Дергачев  Матвей Иванович в молодости был знаком с братьями Дроздовыми, встречался с ними на плешаковской мельни-це; Алексея он видел в последний раз, когда тот вернулся с германской войны. На наш вопрос, находит ли он сходство между Павлом Дроздовым и Петром Мелеховым, он твердо сказал: <Это не то, что похоже, это точно, никуда не денешься, ведь он же был командир восставшей сотни в 1919 году>.

И погиб Павел Дроздов так же, как Петр Мелехов в <Тихом Доне>. Старожилы хорошо помнят, как жена Павла Мария Дроздова,  охваченная злобой и чувством мести, убивала своего кума, Сердинова Ивана Алексеевича, который выведен в романе как большевик Котляров Иван Алексеевич>³⁹.

В памяти жителей хутора Плешакова сохранилась сцена, как Мария Дроздова убивала своего кума: <:она крикнула ему: <Расскажи, кум, как ты моего мужа убивал...> и стала избивать его, несмотря на то, как говорит Наталья Васильевна Парамонова, <что он просил ее, что,  кумà, я не бил кума> (они кумовья) , потом Мария выхватила винтовку у рядом стоявшего конвоира и выстрелила в Ивана Алексеевича>⁴⁰.

Любопытно,  что пути Алексея и Павла Дроздовых разошлись, как и пути Григория и Петра Мелеховых. Наталья Васильевна Парамонова вспоминает: <Дядя Павел - офицер белый был, это из-вестно. А уж вот дядя Алешка, этот же в красных слу-жил...>⁴¹.

Краевед Г.Я. Сивоволов продолжил исследование истории семьи Дроздовых в хуторе Плешакове.

<По воспоминаниям старожилов, - пишет он, - братья  Дроздовы  (Павел и Алексей)  были  похожи на братьев Мелеховых, особенно Павел - небольшого роста, коренастый, с лихо закрученными пшеничного цвета прокуренными усами. <:>

В конце 1917 года с германского фронта братья Дроздовы вернулись домой живыми и здоровыми.  Павел пришел в чине хорунжего, с двумя Георгиевскими крестами, Алексей - без чинов и наград>⁴².

В феврале 1919 года, - сообщает далее Сивоволов, - в Плешаков  вступили части Инзенской революционной дивизии красных, после ухода этих частей стали на правобере-жье прибывать карательные отряды, <начались обыски, аресты, самовольные расстрелы. <...> Казаки, возмущенные неправедными аре-стами, потянулись к оружию, у кого не было винтовок, вооружались шашками и пиками,  садились на коней.  В Кривском и Плешакове в считанные часы сформировалась дружина <...> Из казаков Кривского и Плешакова хуторов сформировалась сотня, ее командиром выбрали хорунжего Павла Григорьевича Дроздова>⁴³.

Так началось в Плешакове восстание.

<В первые дни восстания, - пишет Г.Я. Сивоволов, - Михаил Шолохов  стал  свидетелем гибели  командира плешаково-кривской  повстанческой  сотни  хорунжего Павла Дроздова, на квартире которых он жил, а также расправы над пленными красноармейцами и еланскими ревкомовцами.

Хутор Плешаков оказался в центре боевых действий повстанцев с красными, на его улицах возникали перестрелки и рукопашные схватки>⁴⁴.

Гибель Павла Дроздова, как и гибель Петра Мелехова в романе, случилась в самом начале восстания. Пыт-ливые краеведы нашли людей,  которые хорошо помнили, как это было.

В романе Петр Мелехов, командир повстанческой сотни, был убит в марте 1919 года. И, действительно, архивные документы свидетельствуют, что 18 марта 1919 года в районе хутора Кривского, соседнего с Плешаковым, крас-ные вырубили около 80 казаков. Упорные бои шли и в районе Плешакова, и в самом Плешакове. Об этом пишет в своей книге <"Тихий Дон": рассказы о прототипах> Г.Я. Сивоволов:

<По воспоминаниям старожила хутора Плешакова И. Г.Мельникова, трагические события этого дня развернулись следующим образом. В 3 - 4 верстах от Плешаков, у Вилтова Яра (по роману - Красного Яра), зарос-шего густым дубняком,  с крутыми обрывистыми краями конница красных окружила повстанческую сотню хорунже-го Павла Дроздова. На германском фронте он показал себя храбрым воякой, по достоинству получил георгиев-ские кресты. Не имея навыков командования сотней, он неправильно оценил обстановку, выбрал неудобную пози-цию, заранее не выставил посты наблюдения, конные до-зоры. В результате - полное окружение. Почувствовав безвыходность положения, часть казаков, бросив товарищей, прорвалась к лошадям и ускакала; те, кто не успел, бросились спасаться в Вилтов Яр. Среди них оказался Павел Дроздов. Выбить повстанцев из глубоко-го яра было делом весьма трудным. Красные пошли на обман: пообещали всех оставить в живых, если добро-вольно  сдадутся и  сложат оружие. Казаки поверили, стали выкарабкиваться из яра и складывать оружие. Когда  пленение было закончено, началась расправа. Ко-мандир сотни Павел Дроздов был раздет до нижнего бе-лья, затем убит двумя выстрелами в упор: в живот и в грудь. Многие были порублены шашками. Было убито и порублено 26 (по другим источникам 18 - 24) повстан-цев. Один казак замешкался, побоялся выходить наверх: он остался в живых и рассказал об увиденном. Ночью кони порубленных и убитых сами пришли в хутор. Домой прибежал и конь Павла Дроздова>⁴⁵.

Трагические обстоятельства гибели повстанческой сотни, возглавлявшейся Павлом Дроздовым, прекрасно знали и долго помнили в хуторе Плешакове. Естественно, знал их и Шолохов.

И хотя в <Тихом Доне> бой, где погиб Петр Мелехов, разыгрался не здесь, а под хуто-ром Татарским, и яр, где он погиб, называл-ся не Вилтов, а Красный Яр, - действие в романе в зна-чительной степени повторяет реальную жизненную дра-му, подробно воссозданную Г.С. Сивоволовым. В основе ее - там и тут - неопытность и ошибка командира: и там и тут повстанцы пытались спа-стись от смерти в яру; часть из них успела уска-кать; и там и тут случайно спасся замешкавшийся в яру казачок; и там и тут - обещания <отпустить> повстанцев при условии добровольной сдачи и беспощадная расправа над безоружными пленными. И даже такая деталь, как приказание раздеться перед каз-нью:

<Петро засуетился, скомкал снятые с ног шерстяные чулки, сунул их в голенища, выпрямившись, ступил с полушубка на снег босыми, на снегу шафранно-желтыми ногами.

- Кум! - чуть шевеля губами, позвал он Ивана Алексеевича. Тот молча смотрел, как под босыми ступня-ми Петра подтаивает снег. - Кум Иван, ты моего дитя крестил... Кум, не казните меня! - попросил Петро и, увидев, что Мишка уже поднял на уровень его груди на-ган, - расширил глаза, будто готовясь увидеть нечто ослепительное, стремительно сложил пальцы в крестное знамение, как перед прыжком вобрал голову в плечи> (4, 219-220).

Гений художника преображает сухую летопись фактов в эмоционально насыщенную, трагедийную картину жизни. Но бесспорно, что толчком для написания этой впечат-ляющей картины смерти Петра Мелехова,  равно как -позже - и прощания с ним Григория Мелехова, послужили реальные факты жизни, о которых Шолохов не только был много наслышан и хорошо знал, но и видел своими глазами.

Продолжение сюжета - и в жизни и в романе - свя-зано в тем самым <кумом> Иваном Алексеевичем, к кото-рому в последние минуты жизни обращается Петр Меле-хов, ища у него спасения, и которого в отместку за мужа безжалостно убивает в романе Дарья Мелехова, повторив поступок жены Павла Дроздова, Марии.

Иван Алексеевич Сердинов, сочувствующий большеви-кам председатель полкового комитета, под своим именем и фамилией действовал уже в отрывке из <Тихого Дона> 1925 года. В окончательной версии романа <Тихий Дон>  он поименован Иваном Алексеевичем Котляровым. Напомним, что Шолохов говорил об этом так: <... Для Дарьи многое позаимствовал от Марии, жены Павла,  в том числе и факт ее расправы со своим кумом Иваном Алексеевичем Сердиновым, которого в  романе я назвал Котляровым...>⁴⁶.

Как видим, впечатляющая сцена убийства Дарьей Ме-леховой в отместку за муж своего <кума> Ивана Алек-сеевича Котлярова - опять-таки не выдумка писателя, но пропущен-ный через его <душу живу> известный ему реальный факт.

Ивану Алексеевичу Сердинову, истории его жизни и трагической смерти посвящен рад работ донских краеве-дов, подтверждающих правоту слов Шолохова о том, что именно Иван Алексеевич Сердинов и  его  трагическая смерть от руки Марии Дроздовой послужили первоосновой данного сюжета в романе, неразрывно связывая твор-ческую историю <Тихого Дона> с биографией писателя.

В 1965 году в журнале <Север> были опубликованы воспоминания об Иване Алексеевиче его сына Ивана Ивановича Сердинова, - им была посвящена статья Ал. Золототрубова <Ревкомовец из "Тихого Дона">. Вот что рассказал журналисту Иван Иванович Сердинов:

<... Все, что написано Михаилом Александровичем в <Тихом  Доне>  об  Иване  Алексеевиче  Котлярове,  это жизнь и судьба моего отца. Он и стал его прототипом. И хутор Плешаков, где мы раньше жили, и то, что отец работал машинистом паровой мельницы, и то, что он был избран председателем Еланского станичного комитета, и то, что он страстно ненавидел богатеев, открыто вы-ступал против них - все это жизнь моего отца>⁴⁷.

У сына сохранилась фотография отца - <усы длин-ные, глаза глядят строго>; сын прекрасно знал и помнил жизненный путь отца.

<Михаил Шолохов написал суровую правду. Кто выдал ревкомовцев? Предатели из Сердобского полка.

- Ваш отец был в этом полку?

- Да. Ревкомовцев-коммунистов белоказаки зверски избивали, когда гнали их в Плешаков, - рассказывает далее Иван Иванович.  - Моему отцу выбили один глаз. По-зверски поступали белоказаки и с рядовыми коммунистами... Дарья Мелехова убила моего отца, так она назва-на в романе, а в жизни ее настоящее имя Мария Дроздо-ва . Она была отцу кумой: >⁴⁸.

И далее в очерке приводится рассказ о смерти Сердинова  еланского  казака Евгения Петровича Оводова, который был в числе плененных белоказаками коммуни-стов, но чудом остался в живых и видел своими глаза-ми, как умирал Иван Алексеевич Сердинов:

<Тут к нему подбежала женщина - Мария Дроздова с винтовкой.  Она приблизилась  к Ивану Алексеевичу и ударила его винтовкой в лоб. Винтовка переломилась, а Иван Алексеевич упал на спину. Мария Дроздова выхва-тила винтовку из рук стоявшего рядом казака и приколола в грудь Ивана Алексеевича>⁴⁹.

В <Тихом Доне> эта сцена написана несколько иначе: Дарья Мелехова застрелила своего кума. Но в сути своей сцена убийства Котлярова в романе воспроизводит этот трагический жиз-ненный эпизод не только с предельной эмоциональной точностью, но и огромной художественной силой и правдой.

Мятеж Сердобского полка, гибель Павла Дроздова (Петра Мелехова), убийство Ивана Алексеевича Сердинова (Котлярова), Марии Дроздовой (Дарьи Мелеховы) - все это в жизни и в романе завязано в один тугой узел, и все происходит в хуторе Плешакове, где во время Вешенского восстания жил Михаил Шолохов.

Рассказано в романе и о приезде генерала  Сидорина в хутор Татарский, чтобы наградить <героинь-казачек> за подвиги в борьбе с красными⁵⁰. Сестры Оводовы, старожилы хутора Плешакова, были свидетелями этого события:

<Этот генерал сестрам Дроздовым по пятьсот рублей привез. Они пришли в белых длинных платьях с оборками, в черных коклюшевых шарфах, нарядные. На столе лежали деньги, кучки - пятьсот и пятьсот. Они убивали, это им награда. Подходит одна, берет деньги, и за пазуху, и другая за ней>⁵¹.

Прототип Половцева

Метод текстологической <дактилоскопии>, когда рукопись текста романа со-поставляется с биографией автора, архивными ис-точниками и свидетельствами очевидцев, помогает прояснить проблему авторства <Ти-хого Дона>, сделать ее особенно прозрачной.

Приведем еще один конкретный тому пример. Как указывалось выше, уже в главах 1925 года рядом с Абрамом Ермаковым и казаком Сердиновым (в будущем - Котляровым) дейст-вует есаул Сенин, поддерживающий прокорниловские на-строения полковых командиров. Но еще раньше этот есаул возник в рассказе <Чужая кровь>, в <Донских рассказах>: <Назначает его, Петра вашего, командир сотни в разъезд: Командиром у нас был подъесаул Сенин: Вот тут и случилось: Срубили Петра: Насмерть:> (1, 317-318).

Есаул Сенин действует и в окончательной редакции <Тихого Дона>: он участвует в казни Подтелкова и Кривошлыкова.

Об участии Сенина в казни Подтелкова рассказывает в своих воспоминаниях базковский казак Я.Ф. Пятиков: <Сбоку Подтелкова шли Спиридонов и Сенин с оголенными шашками>⁵².

Более того:  есаул Сенин проходит и в <Деле> Харлампия Ерма-кова, где содержится <Протокол допроса> Александра Степановича Сенина, казака станицы Боковской:

<Вопрос: Скажите, гр. Сенин, за что вы отбываете наказание в Новочеркасском исправдоме, с какого и по какое время?

Ответ:  За сокрытие офицерского чина,  проживание под чужой фамилией и за то, что я принимал участие в суде над Подтелковым и другими,  за команду группой расстреливающих,  отбывал наказание с октября месяца 1921 года по 1926, октябрь месяц.

Вопрос: Принимал ли участие в суде и приведении смертного приговора над Подтелковым и Кривошлыковым и 74 человек членов их отряда во время восстания против Соввласти в 1918 году?

Ответ: Да, я принимал участие в суде и приведении смертного приговора Подтелкова и Кривошлыкова и 74 человек, подписывал приговор 30 человек как весь со-став суда... Приговор в исполнение приводил я как ко-мандир роты, под моим командованием, насколько я пом-ню,  было человек пятнадцать казаков,  из которых ни одного не знаю по фамилии, тех, которые входили в мое командование по расстрелу, они все были добровольцами из других сотен>⁵³.

Особенно поражает то, что Шолохов, оказывается, знал Сенина и был у него в тюрьме. Михаил Обухов в статье <Встречи с Шолоховым> рассказывает об этом так:

<- Только что я был в тюремной камере и разгова-ривал с Сениным, - Шолохов помолчал. - Говорил с ним, смотрел на него и думал: скоро не будет этого челове-ка. И Сенин отлично знает, что в ближайшие дни его ожидает расстрел...

Потом весь долгий вечер Михаил Александрович, ви-димо,  находился под впечатлением своего свидания с бывшим есаулом. Он задумчиво сосал потухшую трубку, был молчаливей, чем обычно... В конце вечера он ска-зал нам:

- Не хотели разрешить мне увидеться с Сениным, но я настоял на своем, доказывая, что это один из персо-нажей <Тихого Дона>. Свидание было мне крайне необхо-димо:>⁵⁴.

Встреча эта была необходима писателю не только в связи с <Тихим Доном>, но и с <Поднятой цели-ной>. Как уже говорилось ранее, есаул Сенин - не только один из персонажей <Тихого Дона>, но и прототип одного из главных действующих лиц <Поднятой целины> - Половцева.

<: Я из Новороссийска не уехал со своими, - рассказывает Половцев Якову Лукичу Островому, - не удалось. Нас тогда предали, бросили добровольцы и союзники. Я вступил в Красную Армии, командовал эскадроном, по дороге на польский фронт: Такая у них комиссия была, фильтрационная, по проверке бывших офицеров: Меня эта комиссия от должности отрешила, арестовала и направила в Ревтрибунал. Ну, шлепнули бы товарищи, слов нет, либо в концентрационный лагерь. Догадываешься за что? Какой-то сукин сын, казуня, мой станичник, донес, что я участвовал в казни Подтелкова. По дороге в трибунал я бежал: Долго скрывался, жил под чужой фамилией, а в двадцать третьем вернулся в свою станицу. Документ о том, что я когда-то был комэском, я сумел сохранить, попались хорошие ребяты, - словом, я остался жить. Первое время меня таскали в округ, в политбюро Дончека. Как-то отвертелся, стал учительствовать. Учительствовал до последнего времени:> (6, 24).

Биография Половцева в <Поднятой целине> - это биография есаула Сенина в реальной жизни.

Визит Шолохова в тюрьму к Сенину был связан именно с тем, что в 1930 году он работал над первой книгой <Поднятой целины>.

<Михаил Александрович на высказывания был скуп. Он больше любил слушать других. И, надо сказать, не-многими словами умел вызвать на разговор. Но однажды, с трудом сдерживая волнение, он сам рассказал:

<Только что был в Миллеровском окружном управле-нии ОГПУ на свидании с бывшим есаулом Сениным. В дни сплошной коллективизации Сенин пытался организовать контрреволюционный мятеж на Верхнем Дону. Он - прото-тип Половцева в <Поднятой целине>.

Нельзя сказать, что Половцев и Сенин - одно и то же лицо, - продолжает Обухов, - да это и понятно: Ми-хаил Александрович писал не Сенина, а Половцева, со-бирательный образ  врага.  Думается мне,  Сенин лишь многое  прояснил  писателю  в  этом,  по-своему  очень сложном, характере>⁵⁵.

Личность есаула Сенина неоднозначна, а судьба его, как большинство казачьих офицерских судеб тех лет, трагична. Об этом пишет К. Прийма. Он встретился в 1955 году с бывшим предревкома станицы Боковской Наумом Федоровичем Телицыным, - земляком есаула Сенина. Вот что рассказал Телицын Прийме:

<- Половцев - это осколок (видимо - ско-лок? - Ф.К.), точный портрет одного есаула<:> Знал я его сызмальства.  Станичник он мой,  из Боковской -Александр С. его звали. Окончил Новочеркасское юн-керское училище, с мировой войны пришел подъесаулом. Это он был комендантом суда, который казнил Подтелкова и Кривошлыкова. Шолохов в <Тихом Доне> именно его упоминает. Отступал он от Новороссийска с Деники-ным, а потом сдался под фамилией Евлантьева, вступил в Красную армию, дослужился до командира эскадрона... Что, похож на Половцева?

- Да, эти вехи жизни - половцевские.

- Потом, - продолжал рассказывать старик, - про-лез этот...  Евлантьев в следователи особого отдела Блиновской дивизии. В 1923 году (ошибка памяти, судя по показаниям самого Сенина - в 1921 году - Ф.К.) в Ростове был опознан нашим станичиком Малаховым и разо-блачен. Присудил его трибунал к расстрелу, но по Все-российской амнистии 1923 года он был помилован и со-слан на Соловки. Вернулся домой в Боковскую в 1927 году, стал учителем в школе второй ступени. <:> :Стал учи-телем он и начал сколачивать свои силы против советской власти. К началу коллективизации он создал в хуторах и станицах Верхнего Дона кулацко-белогвардейский <Союз освобождения Дона>, пытался поднять мятеж вес-ной 1930 года... Высокий, сутулый, лобастый, с тяже-лым взглядом глубоко запавших глаз,  есаул С.,  то есть Половцев, был физически силен и крепок. Умел складно говорить. Учен был:>⁵⁶.

Как все тесно переплетено на Дону: как вы помните, именно на чердаке того дома, где жил Сенин, когда учительствовал в Боковской, К. Прийма обнаружил старую газету с письмом Павла Кудинова своим землякам. Это значит - интересовался Сенин Вешенским восстанием и судьбой его участников. 

Шолохов в беседе с Приймой дополнил то, что рассказывал в 1930 году Обухову,  - оказывается, писатель не только посещал Сенина в тюрьме, но позже познакомился и с его делом: <Дело есаула С. я хорошо знал и изучил его. Конечно, с известной долей художественного обобщения и вымысла дал его в образе есаула Половцева>⁵⁷.

Такова была методика сбора мате-риала Шолоховым:  он внимательно <изучал> личность, характер, обстоятельства жизни прототипа своего ге-роя с тем, чтобы с помощью художественной обработки с известной долей вымысла создать обобщенный характер.

Этим путем, как мы убедились, он шел не только в ситуации Сенин - Половцев, но и в споре Харлампий Ермаков - Григорий Мелехов,  в ситуациях со многими реальными людьми, которые стали прототипами героев его романа.

Плешаковская мельница

Краеведение оказывает неоценимую помощь литерату-роведению - особенно когда необходима литерату-роведческая и текстологическая <дактилоскопия> для атрибуции - прояснения или уточнения - проблемы авторства.

Именно краеведы чаще всего с особой дотошно-стью и пристальностью исследуют подчас скрытые нити, связывающие автора и его героев с той географической и жизненной средой, в которой родилось, возникло про-изведение, в нашем случае - <Тихий Дон>. Именно они стремятся,  часто по крупицам,  собирать <бесценный и безвозвратно  уходящий  от  нас материал>  о жизни и творчестве писателя, уроженца их родных мест, - с по-ниманием, что <это дело ответственное: все до мелочей должно быть выверено, документально подтверждено, все должно иметь неоспоримые доказательства>⁵⁸.

Эти слова, выражающие принцип подхода к сбору и изучению материала о жизни писателя, истории его про-изведения,  принадлежат  одному из  самых известных краеведов Дона - Г.Я. Сивоволову.

<Свой поиск прототипов я начал с исследования то-го окружения и той среды, в которой жил писатель, - рассказывает краевед о своей работе. - Как известно, М. Шолохов в станице Каргинской с небольши-ми перерывами прожил около пятнадцати лет дореволюци-онного и послереволюционного периода.  Здесь  прошли его детские и юношеские годы, здесь накапливалось и осмысливалось все увиденное, услышанное и пережитое, формировалось его мировоззрение как человека и как писателя. На его глазах происходили исторические со-бытия огромной важности. Он жил среди казаков, иного-родних, купцов, знал их повседневные дела и заботы, слышал их голоса, угадывал поступки, любовался красо-тами донской природы, впитывал в себя народную муд-рость>⁵⁹.

Данные об интересовавших его казаках краевед тщательно отбирал. В центре его внимания оставалось то, что имело прямое отношение к роману - к тому или иному действующему лицу или событию: <ведь, занимаясь прототипами <Тихого Дона>, я имел в виду прототипы не только персонажей, но и отраженных в романе событий>,⁶⁰ - уточняет Сивоволов.

Поисковую работу облегчало то, что краевед знал многих старожилов, которые ему охотно помогали, думали над его вопросами, при повторных встречах и бе-седах рассказывали всплывшее в памяти.

Хотел бы особо подчеркнуть эту неожиданную формулировку краеведа: <:занимаясь прототипами <Тихого Дона>, я имел в виду прототипы не только персонажей, но и отра-женных в романе событий>. Мы считаем это уточнение исключительно важным. Почему?

Да потому, что краеведы, ведя свой поиск, исследуя жизненный материал,  как бы повторяют тот самый путь, который когда-то уже прошел автор.

Автор <Тихого Дона>, как и любого другого реалистического произведения, не создавал его по принципу <бога из машины>, не конструировал роман из головы, но брал информацию из жизни, обогащая ее своей мыслью и чувством, жизненным, духовным и душевным опытом. Это был путь сбора материала,  расспросов,  бесед с огромным количеством людей,  имевших отношение к событиям,  о которых решил написать, изучения печатных источников, привлечения резервуаров собственной памяти, т.е. ог-ромная работа, сложный интеллектуальный и даже физический труд.

И весь этот путь вслед за писателями прошли краеведы и исследователи его творчества.

А теперь снова зададим вопрос, насколько вероятно, что автор <Тихого Дона> - не Шолохов? Что кто-то, нам неизвестный, не только обладал незаурядным писательским даром, жил в тех краях, прекрасно знал казачий быт, пережил трагические дни Вешенского восстания, но еще и лично знал многих и многих реальных людей, ставших прототипами героев <Тихого Дона>, начиная с Харлампия Ермакова, - прототипа главного героя произведения.

Возникает естественный, при чем изначальный вопрос: кто, если не Шолохов, мог пройти весь этот многотрудный путь постижения сложного жизненного материала, отразившего жизнь казачества и его трагедию, связанную с Вешенским восстанием? Кто - кроме Шолохова, помимо него - мог выйти на Харлампия Ермакова, ставшего главным прототипом Григория Мелехова, свидетеля и участника трагических собы-тий гражданской войны на Дону? Кто - кроме Шолохова, помимо Шолохова из писателей, предлагаемых нам в ка-честве авторов <Тихого Дона> - держал в своей памяти пережитый опыт траги-ческих дней Вешенского восстания? И кто еще лично знал этот сонм живых, реальных людей, ставших прототипами .

Нет другого человека, который, преследуя литератур-ные цели, имел бы отношение к Харлампию Ермакову, был связан с ним, а так-же с другими казаками - жителями тех мест, уча-стниками Вешенского восстания на Дону, который <соби-рал> бы в Вёшенском округе материал для романа о гражданской войне на Дону, кто судьбой своей был бы связан с целым рядом людей, ставших прототипами героев и персонажей романа <Тихий Дон>.

Понятие <прототипа> применительно к <Тихому До-ну> далеко от привычного понимания этой дефиниции. Строго говоря, речь идет не просто о <прототипах>, но о реальных ли-цах, являвшихся для Шолохова в первую очередь, - источником познания недав-них исторических событий - мировой или гражданской войны. 

В этом случае взаимосвязь: <автор - характер -прототип> настолько прочна, что ее не разрушить ника-кими искусственными мерами. Представим на мгновение, что будет, если в связке Шолохов - Григорий Мелехов - Харлампий Ермаков убрать Шолохова и подменить его кем-то, кто не был лично знаком с Харлампием Ермаковым; или вы-нуть из этой связки самого Ермакова, - и романа <Ти-хий Дон> не будет, потому что не будет в итоге Григо-рия Мелехова. Ибо, как уже было показано, Харлампий Ермаков по отношению к Григорию Мелехову не просто прототип, который передал герою <Тихого Дона> какие-то черты внешнего облика или <служивской> биографии, - он еще и мощнейший ак-кумулятор  целенаправленной  и  неукротимой  духовной энергии, которая, пройдя через <душу> Шоло-хова, и вызвала к жизни могучий в своих трагических противоречиях характер Григория Мелехова.

Проблема прототипов - как персонажей, так и отра-женных в романе событий, - исключительно важна для <Тихого Дона>.

Помимо Харлампия Ермакова мы уже рассмотрели в качестве прототипа Григория и Петра Мелеховых, братьев Дроздо-вых. Коснулись таких  персонажей <Тихого Дона>, как командующий Вешенским восстанием Павел Кудинов, начальник штаба мелеховский дивизии, а в жизни - преподаватель русского язы-ка, учивший Михаила Шолохова, Михаил Копылов, подъесаул Сенин, участник суда над подтелковцами, которого Шолохов навещал в тюрьме, Иван Алексеевич Котляров (в жизни - Иван Алексеевич Сердинов), большевик, уби-тый кумой Дарьей Мелеховой (в жизни Марией Дроздовой), братья Шамили (в жизни - Ковалевы},  комиссары Лихачев и Малкин.

Краеведческими изысканиями документально подтверждено, что Харлампия Ермакова, братьев Дроздовых, Михаила Копылова, подъесаула Сенина, Ивана Алексеевича Сердинова, братьев Ковалевых, многих других персонажей романа - Шолохов знал лично встречался с ними, а подчас был свидетелем связанных с ними событий.

Особенность <Тихого Дона> в том, что он почти весь соткан из реальной жизни людей Вешенского округа, его герои - <в своем боль-шинстве - это реальные люди>⁶¹, - заключает Сивоволов.

<Антишолоховедение> обязано или опровергнуть изы-скания литературного и исторического краеведения, или выдвинуть другую реальную фигуру автора <Тихого До-на>, который мог бы знать, держать в памяти, охватить и воплотить в высочайшем художественном слове и образе весь этот огромный фактический и личностный материал.

На Шолохова, как единственно возможного автора <Тихого Дона> указывает не только его жизненные связи с большим числом героев романа, но и детальное знание географии, топографии и топонимики местности, изобра-женной в романе его <малой> родины, органическое знание природы,  быта, обычаев, фольклора казаков, <казачьего язы-ка> (к этому вопросу мы еще вернемся). Наконец, автор романа сумел доподлинно воссоздать исполненную противоречий трагедию Вешенского восстания, которой в конечном счете и посвящен роман.

Как видим, объем источниковой информации, положенной в основу <Тихого Дона>, - огромен. Трудность его исследования - еще и в том, что Шолохов крайне неохотно говорил об истории создания своего романа, о его прототипах, о событиях, положенных в его основу.

Причина этого - прежде всего полити-ческая: писатель понимал, чем грозило людям обнародование имен и фактов, связанных с восстанием, в усло-виях продолжавшегося в 20-е годы антиказачьего терро-ра.

Но была и другая - условно говоря, эстетическая -причина, по которой Шолохов не любил говорить о про-тотипах романа. Отдавая себе отчет в том, насколько близок роман к реальной жизни и как плотно он  населен реальными людьми, Шолохов не хотел, чтобы <Тихий Дон> воспринимался как своего рода дагерротип его родной казачьей местности. Шолохов болезненно реагировал на упрощенный, чисто <фотографический> подход краеведов и литературоведов к проблеме прототипов. Отвечая на вопрос, как был найден образ Григория, Шолохов, как вы помните, говорил: <В наро-де <:> Григорий - это художественный вымысел>⁶².

Уже упоминавшиеся выше вешенские краеведы Кузнецова и Баштанник рассказывают, что <во время одной из бесед о прототипах Шолохов прочитал нам письмо Льва Николаевича Толстого Луизе Ивановне Волконской, в котором он отвечает на ее вопрос о прототипе Андрея Болконского: <... Спешу сделать для вас невозможное, то есть от-ветить на ваш вопрос. Андрей Болконский - никто, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей для мемуаров. Я бы стыдился печататься, ежели бы весь мой труд состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить...>.

То, что писатель прочитал нам это письмо, послужило хорошим напоминанием, толкованием, и это ко мно-гому обязывало...>⁶³.

Обязывает и нас. Подчеркнем, однако, что наш интерес к проблеме прототипов в <Тихом Доне> носит другой характер. Меньше всего мы хотели бы пред-ставить Шолохова в качества <писателя личностей для мемуаров>, главная цель которого - <списать порт-рет, разузнать, запомнить>. Наша цель - в другом: выявить те реальные биографические жизненные нити, которые связывают <Тихий Дон> с судьбой Шолохова и с конкретной исторической и бытовой жиз-нью Верхнего Дона той поры.

В дополнение к тем прототипам героев романа, о которых уже шла речь, продолжим знакомство с фигурами ре-альных людей, которые дали жизнь другим его героям.

Краеведы установили, что паровая мельница в хуторе Татарский, которой владел в романе купец Мохов, <списа-на> с реальной мельницы в хуторе Каргине, принадлежавшей купцу Семенову,а <населена> людьми, работавшими на столь же реальной мельнице в Плешакове. Это машинист Иван Алексеевич Сердинов, весовщик Валентин (в жизни и романе по прозвищу Валет), и братья Бабичевы - Василий и Да-вид (в романе - Давыдка). Все они - реальные люди, хо-рошо знакомые автору романа.

Об   Иване   Алексеевиче   Сердинове   (в   романе - Котлярове) подробно шла речь выше. С Давидом Михайло-вичем Бабичевым - тем самым вальцовщиком Давыдкой, который изображен в <Тихом Доне> под своим именем, мы встречаемся на страницах книги В. Гуры <Как создавал-ся <Тихий Дон>. Оказывается, в послевоенные годы Давид Михайлович Бабичев еще был жив. Его курень находился в хуторе Каргинском у самой реки.

"- Дело было давно,  в 1911 году, - рассказывал он Гуре. - Теперича шестой десяток доживаю. А в ту пору меня все больше Давыдкой звали. Так прозвал меня и Шолохов в <Тихом Доне> -Давыдка-вальцовщик. Машинистом у нас на мельнице работал Иван Алексеевич Сердинов, из местных. Считался он казаком; но проживал в бедности. Душевный был че-ловек.  И  Валентин,  его  помощник,  тоже  свойский парень. Ничем с виду не приметный,   а колючий,   на язык острый.  Вот фамилию его не помню, мы его Валеткой прозвали. Знаю, что был он из революционеров, еще перед той германской войной на хутор приехал. В марте 1918 года, перед самой заварухой, исчез он из хутора, куда - не знаю. С тех пор из виду потерял я Валетку, и судьба его мне неизвестна.

- В романе Валета убивают восставшие казаки под Каргинской,- напомнил я.

- Может,  и убили. Шолохов знает,  он на Каргине жил. Только я не слыхал про это. А вот Иван Алексеевич Сердинов  погиб  на  моих  глазах.   Взяли  его казаки-повстанцы в плен и погнали по хуторам, по-над Доном,  на Вешки.  Весной это было,  народу собралось масса, когда гнали его через наш хутор. Может, и Миш-ка Шолохов тут был - не припомню что-то.  Вдова казачь-его офицера Марья Дроздова  страшно издевалась   над нашим Иваном Алексеевичем. Лютая была баба. Она тут же и убила его самолично и добровольно>⁶⁴.

Приведем свидетельство и самого Шолохова в беседе с Приймой:

<...  Вскоре после войны заезжал ко мне Валет. Помнишь, во второй книге романа его убивают казаки и хоронят в степи.

Заходит в дом человек и говорит: <Узнаешь?> Всмотрелся я ... Что-то знакомое в лице: <Да, узнаю, Ва-лет!> - <Ты меня, говорит, похоронил в <Тихом Доне> и часовню у могилы поставил, а я-то бежал от белых из-под расстрела. Вот всю эту войну прошел и надумал тебя проведать...>⁶⁵.

Как видим, не только Иван Алексеевич Сердинов (Котляров), но и Давыдка-вальцовщик, Валет, вальцовщик Тимофей, - это все реальные люди, во-шедшие в роман, жившие в одно время с юным Шолоховым. Подтверждение тому находим и в воспоминаниях чеха Ота Гинца, опубликованных в 1955 году в Чехословакии. Будучи солдатом австро-венгерской армии, он попал в плен и волею судеб, начиная с 1917 года, жил в хуторе Плешакове, где близко подружился с семьей Шолоховых и тринадцатилетним Михаилом Шолоховым: <Родители Михаила, - рассказывает он в своих воспоминаниях, - обращались со мной, как с собственным сыном, а тринадцатилетний Миша быстро стал моим верным молодым другом:>. Гинц рассказывает о своей дружбе и близком знакомстве Михаила Шолохова с Иваном Алексеевичем Сердиновым, с рабочим мельницы по имени Валентин (Валетка). Он вспоминает также о <неком слесаре, образованном и передовом человеке>, который пригласил его к себе на квартиру. <: Я много от него узнал, - пишет О. Гинц<:> - Наверно, это был слесарь, которому Шолохов дал в <Тихом Доне> имя Штокман>⁶⁶.

Как видим, мельница купца Симонова на хуторе Плешакове, где управляющим был его отец, и люди, работавшие на ней, сыграли в судьбе Шолохова и его романа немалую роль. А купец Мохов - не только персонаж <Тихого Дона>, но и реальный человек. 

Вешенское купечество

Моховы - известный купеческий род на Верхнем Дону, находившийся в тесных отношениях и даже в родстве с купеческим родом Шолоховых.

Сын <совслужащего>, каковым Шолохов предстает в  заполняемых им анкетах, на самом деле происходил из старин-ного купеческого рода Шолоховых, не уступавшего по породе донским купцам Моховым. При этом судьбы этих двух родов примерно в одно время переселившихся на Дон из центральной России, неотрывны одна от другой.

История рода купца Мохова в <Тихом Доне> пред-ставлена так:

<Сергей Платонович Мохов издалека ведет свою ро-дословную.

В годы царствования Петра I шла однажды в Азов по Дону государева баржа с сухарями и огнестрельным зельем. Казаки <воровского> городка Чигонаки, угнездившегося в верховьях Дона, неподалеку от устья Хопра, ночью напали на эту баржу, стражу сонную перерезали, сухари и зелье разграбили, а баржу затопили.

По цареву приказу из Воронежа пришли войска, <воровской> тот городок Чигонаки сожгли, казаков, причастных к разбойному на баржу нападению нещадно в бою разбили, но десять лет спустя <вновь выросла и опоясалась боевыми волами станица:>. С той-то поры и пришел в нее из воронежского указа царев досмотрщик и глаз - мужик Мохов Никишка. Торговал он с рук разной необходимой в казачьем обиходе рухлядью...> (2, 13).

От этого-то Мохова Никишки, сообщается в романе, и повелся купеческий род Моховых.

Как установил Сивоволов, зарайский купец Мирон Мохов с сыном Николаем  переехал на Дон в середине XIX века. Дед Шо-лохова, купец 3-й гильдии из того же города Зарайска Михаил Михайлович Шолохов, приехал в Вешенскую в конце соро-ковых годов XIX века, - вслед, и, возможно с помо-щью Мирона Мохова и его сына. Зарайские краеведы развернули поиск шолоховских корней в городе Зарайске Рязанской, а ныне Московской области. Вот что пишет в своем письме в ИМЛИ зарайский краевед В.И. Полянчев: <Первые Шолоховы в Зарайске появились давно,  во второй половине XVII века. Тогда, судя по Переписной (ландратской) книге 1715 г ., окраинную Пуш-карскую слободу обживал пушкарь Фирс Шолохов и четве-ро его сыновей: Василий Фирсович, Осип Фирсович, Иван Фирсович и Сергей Фирсович. От младшего Сергея Фирсовича - прапрапрадеда писателя - и пошла ветвь, кото-рая через четыре поколения на пятое и привела Шолохо-вых на Дон: прапрадед Иван Сергеевич, прадед Михаил Иванович, дед Михаил Михайлович, и наконец - отец пи-сателя - Александр Михайлович.  Предки великого родственника вплоть до конца XIX в. жили в Зарайске,  и к тому времени расселились чуть ли ни по всему городу. Фамилией Шолоховы полон Зарайск и до сих пор>⁶⁷.

В 20-30 годы Шолохов стремился в  своих  анкетах подчеркивать свое чуть ли не пролетарское происхождение. Это было про-диктовано социальными условиями того времени: выход-цам  из <эксплуататорских классов>, как известно, в ту пору перекрывали все пути.

Отец писателя, Александр Михайлович Шолохов, переехав в начале 1917 года на жительство в хутор Плешаков Еланской станицы и поступив на должность управляющего паровой  мельницей,  принадлежавшей  купцу Ивану Симонову, вскоре выкупил эту мельницу у владельца за 70 000 рублей золотом.  Деньги для того времени немалые! Откуда они у приказчика? Скорее всего это - деньги, полученные им в наследство от матери, урожденной Марии Васильевны Моховой. Да, бабушка будущего писателя происходила из старинного купеческого рода станицы Вешенской - рода купцов Моховых, действующих в романе <Тихий Дон>.

Купеческие семьи Моховых и Шолоховых, связанные родственными узами, разоряясь и возрождаясь вновь, конкурируя между со-бой, многие десятиле-тия вели торговлю в Вешенской и прилегающих к станице хуторах. Так, по данным 1852 года в станице Вешенской и на ее хуторах торговлю вели пять купцов Моховых - Мирон Автомонович, Николай Миронович, Михаил Егорович, Василий Тимофеевич и Капитон Васильевич, и двое купцов Шолоховых - Михаил Михайлович и Иван Кузьмич. В 1887 году семь лавок принадлежали купцам Моховым и восемь - купцам Шолоховым.

Как уже говорилось, эти купеческие семьи состояли в близком родстве - вот почему для купца в Татарском  Шолохов выбрал именно эту фамилию: Мохов.

В образе Сергея Платоновича Мохова нашла отражение семейная история, о которой поведал Г.Я. Сивоволову Николай Петрович Шолохов (сын Петра Михайловича Шолохова): <Михаил Шо-лохов, описывая в <Тихом Доне> купца Мохова, за осно-ву взял историю своего деда Михаила Михайловича: бы-ли, мол, у него взлеты и падения, разоряли его пожары, но он снова вставал на ноги. Николай Петрович привел слова Михаила Александровича: <Я, кажется, нашел, откуда на Дону тянется наш род. Дед был прислан приглядывать за казаками>⁶⁸.

Вот откуда эти слова в романе о том, как был направлен в казачью станицу <царев досмотрщик и глаз -мужик Мохов Никишка>! Семейная легенда воплотилась в слова романа.

Однако история двух купеческих родов - не единственный источник для описания в рома-не торгового дома купца Мохова. К началу действия романа оба рода замет-но обеднели и были потеснены более удачливыми конку-рентами. Братья Шолоховы были вынуждены пойти в при-казчики к разбогатевшему к этому времени каргинскому купцу Левочкину, к началу революции - са-мому богатому в округе. Именно он - помимо купцов Мо-ховых и Шолоховых - и стал, как полагают краеведы, прототипом купца Сергея Платоновича Мохова в <Тихом Доне>.

Прослеживается родственная связь Шолохова и с Левочкиным. <Иван Сергеевич Лёвочкин, - замечает Сивоволов, - состоял в близком родстве с Михаилом Ми-хайловичем Шолоховым>⁶⁹,  дедом автора <Тихого Дона>. Купец 2-й гильдии Иван Левочкин был женат на старшей дочери Михаила Михайловича Прасковье, тетушке Шолохова. А три брата Шолохо-вых, в их числе и отец М. А. Шолохова, Александр Ми-хайлович (до переезда в Плешаков) работали приказчи-ками  в торговом доме Левочкина, где заправляла во многих делах их родная сестра, при этом средний из них, Петр Михайлович, был правой рукой Левочкина.

<Каргинские старожилы утверждают, - пишет Сивоволов, - что именно в это время на магазине поя-вилась выкрашенная в зеленое жестяная вывеска: <Тор-говый  дом Левочкина  и  К^о>.  Этот  торговый  дом  со сквозными дверями Шолохов описал в <Тихом Доне> как <Торговый дом Мохов С. П. и Атепин Е. К.>⁷⁰.

Кстати, имя Левочкина дважды упо-минается в романе: в главе XXIV части пятой, где Петр Мелехов останавливает свой отряд <возле магазина куп-ца Левочкина>, и в главе XIV части шестой, где генерал Краснов и союзники <согреваются на квар-тире богатого купца Левочкина>.

Видите, насколько тугие и прочные нити даже чисто  родственного характера связывают М. А. Шолохова с тем жизненным материалом, который лег в основу <Тихого Дона>.

Благодаря изысканиям историков и краеведов  - они начались практически только в середине 50-х годов, поскольку до смерти Сталина и XX съезда партии даже подступиться к жителям Дона с рас-спросами об обстоятельствах Вешенского восстания было непросто -  шолоховедам удается восстановить то историческое пространство <Тихого Дона>, которое было подвластно только Шолохову.

Называя в качестве возможных авторов романа Ф. Крюкова, И. Родионова, В. Севского-Краснушкина <антишолоховеды> даже не дают себе труда задуматься,  каким образом эти люди, никогда не жившие и даже не бывав-шие на Верхнем Дону, могли проникнуть в историческое пространство <Тихого Дона>, неразрывно связанное с судьбой Шолохова, постигнуть тот специфический человеческий и исторический материал,  который лег в основу романа, а до того - в основу биографии писателя.

В романе <Тихий Дон> - 670 действующих лиц, из них 250 имеют реальных прототипов, претворенных талантом Шолохова в художественные образы. Вот почему бесспорна и другая сторона вопроса: такое огромное количество действующих лиц на историческом пространстве романа никакая творческая фанта-зия не воспроизведет  из воздуха, но - только из жиз-ни, из реального исторического времени. И этот сложный творческий процесс познания ху-дожником действительности и воплощение этого знания в плоть художественного повествования подда-ется анализу, поскольку жизнь неминуемо оставляет на ткани произведения свои следы. Цель такого анализа - соотнести историческое пространство произведения, освоенное автором, и историческое пространство реального бытия, в котором жили прототипы его героев. Имеются ли здесь совпадения? Каков их характер? Есть ли противоречия между биографией автора и его жизненным опытом, его взглядом на исторические события, воспроизведенные в романе? В поиске ответов на эти вопросы объединяются усилия литературоведов и краеведов.

Аникушка и другие :

В дополнение к уже называвшимся прототипам <Тихого Дона> приведем еще несколько обнаруженных краеведами имен, из числа 250 реально существовавших людей. И судьба каждого из них так или иначе пересекалась с судьбой Шолохова.

Аникушка - <безусый скопцеватый> Аникушка, <с го-лым бабьим лицом>, балагур и весельчак, который и сам в романе был предметом постоянных шуток и розыгрышей. Прототип этого персонажа, - по словам Г.Я. Сивоволова, - Аникей Андриянович Антипов, сосед Шолохова в станице Каргинской⁷¹.

В 1908 году Аникея призвали на военную службу в 12-й  Донской  казачий  полк,  расквартированный в местечке Радзивиллово Волынской губернии, - тот самый, где служили Харлампий Ермаков и Павел Кудинов, а в романе - Григорий Мелехов.

<Аникей был среднего роста. Курчавый чуб лихо сви-сал из-под казачьей фуражки, - рассказывает Сивоволов со слов его младшего брата Петра Андреяновича Антипова. На его щеках и подбородке не отрастал волос, и от этого круглое лицо казалось бабьим. Все сыновья уродились в отца - голощекие<:>. Весельчак и песенник,  везде был своим человеком. Любил бывать на свадьбах,  там заглядывался на подвыпивших жалмерок, а они с него не сводили глаз<:>. За веселый,  открытый характер,  простоту общения его любили,  казаки постарше называли по-уличному - Аникушка>⁷².

Глубокой осенью 1917 года, когда казаки возвращались с фронта, вместе с фронтовиками - каргинцами возвратился домой и Аникей Антипов.

В 1919 году, рассказывет Сивоволов, в повстанческую сотню мобилизовали и Аникея. Он уча-ствовал во многих боях с красными. После разгрома белоказаков под Орлом и Курском Донская армия покатилась на юг.  В один из осенних дней Аникей вернулся домой.

<До самого переезда на постоянное жительство в Вешенскую Шолохов жил соседом Аникея Антипова, - рассказывает Сивоволов. - Евдокия (жена Аникушки - Ф.К.) ходила в их колодец за водой, иногда переговаривалась с Анастасией Даниловной (матерью м.А. Шолохова - Ф.К.). По возрасту Аникей и Михаил не могли быть близкими товари-щами, и тем не менее они подолгу засиживались,  бесе-дуя. Аникей рассказывал ему о службе на германской, но об участии в восстании не распространялся, от та-ких <воспоминаний> уходили многие бывшие повстанцы. В 1937 году Аникей Антипович был репрессирован, из заключения не вернулся⁷³.

Шамили - так зовут в романе по-уличному братьев Шумилиных - Мартина, Прохора и Алешку - безрукого. Мы уже рассказывали об изысканиях вешенских краеведов-учителей Кузнецовой и Баштанник о братьях Ковале-вых как реальных прототипах братьев Шамилей.

Сивоволов приводит о них дополнительные подробности. В романе Шоло-хов описывает трех братьев Шумилиных. Ковалевых же было четверо: Алексей, Мартин, Иван и Аким. Иван в ро-мане описан под именем Прохора, Мартин и Алексей под своими именами, Аким не упоминается. Кличку Шамили дал им писатель,  взяв  ее  от  настоящих Шамилей - братьев Лосевых, которые жили у самого Чира, на про-тивоположном краю Каргина. Братья Лосевы получили кличку Шамили в наследство от деда,  который принимал участие в пленении Шамиля. С тех пор и по-шло: Шамили-разбойники. Братья Лосевы были известны на весь хутор как лихие наездники, драчуны. Рядом с их наделами существовал искусственный пруд. В хуторе его, - рассказывает Сивоволов, - называли и до сих пор называют Шамилевским прудом.

Многое в жизни шолоховских Шамилей напоминает жизнь братьев Ковалевых: расположение жилища око-ло кладбища, поведение, их дела. Однако во многом они и не похожи.

Рассказав историю рода Ковалевых - Шамилей, Сивоволов продолжает: <Шолохов правильно дает портрет Мартина и Алешки Шамилей. Автор этих строк помнит Мартина Ковалева до войны: низкорослый, коренастый, в стареньком чекменишке и чириках; никогда не носил усов и бороды, а тут отпустил. Алешка-безрукий также ходил в стареньком казачьем мундире, по воспоминаниям, носил словно выращенную на солонцах реденькую бороденку. У него не было кисти левой руки (у Алешки Шамиля рука была оторвана по локоть), за что его в хуторе называли Алешка-косорукий. Давным-давно на военной службе во время стрельбы ему оторва-ло кисть руки:>⁷⁴.

Как инвалид, Алешка-косорукий не подлежал мобилизации, не принимал участия в восстании; все эти дела, приписанные ему писателем, являются художественным вымыслом.

Мартин Петрович Ковалев третьеочередником был мобилизован на германскую войну; как казак по мобилизации принимал участие в восстании.

Мартин и Алешка-косорукий после гражданской войны вернулись в Каргинскую.

<Зимой 1933 года во время так называемого саботажа на Дону, не взывая о помощи и сострадании, опухший от голода Алешка-косорукий умер тихо и неслышно, лежа на застывшей лежанке. Жена его ослепла. Приемные дети покинули Алешкину хату и ослепшую мать. Хата сохрани-лась и поныне - из самана, низкая, с земляным полом, крытая камышом и соломой.

Мартин Петрович Ковалев умер в 1947 году.

По воспоминаниям его сына, до революции Александр Ми-хайлович Шолохов не раз бывал у них в доме. На глазах Мартина рос и сам М. Шолохов>⁷⁵.

Такова еще одна трагическая судьба героев <Тихого Дона>.

Христоня - Хрисанф Токин, по уличному прозви-щу Христоня, один из заметных персонажей романа. Из ближайшего окружения Григория Мелехова он старше всех. Во время службы в лейб-гвардии Атаманском полку принимал участие в разгоне студенческих демонстраций,  проходивших в 1905 году. Тогда ему, очевидно, было 22-23 года. Следовательно, родился он не ранее 1882 года.

По внешнему виду Христоня - здоровенный (<на нем бы четырехдюймовые возить>), с клешнями-руками и разлапистыми ногами, придурковатый казак; обладает огромной силой. Появляется Христоня с первых страниц романа.

Кто же из казаков был в поле зрения молодого писателя, когда он писал Хрисанфа Токина? - задается вопросом Сивоволов. И называет два име-ни: Федора Стратоновича Чукарина, о котором уже шла речь в нашей книге, и каргинского казака Христана Дударева.

В начале 1920 года, - замечает Сивоволов, - Александр Михайлович Шолохов жил с семьей по близкому соседству с братьями Дударевыми - Иваном (Ванюрой) и Христаном. <У каждого из них была своя интересная история и, возможно, собирая материал для своего героя, Шолохов имел в виду их обоих>,⁷⁶ - заключает он.

По описанию краеведа, Христан Дударев был огромного роста, сухой и костлявый, с лицом чернее земли. Глядя на него снизу вверх, старые казаки не в шутку говорили: <Христан - чистый азиат>. Бабы, завидев издали его колесом согнутую фигуру, с огромным сучковатым костылем, переходили на другую сторону улицы или сворачивали в проулок. В кругу старых казаков он, как правило, молчал, лишь изредка вставлял: <Тах-то, тах-то>, а когда начинал говорить - голос его гудел, как из двухведерного чугуна. В молодые годы Христан Дударев служил в Атаманском полку.

<Жена Ванюры (тоже атаманского роста, по прозвищу Самогуда) рассказывала мне, ка-ков был Христан Миронович Дударев, - пишет Сивоволов. - <Ростом был в пол-неба!.. С табуретки головы не достанешь!.. Вербу надо срубить, чтобы для его чириков сделать колодки!..>⁷⁷ (Вспомним в романе: <Христоня кладет на ребро аршинную босую ногу>). В 1937 году Христана Дударева арестовали. <Обвинили в троцкизме. Судили. В заключении он и умер:>⁷⁸.

Сравнивая шолоховского Христоню с Христаном Дуда-ровым и Ванюрой, трудно сказать, кто из них в боль-шей степени заинтересовал писателя. Шолохов понемногу взял от каждого. Что касается имени Христиан, то оно было редчайшим и, пожалуй, единственным в округе Каргинской станицы, - замечает краевед.

В отношении некоторых героев <Тихого Дона> не надо искать прототипов - они выступают под собственными именами: тот же Харлампий Ермаков, Павел Кудинов, командиры дивизий - сотник Меркулов, есаул Егоров, подхорунжий Медведев, хорунжий Ушаков,  двоюродные братья Богатыревы, начальник штаба 1-й дивизии сотник Копылов, есаул Сенин. В этом же ряду - священник Виссарион, который выступает в романе под своим подлинным именем. Под именем благочинного отца Панкратия, по мнению Сивоволова, в романе выведено тоже реальное лицо - священник Покровской церкви благочинный отец Николай.

Как говорится в романе, <два священника - отец Виссарион и благочинный отец Панкратий - дружбы с Сергеем Платоновичем не вели, были у них давнишние счеты. Между собой и то жили неладно. Строптивый кляузник отец Панкратий умело гадил ближним, а вдовый, живший с украинкой-экономкой отец Виссарион, от сифилиса гундосый, от природы приветливый,  сторонился и не любил благочинного за непомерную гордыню и кляузный харак-тер>.

Шолохов вспоминал, что близко знал отца Виссариона. В беседе с журналистом В. Засеевым в 1975 году он рассказывал:

<- В те времена, когда я был мальчишкой, в станице Каргинской жил образованный поп - отец Виссарион. Жил он один и имел богатейшую библиотеку по истории и этнографии Донского края.

Сам отец Виссарион читал много, но книг своих никому не давал. Не знаю, как мне удалось завоевать его доверие, только начал он подпускать меня к своим высоким шкафам>⁷⁹.

Сивоволов установил, что отец Виссарион имеет реального прототипа - Виссариона Васильевича Евсеева (1853-1927). Происходил он из казачьего сословия и вышел  из семьи известного в Вешенской священника. Отец Виссарион был высокого роста, тучен, с пышной седой бородой. Гундосил от рождения, а не от сифилиса; этот дефект с годами усиливался, мешал го-ворить, читать проповеди.

В 1901 году у отца Виссариона от чахотки умерла жена. На богатом, черного мрамора, памятнике, установленном за церковной оградой, золотыми буквами он распорядился сделать такую надпись:

<Здесь погребена жена священника Дарья Викторовна Евсеева. Скончалась в августе 1901 г . 43 лет. Вечный мир и радость во Христе тебе, моя дорогая и незабвенная супруга>.

До конца жизни отец Виссарион оставался вдовцом, жил, как и написано в романе, с украинкой-экономкой, взятой из слободы Астахово монашкой, и приемным сыном. Из всех священников, - рассказывает Сивоволов - отец Виссарион заметно отличался мягким характером, душевной простотой, был приветлив и щедр: как правило, всегда раздавал всё, что приносили в церковь на пожертвования. Приходили к нему немощные старцы, полуглухие звонари. По тогдашним временам он имел большую библиотеку; на полках стеклянного шкафа ряда-ми были расставлены тома Гоголя, Чехова, Пушкина и других писателей. После отлучения Толстого от церкви отец Виссарион не снял с полок его произведения. <Шо-лохов вспоминал, что в юности (1920-1921) он приходил к попу Виссариону и брал у него книги. Были они в хорошем состоянии, хозяин просил обращаться с ними бережно>⁸⁰.

Благочинный отец Николай (Виноградов Николай Ни-колаевич, 1860-1934), по роману - отец Панкратий, до-водился отцу Виссариону родным племянником, происхо-дил из казачьего сословия, сын протоиерея, родился в станице Мигулинской.

<В Каргине духовные отцы Виссарион и благочинный отец Николай имели собственные рубленые дома с дворовыми постройками. Дом Виссариона (ныне сохранился), крытый железом, стоит на высоком фундаменте. Во дворе флигель (также сохранился) под жестью. С угла на угол - мужское приходское училище.

Дом отца Николая с флигелем и дворовыми построй-ками (конюшня, каретник, коровник) стоял на другом углу квартала, ростом ниже, выбеленный. Вокруг в рост человека плотный забор, крашенный в зеленое>⁸¹. Все, как в романе!

Лукешка-косая. С Лукешкой Поповой мы знакомимся в романе в связи с приездом Штокмана в хутор Татарский, где он снимает у вдовой бабы Лукешки-косой две комнаты. В <Тихом Доне> читаем: <Поселился слесарь Штокман у косой и длинноязыкой Лукешки. Ночь не успел заночевать, а по хутору уж бабы языки вывалили> (2, 139).

<Лукешка-косая> - реальное лицо, только фамилия ее была не Попова, а Каргина, - сообщает Сивоволов. - Автор этих строк в тридцатые годы знал ее лично. Жила она с дочерью на соседней улице. Была вдовой; с глазами у нее действительно было не в порядке - один смотрел прямо, другой - вбок. Худень-кая, невысокая, подвижная, в постоянных хлопотах. Своей голосистостью (дишканила так, что весь хутор слушал, замирая), острым и длинным языком была известна на весь хутор.<:>

В двадцатых годах Шолохов жил на той же улице, что и Лукешка (ныне главная), в центр станицы ходил мимо ее хаты<:> знал Лукешку не только как <длинноязыкую> хуторскую бабу, но и как подругу своей родственницы Прасковьи Герасимовны Черниковой.

Лукешка-косая умерла перед самой войной. Прошло много десятков лет,а многие каргинские старожилы помнят ее и поныне>⁸².

Михаил Иванков. Эпизодический  персонаж романа, появляющийся в связи с воинским <подвигом>, - как писала пресса, - еще одного персонажа романа, имеющего прототипом реальное историческое лицо, - усть-хоперского казака Козьмы Крючкова, который одолел с помощью Иванкова и других казаков группу немцев. За этот бой он получил Георгия, его перевели в штаб дивизии, позже добавили еще три Георгия, а товарищи по схватке остались в тени. Правда, Иванкова наградили медалью.

Иванков рассказывал Сивоволову:

<- О том, как на германской я и Крючков воевали, меня расспрашивал Шолохов. Однажды он позвал меня к себе домой. Сидим в комнате за столом: он по одну сторону, я - по другую. Смотрит мне в глаза, спрашивает подробно, как и что было, а сам карандашом о стол постукивает. Я ему все чисто рассказал - и как дражнили Крючкова, и как рубились. Шолохов слушал меня внимательно, но на листе так ничего и не записал. Я посчитал, что это ему вовсе не нужно, мало ли таких случаев на войне было. А потом, видите, все-таки написал>⁸³.

Федор Лиховидов - атаман Каргинской станицы, с которым мы встречаемся в пятой части романа, - также реальное историческое лицо. Авантюрная история его жизни подробно изложена в романе:

<Весною 1918 года, после дела под Сетраковым, его прокатили в атаманы. Вот тут-то и развернулись во всю ширь необъятные способности Федора Лиховидова. В столь жесткие руки попала станица, что неделю спустя даже старики головами покачивали> (3, 318).

В романе Шолохов оставил без изменения его фами-лию, имя и отчество. <Федор Дмитриевич Лиховидов был действительно <человеком далеко не заурядным, - пишет Сивоволов. - При нем хутор Каргин был преобразован в станицу, был он первым и единственным станичным атаманом, носившим офицерский чин⁸⁴.

Родился Лиховидов, - пишет Сивоволов, в 1880 году в хуторе Гусыно-Лиховидовском. Образование получил в Каргинском приходском училище, потом в Новочеркасском юнкерском училище.

Начались волнения в Персии. Для их усмирения в Новочеркасске стали вербовать казаков-добровольцев. Жаждущий подвига, полный мечтаний о дальних походах, Федор подал рапорт о направлении его в Персию.

На усмирении бунтовавших персов Лиховидов заметно отличился, заработал покровительство самого шаха и был принят с казаками в состав его личной охраны. После усмирения персов Лиховидов возвратился на Дон.

В родном хуторе Федору Дмитриевичу было скучно, тесно и неинтересно. Как застоявшийся конь, в лихой удали он <скакал по хуторам на снежно-белом, красивейшем, тонконогом коне, по-лебединому носившем голову, въезжал на нем по порожкам магазина Лёвочкина, покупал что-нибудь, расплачивался, не слезая с седла, и выезжал в сквозную дверь> (3, 319), - так пишет Шолохов в <Тихом Доне>. Такой случай в Каргинской действительно был, и никто не смел урезонить расходившегося под хмельком атамана: приказчики (среди них был и Александр Михайлович Шолохов) услужливо подавали ему, что было нужно. Потом Федор Лиховидов исчез так же неожиданно, как и приехал, - рассказывает Сивоволов, - и объявился в Албании. С кем он поехал на Балканы, зачем - никто не знал. Видно, надежды тех, кто его посылал - в начале в Турцию, потом - на Балканы, Федор Лиховидов оправдывал.

Сивоволову повезло: он застал в живых Евгению Семеновну Каргину, в прошлом служанку в семье атамана, которая была настолько близким ему и его жене человеком, что когда атаман Лиховидов ушел в отступление в 1920 году со всей семьей, он взял ее с собой. Она рассказала краеведу о смерти лихого атамана от тифа во время тяжелейшего пути в Новороссийск.

Стала ясной еще одна загадка <Тихого Дона>: почему столь яркий персонаж действует только в одной главе, где рассказывается о разгроме мигулинцами Тираспольского красного полка под хутором Сетраковым в 1918 году. А где же был Федор Лиховидов в 1919 году, во время Вешенского восстания? Почему он исчез из романа? Этот упрек был высказан автору, а точнее - мнимому <соавтору> <Тихого Дона> в книге <Стремя "Тихого Дона">, который будто бы по злой воле выбросил из развития сюжета в период Вешенского восстания такое важное действующее лицо, как Лиховидов. Но автор книжки <Стремя "Тихого Дона"> не знал того, что знал Шолохов: в начале 1919 года, когда верхнедонцы открыли фронт красным, атаман Каргинской станицы и член Вой-скового круга Федор Михайлович, как и подавляющее большинство офицеров, богатых и служивых людей, ушел вместе с семьей в <отступ> - в Новочеркасск, а потому участия в Вешенском восстании не принимал. Вернулся он в Каргинскую после соединения повстанцев с Донской армией. <Что делал Федор Лиховидов за Донцом, никто не знал. Заявился он в Каргинскую уже в чине есаула. Приехал с женой: и со всем тем, что зимой увозил в окованных сундуках>⁸⁵.

Есаул Федор Попов (1897 - 1953) - также реальное лицо. Его имя и фамилию Шолохов оставил в романе без изменения. Когда красные обстреливали Каргинскую из пулемета, в ответ, пишет Шолохов, <...немногочисленные казачьи части пытались заслонить отступавших: пехота цепью легла за ветряком, 36-я Каргинская батарея под командованием каргинца, есаула Федора Попова, обстреляла беглым огнем наступавших красных, но вскоре взялись на передки>.

<Федор Николаевич Попов родился 10 августа 1897 года в хуторе Каргине. Это его отец был управляющим паровой мельницей хорошо известного нам Тимофея Каргина. Мои родители и родители Федора Попова при всем неравенстве положения были знакомы, - рассказывает Сивоволов. - Мои братья и сестры дружили с младшим братом Федора Пет-ром и его сестрами, ныне живущими в Вешенской, я же поддерживаю с ними добрые отношения и сегодня. Они передали в мое распоряжение весьма ценный архивный материал, бережно сохраненный, несмотря на огромные трудности, выпавшие на их долю>⁸⁵.

Краевед подробно рассказывает о жизни в начале хорунжего, потом - подъесаула, вскоре - есаула Федора Попова, его боевом пути в гражданскую войну, жизни в эмиграции. Федор Попов похоронен в Париже на русском кладбище На его обелиске сделана такая надпись:

Василий Стороженко только раз упоминается в рома-не <Тихий Дон>, - в связи с готовившимся весной 1918 года по распоряжению атамана Федора Лиховидова аре-стом всех каргинских фронто-виков, сочувствовавших красным.

<Из иногородних лишь несколько молодых солдат, предводительствуемые Василием Стороженко, служившим в 1-м пулеметном полку, бежали к красногвардейцам>.

Кто такой Василий Стороженко? Существовал ли он в действительности? Да, - отвечает Сивоволов.

<Василий Васильевич Стороженко - реальное лицо, выведенное в <Тихом Доне> под своим именем. Родился он 20 января 1897 года в хуторе Каргине, из иногородних. Отец его, Василий Иосифович, работал ночным сторожем купеческих магазинов Левочкина, Каргина, Татаринова, Солодкова...

Василию Стороженко не минуло и 12 лет, как по окончании церковноприходской школы отец отдал его в ученики приказчика в торговый дом купца Левочкина>⁸⁷.

В мае 1916 года Василия Стороженко призвали на действительную военную службу в пехотный полк, где он вскоре получил звание младшего унтер-офицера. На русско-германском фронте не был. В Каргинскую вернулся в конце 1917 года. Стороженко и его товарищи сразу же примкнули к революционно настроенным фронтовикам, участвовали в митингах и собраниях. Предупрежденные о готовившемся по распоряжению атамана аресте, они в темную мартовскую ночь тайком ушли из Каргинской.

По рассказам каргинцев, иногородних солдат той ночью увел с собой Михаил Сивоволов (дядя Г.Я. Сивоволова - Ф.К.), и но-чевали они в Астахове у знакомой тавричанки, которая впоследствии стала его женой. Михаил Сивоволов был старше и опытней своих товарищей, захватил конец германской войны, где служил в автомобильной роте, с войны принес большевистские убеждения, но самое главное - он обладал незаурядными ораторскими способностями. На митинге в Вешенской выступал с призывом поддержать каменских фронтовиков и идти на помощь Подтелкову, с таким же призывом выступал на митинге в Каргине.

В рядах Красной Армии, сообщает Сивоволов, Василий Стороженко воевал на Юго-Восточном и Северо-Кавказском фронтах, после окончания гражданской войны остался служить в Красной Армии. В 1923 году окончил двухгодичную Петроградскую Военно-инженерную школу, стал красным командиром. Отечественную войну закончил в звании генерал-майора авиации.

В 1946 году генерал Стороженко умер, похоронен на Новодевичьем кладбище>.

Сивоволов, на труды которого прежде всего мы опирались в данной главе, исследовал только тот жизненный материал по проблеме прототипов и реальных лиц, действующих в <Тихом Доне>, который касается его родной станицы Каргинской. Можно ожи-дать, что работа по выявлению людей, попавших в поле зрения автора <Тихого Дона> и так или иначе получив-ших отражение на страницах романа, которые жили в других станицах и хуторах Верхнего Дона, будет про-должена и даст столь же впечатляющие результаты.

Однако уже и то, что сделано Г.Я. Сивоволовым в отношении жителей Каргинской, присутствующих на страницах <Тихого Дона> дает достаточно полное пред-ставление, насколько мощна документальная, личностная основа этого романа, насколько глубоки и неопровержимы связи Шолохова как автора <Тихого Дона> с родной землей. Большинство действующих лиц романа имеет своих прототипов, так или иначе связанных с биографией именно Шолохова, а не кого-то другого, ибо жили эти люди, большею частью в тех же местах, где прошли детство, отрочество и юность этого великого русского писателя.

Топография и топонимика

Проблема прототипов в более широком смысле может быть распространена и на события, и на топографию местности, описанной в романе. Ведь художник-реалист, каким был Шолохов, воссоздавая сквозь призму художественного воображения не только духовный, но и вещный мир, опирается при этом на собственный жизненный опыт, на личные впечатления или воспоминания, на известные  именно ему реалии действительности. Мы в этом убедились, когда исследовали систему прототипов <Тихом Доне>, историю боев, в которых участвует в романе Григорий Мелехов, во многом повторяя военную биографию Харлампия Ермакова. Выявленные нами совпадения характеров и событий в романе с характерами, обнаруживающимися в реальной жизни Верхнего Дона, с событиями первой мировой и гражданской войны, отнюдь не случайны и не сторонни проблеме авторства <Тихого Дона>.

Не меньшее значение для прояснения этой проблемы имеют детали и подробности, связанные с топонимикой романного действия. Все они не выдуманы писателем -  их можно было узнать не путем <изучения> или краткосрочных наездов, а прожив жизнь именно в этих местах.

Сотнями тугих и подчас незаметных нитей  - прежде всего биографического характера - связан Шолохов со своим романом. Они обнаруживаются в процессе тщательного текстологического анализа и прослеживаются в свидетельствах о замысле романа, в прототипах героев, в многообразной источниковой базе <Тихого Дона>. А также в географии, топографии, топонимике местности, где разворачивается действие романа, равно как и <Донских рассказов> или <Поднятой целины>.

Условно говоря, прототип местности, изображенной в <Тихом Доне>, - вся Область Войска Донского, называли ее до революции. А если уточнить, то не вся область, а Верхний Дон. А еще точнее - станица Вешенская, Каргинская и близлежащие хутора, то есть те места, где родился и вырос М. А. Шолохов и где случилось Верхне-Донское, иначе - Вешенское восстание.

Факты связывают <Тихий Дон> с местом рождения и проживания именно Шолохова, а не Крюкова или кого-то другого. Не видеть, не принимать в расчет факт <топографической> связи <Тихого Дона>, равно как и <Донских рассказов> или <Поднятой целины> с местом рождения и проживания Шолохова, невозможно.

Сивоволов опубликовал самодельную карту местности, где разворачивались бои, описанные в <Тихом Доне>.

В очерке П. Кудинова <Восстание верхнедонцев в 1919 году> также напечатана составленная им карта-схема военных действий повстанцев Верхнего Дона. К сожалению, она не была воспроизведена при перепечатке этого очерка в журнале <Родина>.

Бросается в глаза почти полная идентичность этих карт - одной - идущей от романа, и другой - идущей от жизни. Однако, есть и различия. Карта в книге Сивоволова - как бы сегмент карты Павла Кудинова. Если кудиновская карта-схема отражает всю географию, весь театр военных действий, заключенный - и это видно на карте Кудинова - в огненное кольцо, то краеведческая карта, составленная на основе текста <Тихого Дона>, отражает лишь часть этого круга, включающую станицы Вешенскую, Каргинскую и их хутора, где воевала 1-я повстанческая дивизия, возглавляемая Григорием Мелеховым (Харлампием Ермаковым).

Совпадение карт и текста <Тихого Дона> не ограничивается названиями тех станиц Верхнего Дона, которые (по свидетельству Кудинова и по роману <Тихий Дон>), принимали участие в восстании: хутора Шумилина (у Шолохова - Шумилинская), станиц Казанская, Мигулинская, Вешенская, Еланская, Усть-Хоперская. Мы видим на этих картах практически и все хутора, принимавшие участие в восстании и названные в романе.

Любопытна даже такая на первый взгляд незначительная деталь, как переименование некоторых хуторов в связи с переводом их из ранга хутора в ранг станицы: хутор Каргин - станица Каргинская; хутор Шумилин - станица Шумилинская. В <Тихом Доне> этот факт, случившийся в 1918 году, зафиксирован и отражен документально: когда действие в романе происходит до 1918 года, мы читаем <Каргин>, а после 1918 года - <Каргинская>.

Обратимся к дореволюционной <Карте Области Войска Донского (Издание Картографического заведения А. Ильина). Она полностью подтверждает топографическую и топонимическую идентичность двух самодельных карт, о которых шла речь. Карта Картографического заведения А. Ильина показывает, что не только география боевых действий, изображенных в третьей книге романа, но и топография и топонимика в романе - от его начала и до конца, - включая глубокую историю этих мест, полностью соответствует реальности.

Станица Вешенская, рассказывается в <Тихом Доне>, возникла на месте <воровского городка Чиганаки>, который когда-то за непослушание <сожгли государевы войска>. А точнее <была перенесена с места разоренной при Петре I Чиганацкой станицы> и переименована в Вешенскую. Странное слово <Чиганаки> на донском диалекте означает поселение в заболоченной местности или в заливной пойме реки с постройками на высоком фундаменте; а идет это название от диалектного слова <чиган>, что означает <болотная кочка>.

Судя по карте, и в самом деле недалеко от Вешенской на Дону сохранился скромный хутор с названием <Чигонацкий>. Шолохов предельно внимателен к топонимике, хотя некоторые названия он брал со слуха, а не из карт.

Этими подлинными названиями хуторов и станиц наполнен <Тихий Дон>.

К примеру, Аксинью Степан Астахов взял замуж <с хутора Дубровки с той стороны Дона, с песков> (2, 41). В рукописи вначале значилось другое название хутора - Дубовый, но такого названия нет на карте, и Шолохов уточнил: хутор Дубровский. На карте этот хутор, расположенный недалеко от Вешенской, обозначен.

Собираясь в <отступ>, Пантелей Прокофьевич планирует направиться на Чир, в хутор Латышев, где у него двоюродная сестра. И дальше, - объясняет он Григорию: <: Надо по карте на слободу Астахово ехать, туда прямее - а я поеду на Малаховский, там у меня - тоже дальняя родня:> (5, 242). И опять-таки все сходится: на карте, в нижнем течении Чира, близ станицы Краснокутской - хутор Малахов, а левее, близ Пономарева  - Астахов.

В хуторе Пономарев происходили суд и казнь Подтелкова и Кривошлыкова. Недалеко от Пономарева, на краю Вешенского юрта хутор Нижне-Яблоновский, где догнали Мишку Кошевого и Валета казаки и где похоронили (по роману) Валета. Легко находим на карте и хутор Сетраков, где ежегодно проходили лагерные сборы. Во время призыва на сборном участке в слободе Маньково обучение проходят казаки <с Каргина, с Наполова, с Лиховидова> (2, 229). Все эти названия обозначены на карте, и мы с ними встречались во время описания восстания. И так далее:

Боевые действия в ходе восстания в <Тихом Доне> описаны с удивительной и точной конкретностью, подтверждаемой как историческим очерком Кудинова, так и материалами судебных дел Х. Ермакова и П. Кудинова. С самого начала восстания все военные действия в романе четко зафиксированы не только исторически, но и географически.

<Восстали еланские и вешенские с энтой стороны (то есть со стороны левобережья - Ф.К.). Фомин и вся власть из Вешек убегли на Токин. Кубыть восстала Казанская, Шумилинская, Мигулинская: В Еланской первым поднялся Красноярский хутор: Через Дон прискакали на Плешаков:> (4, 195). Еланская, Вешенская, Казанская, Мигулинская станицы, хутора  Шумилин, Красноярский, Плешаков, Токин - все это реальные и широко известные станицы и хутора Верхнего Дона, зафиксированные, естественно, на карте. Хутора Плешаков и Каргин - места, где Шолохов жил подростком.

<: Выбили из Вешенской решетовцы, дубровцы и черновцы Фомина> (4, 196). Речь идет о так называемой <решетовской сотне>, возглавлявшейся Емельяном Ермаковым, сформированной из казаков хуторов, расположенных по реке Решетовке, - Решетовского, Дубровского, Черного. Хутор Кривской расположен рядом с Плешаковым, где повстанцы создали объединенную казачью сотню во главе с хорунжим Павлом Дроздовым, которая была разбита красными войсками и загнана в Вилтов Яр (по роману - Красный Яр), где казаки во главе с Павлом Дроздовым были расстреляны. Все последующие события - расправа над командирами и убийство Марией Дроздовой (Дарьей Мелеховой) Ивана Алексеевича Сердинова (в романе - Котлярова) происходили в Плешакове, и очевидцем их был Шолохов.

Географически точно отмечены в романе и все бои, в которых участвовал Григорий Мелехов: бой возле хутора Свиридова, где, применив свой удар левой рукой, он <развалил> <каргинского коммуниста из иногородних> Петра Семиглазова, и два боя под хутором Климовка, во время второго боя Григорий Мелехов (Харлампий Ермаков) порубил матросов. И хутор Свиридов, и хутор Климовский расположены по Чиру, - один отмечен на карте рядом с Каргинской, другой - поблизости от Краснокутской.

Мы можем продолжить этот перечень, но уже и так ясно, что география в <Тихом Доне> органически связана с сюжетом романа, что усиливает историческую достоверность описываемых событий. И второе: география в третьей книге <Тихого Дона>, как уже подчеркивалось выше, в основном отражает боевой путь 1-й повстанческой дивизии, возглавлявшейся Григорием Мелеховым в романе и Харлампием Ермаковым в жизни, и сосредоточена в районе реки Чир и в хуторах Вешенского юрта, прежде всего - в местах, где жил Шолохов и где воевал Харлампий Ермаков.

Стоит отметить, что после завершения восстания и разгрома Донской армии, когда Григорий вместе с Аксиньей идет в <отступ>, географическая и топонимическая пунктуальность и наполненность в романе исчезают, названия населенных пунктов, через которые двигался Григорий Мелехов, как бы перестают интересовать автора. Чаще всего он их даже не называет, удовлетворяясь общими замечаниями: <в одной станице:>, <в одном поселке:>

Что же касается Верхнего Дона, в особенности Каргинской и Вешенской станиц, хуторов прибрежнего Обдонья, то топонимика здесь не ограничивается названиями станиц и хуторов, но идет вглубь: детализируются названия рек и речушек, пойм, лугов, яров и т. д. Местные природные названия постоянно повторяются в романе. Уже упоминавшийся Гетманский шлях проходит через весь роман, начиная с первой его страницы, а еще точнее - с <Донских рассказов>. Или - Забурунный лог, Рогожинский пруд, Песчаный курган, Меркулов курган, Гремячий лог, Гусынская балка, Кривской бугор, Климовский бугор, Каргинский бугор, Сторожевой курган, Еланская грань, Ольшанский буерак, Калмыцкий брод, Жиров пруд и т.д.

Сивоволов исследовал топонимику <Тихого Дона> применительно к родной Каргинской станице. И установил подлинность большинства этих географических реалий и их названий, многие из которых живы и по сию пору: <Шолохов подробно описывает места вокруг Каргинской: балки, перелески, повороты дорог, едва заметный курган, пруд или мост, - пишет Сивоволов.

<:>- Собирая материал, ездил я в Топкую балку, где убили Алешку Шамиля и где в 1921 году Михаил Шолохов едва не угодил в лапы бандитов. На обратном пути видал, как в стороне от наезженной полевой дороги <жемчужно-улыбчиво белела полоска Жирова пруда><:> На обратном пути по Гусынской балке заехал в хутор Климовский, поднялся на бугор, где Григорию Мелехову дважды пришлось участвовать в бою. Около Забурунного лога разгорелся жестокий бой, окончившийся, как мы знаем, поражением красных. После боя <по приказу Григория сто сорок семь порубленных красноармейцев жители Каргинской и Архиповки крючьями и баграми стащили в одну яму, мелко зарыли возле Забурунного>. Каргинцы хорошо помнят тот день, а годом позже бурным весенним потоком Забурунный размывал могилы, обнажая человеческие трупы. <:>

За Каргинской - Песчаный курган. Оттуда, стоя около батареи, Мелехов давал команду <полохнуть> из мортирки по мосту с красными. За увалом, неподалеку от Песчаного кургана - Рогожинский пруд, около которого после боя, направляясь домой, Григорий с ординарцем Прохором Зыковым останавливался на отдых. Куда ни посмотри - вокруг знакомые до слез родные места>⁸⁸. <Знакомые до слез> и по роману <Тихий Дон>. Краевед специально подчеркивает: Шолохов обладал недюжинной зрительной памятью.

Описывая историю насыпного Меркулова кургана под Каргинской, где Христоня с отцом искали клад и нашли уголь, Сивоволов приводит в своей книге заметку из Вешенской окружной газеты <Известия> от 16 августа 1922 года: оказывается в поисках клада краеведы и в самом деле раскапывали этот курган, но <вместо богатого клада отрыли пудов 25 - 30 древесного угля>⁸⁹.

Как видим, не только исторические, но и географические реалии <Тихого Дона> свидетельствуют, насколько насколько тесно связан роман с жизнью Вешенской и окружавших ее реально существовавших - и существующих поныне - станиц и хуторов.

Плодом художественной фантазии автора <Тихого Дона> являлись только два населенных пункта: - хутор Татарский и имение Листницких Ягодное.

Однако при <дактилоскопическом> анализе текста <Тихого Дона> становится очевидным, что они также связаны с биографией автора.

Свидетельства земляков Шолохова, собранные местными краеведами, позволяют сделать вывод: хутор Татарский - собирательный образ.

Называются, в частности, хутора, которые хорошо знал писатель: Каргин, где Шолохов в общей сложности прожил пятнадцать лет; Плешаков, расположенный на правой стороне Дона, напротив станицы Еланской, где также жил будущий писатель.

Как уже упоминалось, в Плешакове существовала мельница; и она сама, и те, кто работал на ней, - по мнению краеведов и исследователей творчества Шолохова - нашли отражение на страницах <Тихого Дона>.

Однако, как установил Сивоволов, в Каргине также была мельница, которая по своим характеристикам ближе к описанию, данному в <Тихом Доне>. По мнению Сивоволова, именно паровая мельница в Каргине - массивное двухэтажное сооружение с просорушкой, маслобойкой, кузницей, мощным немецким двигателем, принадлежавшая богатому купцу Тимофею Андреевичу Каргину, и явилась прообразом описанной в <Тихом Доне> паровой мельницы в Татарском.

А населил Шолохов эту мельницу людьми, которые, как показывает краевед, жили не в Каргине, а в Плешакове. <При некоторой схожести двух мельниц, - пишет Г.Я. Сивоволов, - не было установлено, чтобы на каргинской мельнице работали люди, похожие на Котлярова, Валета, Тимофея и Давыдку. Они оказались жителями хутора Плешакова и работали на паровой мельнице, принадлежавшей купцу Ивану Симонову: машинист Иван Алексеевич Сердинов, весовщик Валентин по прозвищу Валет, и братья Бабичевы - Василий и Давид<:> :Это были реальные лица, хорошо знакомые автору романа по тому времени, когда отец его работал на этой мельнице сначала управляющим, а затем стал ее хозяином>⁹⁰.

Выросший в Каргине, Сивоволов провел тщательнейшее исследование и установил, какие реалии хутора Каргина, где прошло детство писателя, Шолохов перенес в придуманный им хутор Татарский.

Сивоволов сопоставил план застройки дореволюционного Каргина с описанием хутора Татарского, приложив этот план с расшифровкой к тексту своей книги. И действительно, на этом плане обозначены и рыночная площадь с пожарным сараем, и майдан, и церковь с караулкой, и школа, и торговый дом купца Левочкина (в романе - Мохова), и мельница, и почта на главной улице, и дом, где находилось агентство фирмы <Зингер>, и дома двух священников - жителей хутора Татарского, - с такой точностью, будто это план застройки не хутора Каргина, а хутора Татарского⁹¹.

Не менее выразителен этот план и в отношении прилегающей к Каргину местности. Слева обозначена длинная лента Забурунного лога, - он неоднократно упоминается в романе. Справа - Мокрый луг с зарослями чакана, также знакомый нам по <Тихому Дону>. Внизу стрелка указывает: <К Шамилевскому пруду>.

На плане хутора обозначен и квартал, где жили братья Ковалевы (Шамили), и дома уже знакомых нам по предыдущему повествованию жителей Каргина - героев <Тихого Дона>: Михаила Копылова, Михаила Иванкова, Петра Семиглазова, каргинского атамана Федора Лиховидова, Василия Стороженко, Аникушки Антонова, Лукешки-косой: На плане виден и тот сарай, где держали Михаила Кошевого и сына грачевского попа Александрова перед поркой на майдане (священник Александров в Грачеве также существовал в действительности). Обозначен дом, где до 1917 года жил М. А. Шолохов. А чтобы окончательно подтвердить достоверность этих сведений, указан и дом самого краеведа, уроженца и жителя Каргина Георгия Яковлевича Сивоволова, чей вклад в шолоховедение воистину бесценен.

Ибо без таких подвижников, как он, многое в романе было бы непонятным, многое было бы утрачено навсегда. Читаем в романе, к примеру, описание базара на главной площади в Татарском: <: На квадрате площади дыбились задранные оглобли повозок, визжали лошади, сновал разный народ; около пожарного сарая болгары-огородники торговали овощной снедью, разложенной на длинных ряднах, позади них кучились оравами ребятишки, глазея на распряженных верблюдов, надменно оглядывавших базарную площадь, и толпы народа, перекипавшие краснооколыми фуражками и цветастой россыпью бабьих платков> (2, 239-240).

Возникает недоуменный вопрос: откуда в хуторе Татарском на Дону болгары-огородники? Верблюды?

Недоумение рассеивается, когда обращаешься к краеведческому исследованию Сивоволова. Оказывается, на левой стороне Чира землю традиционно арендовали у станичников болгары-огородники, которые разбивали там овощные плантации. Рядом с пожарным сараем, почти за домом, где жил Шолохов, на лавках и ряднах болгары раскладывали свои овощи. А жители астраханских и калмыцких степей приезжали торговать на воскресных базарах на верблюдах. Так что строки эти, - пишет Г.Я. Сивоволов, - <навеяны детскими воспоминаниями>⁹².

Так проявляет себя <дактилоскопия> текста в действии: без учета жизненного опыта писателя, воспоминаний его детства появление на базаре в Татарском болгар-огородников и верблюдов объяснить невозможно. Также, как невозможно объяснить и появление в романе <тавричан>, о которых мы уже писали ранее, если не знать, что <тавричане>, то есть украинцы, переселившиеся в XVIII веке из Таврической губернии, жили именно в Вешенском юрте; <Жили они в слободе Астахово и далее от крайнего казачьего хутора Нижне-Яблоновского в сторону Кашар>⁹³, - пишет Сивоволов.

Из детских воспоминаний Шолохова - и само название хутора - Татарский. В беседе с Приймой, как вы помните, Шолохов говорил, что его родных по материнской линии в хуторе называли <татарчуки>:

Биография Шолохова по <материнской> линии помогает нам уяснить и возникновение <придуманного> писателем поселка Ягодного: за ним - поселок Ясеновка, в котором находилось имение известного на Дону помещика Попова, где жила и работала в услужении мать М.А. Шолохова, Анастасия Даниловна.

<В имении Дмитрия Евграфовича Попова мы находим много сходного с имением Листницких. В описании Шолохов весьма точен, - пишет Сивоволов.

- <:>Расположение комнат в доме Листницкого точно совпадает с расположением комнат в доме Попова <:> Похожи крытые жестью панские дома, похожи рубленые и крытые красной черепицей флигели>⁹⁴.

Сивоволов считает, что именно имение Ясеновка явилось прототипом Ягодного.

Информационное поле романа <Тихий Дон>, его источниковая база, питающая историко-хроникальное содержание романа, биографию его главного героя Григория Мелехова, разветвленная система прототипов, начиная от Павла Кудинова и кончая отцом Виссарионом и Лукашкой-косой, наконец, география, топография и топонимика местности, воспроизведенные в <Тихом Доне>, - все это убеждает нас: роман <Тихий Дон> неразрывно связан с жизненной судьбой Михаила Шолохова. Его биография, его укорененность в реальную жизнь Вешенской округи помогли ему создать <Тихий Дон>. Подтверждение тому - не только биография Шолохова, но и творческая история романа, обстоятельства его создания, драматической общественно-литературной судьбы. 

_________________

1. Казачий словарь-справочник. Т. 3. - Сан-Ансельмо, Калифорния, США. 1970. С. 263.

2. Данилов Иван. Донской чебор. Из книги народной памяти. Волгоград. 1988. С.37.

3. Кузнецова Н.Т., Баштанник В.С. У истоков <Тихого Дона> //Дон. 1978. №7. С.31.

4. Там же.

5. Там же. С.32.

6. Там же.

7. См .: Дон. 1987. №5. С. 141.

8. См .: Прийма К. С веком наравне: С. 156.

9. Медведева-Томашевская И.Н. Стремя <Тихого Дона>. //Загадки и тайны <Тихого Дона>: С. 69.

10. Краснов П.Н. Всевеликое Войско Донское. //Архив Русской революции. Т.5. Берлин. 1922. С. 291.

11. Серебровская Елена. Шолоховские годы. СПб, 1999. С. 8.

12. Советские писатели. Автобиографии в двух томах. Т. II. М. 1959. С. 694.

13. Дон. 1988. №12. С. 106.

14. Медведева-Томашевская И.Н. Указ. соч. //<Загадки и тайны <Тихого Дона>. С. 14.

15. Прийма К. Указ. соч. С. 172.

16. Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД 1934-1941. Справочник. М., <Звенья>. 1999. С. 284.

17. Там же.

18. Там же.

19. <Ударник>, Туапсе, 26.XI.1937.

20. РГВА. Ф 192. Оп.3. Ед. хр. 391. Л . 39.

21. Там же.

22. Миронов Филипп. Документы. С. 223-224.

23. Там же. С. 174-175.

24. РГВА. Ф. 192. Оп. 3. Ед. хр. 391. Л . 39.

25. ОР ИМЛИ. Ф. 143. Оп. 1. Архив Е.Г. Левицкой.

26. РГВА. Ф. 192. Оп. 3. Ед. хр. 391. Л .45.

27. Там же.

28. Там же. Ф. 1378.  Оп. 2. Ед. хр. 94.

29. Там же. Ф. 192. Оп. 3. Ед. хр. 391. Л . 116.

30. Там же. Ф. 100. Оп. 3. Ед. хр. 188.

31. Там же. Ф. 191. Оп. 3. Ед. хр. 215. Л .2.

32. Там же. Ф. 192. Оп. 3. Ед. хр. 162. Л . 22 от.

33. См .: Семанов С.Н. Указ. соч. С. 133.

34. Там же.

35. Там же. С. 134-135.

36. Кудинов Павел. Восстание верхнедонцев в 1919 году //Отчизна. 1991. №7. С. 69.

37. Прийма К. Указ. соч. С. 170.

38. Кузнецова Н.Т., Баштанник В.С. Указ. соч. //Дон. 1978. №8. С. 35.

39. Там же. С. 35.

40. Там же.

41. Там же.

42. Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 53-54.

43. Там же. С. 54-55.

44. Сивоволов Г.Я. Михаил Шолохов: страницы биографии. С. 115.

45. Сивоволов Г.Я. <Тихий Дон>: рассказы о прототипах. С. 56.

46. Прийма К. Указ. соч. С. 170.

47. Золототрубов Ал. Ревкомовец из <Тихого Дона> //Север. 1965. №3. С. 103.

48. Там же. С. 105.

49. Там же. С. 106.

50. Прийма К. Указ. соч. С. 170.

51. Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 60.

52. Прийма К. Указ. соч. С. 65.

53. Архив Ростовского ФСБ. Дело №27966. Т.3. Л.156.

54. Обухов Михаил. Встречи с Шолоховым (20-30-е годы) //Творчество Михаила Шолохова. Статьи, сообщения, библиография. - Л., 1975. С. 292.

55. Там же. С. 291-292.

56. Прийма К. Шолохов в Вешках //Советский Казахстан. 1955. Май. С. 77-78.

57. Там же. С. 80.

58. Сивоволов Г.Я. Указ. соч. С. 4.

59. Там же. С. 6.

60. Там же.

61. Там же. С. 3.

62. Прийма К. Указ. соч. С. 169.

63. Кузнецова Н.Т., Баштанник В.С. Указ. соч. //Дон. 1978. №7. С. 62.

64. Гура В. Как создавался <Тихий Дон>, М., 1980. С. 118-119.

65. Прийма К. Указ. соч. С. 172.

66. Палшков А. Молодой Шолохов //Дон. 1964. №8. С. 161.

67. ОР ИМЛИ. Ф. 143. Оп. 1. Ед. хр. 133.

68. См .: Сивоволов Г. Михаил Шолохов. Страницы биографии. С. 35-55.

69. Там же. С. 64.

70. Там же. С. 70.

71. Там же. С. 104.

72. Там же. С. 106-107.

73. Там же. С. 109-110.

74. Там же. С. 121.

75. Там же. С. 123.

76. Там же. С. 174.

77. Там же. С. 175.

78. Там же. С. 177.

79. В мире книг. 1975. №5. С. 14.

80. Сивоволов Г.В. <Тихий Дон>: рассказы о прототипах>: С. 163.

81. Там же. С. 167.

82. Там же. С. 188-189.

83. Там же. С. 145.

84. Там же. С. 233.

85. Там же. С. 268-269.

86. Там же. С. 273.

87. Там же. С. 225.

88. Там же. С. 7-8.

89. Там же. С. 178-179.

90. Там же. С. 62.

91. См .: Там же. С. 48-51.

92. Там же. С. 41.

93. Там же. С. 29.

94. Там же. С. 208.      

Феликс Кузнецов