о фильме Мела Гибсона "Страсти Христовы"

Фильм "Страсти Христовы" рождает пе-реживания, несопоставимые с обычным восприятием произведений искусства. Его трудно оценивать в привычных эстетичес-ких категориях: реализм, совершенное владение кинематографической образнос-тью, поразительно верные типажи артис-тов, их одухотворенная игра по законам переживания и перевоплощения (по Ста-ниславскому!)... Фильм побуждает ощутить рядом с собой присутствие Бога, зритель погружен в состояние очевидца, свидете-ля, сопричастного происходящим событи-ям. Чудодейственная, неотразимая Прав-да говорит с экрана, где показано завершение земного пути Христа. И потому так пронзительно, так захватывающе силь-но сопереживание зала, и слезы сострада-ния непроизвольно появляются на лицах зрителей. До сих пор мы читали о су-дилище над Христом и его муках. Теперь мы их увидели. Истязания, которым Его подвергают - ужасающи и невероят-но жестоки. Муки Его - адские. И столь же реальны мордатые, с животной свире-постью терзающие Сына Божия палачи-садисты. Из исторических источников мы знаем, что таковы и были показанные в фильме реальные орудия пытки: "кошки", батоги, плети, которыми искровянили до неузнаваемости тело Спасителя.

Сосредоточенность авторов фильма на муках Христа - более чем оправдан-на. За всех нас Иисус принял ВЕЛИКИЕ СТРАДАНИЯ, с которыми мало что может сравниться.

Да, есть режиссерский нажим в изоб-ражении пыток, но это не натурализм, а подлинность правды, достоверность ис-тории, которые не вызывают сомнений ни в сюжете, ни в месте действия, ни в деталях. Замечательно, что сохранен язык героев: латинский и арамейский,- а перевод дан в субтитрах. Это еще более усиливает ВЫСОКИЙ РЕАЛИЗМ фильма-"иконы". Да, теперь в искусстве кино по-явилась возможность нового жанра - "иконы", где изображение пронизано Бо-жественной энергией, где Лик Спасителя оживает, и в нашем восприятии не теря-ется сакральность этой ожившей, движу-щейся иконоподобной картины.

Почти каждый кадр фильма - закончен-ное произведение живописи, в котором продуман и мощно воздействует каждый его компонент: композиция, палитра красок, ясно читаемый авторский замысел. Зри-тельное впечатление усиливается звуковой партитурой. Искусительный змий прибли-жается к руке Иисуса, как бы ласкается к ней. И следом - беспощадный удар, кото-рый наносит Спаситель, поражая змия в го-лову, тишина искушения взрывается громо-вым раскатом, в котором прочитывается вся мера Божьей непримиримости ко злу... Вот Иуда лихорадочно подбирает с камен-ных плит пола рассыпавшиеся сребреники, и мизансцена становится метафорой паде-ния вчерашнего ученика Христа, изменив-шего Ему, ползающего в ногах властителей синедриона. И позорный конец предателя: качающийся на суку труп - рядом с гнию-щей падалью. Мотив падения обретает не-отразимую образную силу.

Главные гонители Иисуса - вожди иу-дейского синедриона. Их лица - крупным планом - режиссер неоднократно прибли-жает к зрителю. Это собирательный образ зла, настоящий символ ненависти: жгучая, непримиримая беспощадность в глазах, ожесточение в лицах. Поистине ветхоза-ветное противостояние Богу - увы, за-твердевшее на века и тысячелетия. Нара-стающий трагизм фильма и обусловлен прежде всего этой демонической энергией и непреклонностью, с которой еврейские вожди преследуют Иисуса, добиваясь Его смерти. Это они подстрекают послушную им толпу, которая показана - на площади перед дворцом Пилата - как стадо бесов: орущие глотки, озверелые лица, мститель-ная судорога в жестикуляции. Адским ре-вом звучит - "Распни его!" Их выбор - омерзительный разбойник Варавва, кото-рого по требованию толпы и освобождает от наказания Пилат.

Последовательно христианское миро-понимание авторов фильма вызвало злоб-ные нападки на них со стороны современ-ных еврейских организаций. В очередной раз, когда нет объективной аргументации, был пущен в ход нестареющий жупел ан-тисемитизма. Всевластие нынешнего пла-нетарного иудаизма заставило Гибсона пойти на уступки: пришлось купировать от-дельные разоблачительные для талмуди-ческого иудаизма реплики ("кровь Его на нас и на детях наших" и др.).

Конечно, самая трудная задача стояла перед исполнителем роли Христа (Д. Кэвизел). Сразу возникает вопрос - возможно ли человеку перевоплотиться в Бога? Не обречен ли замысел - изначально - на имитацию, заведомую искусственность образа? Мне представляется, что здесь нет противоречия: Божественное заключено в самой природе творения, человек создан по образу и подобию Создателя. Наконец, разве само явление Христа не свидетель-ствует о возможности человека вместить в себя Бога? Артист, воплотивший в фильме Гибсона образ Христа, достигает порази-тельной убедительности. Его Христос как бы зримо излучает свет, любовь, глубокое сострадание людям: слабым, ослеплен-ным, одержимым бесовскими страстями. Добрые всезнающие глаза, мягкая с оттен-ком скорби улыбка, исполненные спокой-ного достоинства фигура, пластика. И вме-сте с тем - стойкость в служении Истине, неколебимая готовность подтвердить ее своим жертвенным подвигом.

Воплощенным олицетворением сост-радательности, кровоточащей душевной драмы стало исполнение роли Марии, ма-тери Иисуса (М. Моргенштерн). Постоянно оставаясь вблизи от Сына, она проживает вместе с Ним Его судьбу. И столько горя и боли в ее глазах, столько неизбывной ма-теринской муки в лице, окаймленном строгим черным платом. В фильме тонко прочерчена - взглядами, мимикой, мон-тажом крупных планов - глубинная, ду-ховная связь Сына и Матери.

Фильм "Страсти Христовы" - произве-дение эпическое, монументальное, в нем нет буквоедского следования евангельско-му повествованию о последних днях зем-ной жизни Христа. На экране поставлены акценты на событиях, в которых с наи-большей силой раскрывается значение и смысл подвига и жертвы Иисуса, достига-ющих своей кульминации в Распятии и по-следующем Воскрешении Его. Показывая чудо Воскрешения, режиссер избегает броских эффектов. Быстро опадает бело-снежная плащаница, обозначая то, что гроб опустел. Лаконичен и величественен финал фильма: в кадре - очищенный от следов истязаний, просветленный про-филь Бога, победившего смерть. И Он де-лает свой первый - по Воскрешении - шаг. Укрупняя движение, экран придает ему значение монументального символа - это шаг в бессмертие, залог чаемого христианами всеобщего "воскресения мертвых и жизни будущего века".

Надо понять, что фильм "Страсти Христовы" - не столько произведение искусства, сколько эпохальное событие в движении человечества к Судному дню.

Марк Любомудров