Доклад на Пленуме Союза писателей России в декабре 2002 года

Всякий здравомыслящий писатель непременно отдает себе отчет в том, какую ответственность он несет перед читателями и согражданами. В советское время это вообще не подвергалось никакому сомнению. Если ты что-либо написал, ты должен предвидеть все последствия воздействия твоего сочинения на умы и души.

Сейчас время подлое, и с приходом в восьмидесятые годы новой власти само понятие ответственности исчезло, словно его и не бывало. Еще кое-как сохраняется уголовная ответственность. Никаких других буржуазное либерально-демократическое общество знать не знает, ибо оно насквозь бездуховно и бездушно.

И в связи с этим лишь возрастает наша ответственность перед обществом. Обществом, ввергнутым в пучину самого страшного безбожия и негодяйства, в котором процветают иуды и содомиты.

Вспомним семидесятые и восьмидесятые годы, когда вся страна зачитывалась Шукшиным, Распутиным, Беловым, Астафьевым, Абрамовым, Можаевым, заново открывала для себя Бунина, Булгакова, Набокова, поэтов Серебряного века, труды русских философов и православных просветителей.

Как трудно тогда было вступать в соревнование с такими литературными китами, какие нужно было дерзновенные планы строить о своем писательском будущем. И как нужно было четко осознавать ответственность за каждое свое слово.

Теперь, казалось бы, литературная жизнь упростилась в сотни раз, появилось огромное количество легких путей вхождения в бестселлерную литературу, в которую многие хлынули сломя голову, будто не понимая гибельности этого пути, будто не читали бессмертную повесть Гоголя "Портрет", будто не слыхивали гениальную русскую поговорку "коготок увяз - всей птичке пропасть".

Но с гнилым цветением бестселлерной, а по-русски говоря - продажной литературы, задачи настоящих, а это значит - непродажных, писателей значительно усложнились.

Отныне ты должен писать, прекрасно понимая, что твои книги не принесут тебе дохода, что о них не будут говорить, что их будут читать если не единицы, то в лучшем случае десятки, ты должен писать в отчаянной надежде на то, что когда-нибудь в России возродится то уважительно-почтительное отношение к подлинной литературе, которое существовало в течение минувших двух столетий.

И тем не менее, лелея в себе эту надежду, ты обязан понимать всю меру ответственности перед будущими читателями. Они, родимые, должны будут увидеть, как сквозь духоту проклятого времени, сквозь смрад всеобщего помешательства и разврата ты несешь пылающий уголек своей не проданной, не растлившейся, не испаскудившейся души.

К величайшему сожалению, и в наших рядах появилось множество писателей, сломавшихся перед девятым валом дикого русского капитализма.

Одни бросились писать бандитские романы, в которых редакторы обычно кропотливо подсчитывают, достаточное ли количество у вас кровавых разборок, изощренных убийств, изнасилований, растлёнки и расчленёнки.

Причем, если писатель просто подонок, он честно признается: "Я работаю ради денег, мне начхать на нравственность, на то, как мои произведения отразятся на психике нынешних и будущих поколений русских читателей. Я живу только сегодня, потому что умру завтра, и меня уже нигде не будет, некому будет держать ответ".

Наш, русский, совестливый писатель оправдывается: "Я показываю, в какую пропасть швырнули нас проклятые демократы, я ищу русского супергероя, который бросит вызов разрушению. Мало того, мой благородный следователь читает Солоневича и Ильина, и мой читатель волей-неволей обратит внимание на мудрые мысли Ильина и Солоневича".

Но все это вранье. Самое лучшее, на что способен писатель, пишущий о бандитах, это создать нечто подобное телесериалу "Бригада", где все благородные помыслы главного брателло, Саши Белова, притянуты за уши, и на самом деле он подонок и мерзавец, желающий выглядеть страдающим, но лихим русским всадником, разудалым разбойником. Вот он наживется на торговле наркотиками и на разграблении собственной Родины, а потом, дайте срок, доберется до вершин власти и станет эту Родину, им же разграбленную и посаженную на иглу, восстанавливать.

Что говорить, в зените славы сейчас самая бесстыдная и постыдная литература. Зайдите в любой книжный магазин. На самом почетном месте там книги Сорокина, Пелевина и Чхартишвили, пишущего под псевдонимом Акунин.

В своей статье "Экскрементальная литература" я все высказал по поводу Сорокина, доказывая, что это литература клонов и судить ее нужно по закону клонов. В ответ главный редактор газеты "День литературы" бросился яростно защищать Сорокина от моих нападок, обвиняя меня в кровожадности. Сомневаюсь, что он внимательно читал статью, в которой ни слова не говорится о том, что я требую суда и расправы над бедненьким дерьмописцем.

И я не побоюсь еще раз повторить, что мне больно видеть среди книжных развалов рядом с самой мерзкой книжной продукцией роман моего любимого и уважаемого писателя Александра Проханова, редактором которого я был в "Нашем современнике" на протяжении десяти лет, внимательно и с любовью редактировал его романы "Ангел пролетел", "Дворец", "Красно-коричневый", "Сон о Кабуле", "Последний солдат Империи", "Чеченский блюз", "Идущие в ночи". Причем последние три я искренне ставлю в ряд выдающихся литературных произведений второй половины ХХ века. Описание подвига Жени Родионова и вовсе - одна из лучших страниц всей русской литературы. И напрасно Бондаренко хочет доказать свое исключительное право на любовь к Проханову.

Но мне страшно загадывать, куда приведет Александра Андреевича его внезапно вспыхнувшая популярность среди разрушителей России, мне удивительно то, что этот мудрый и мощный писатель сам не видит, куда его подталкивают. И остается только страстно уповать на то, что он прозреет.

Увы, мне приходится вновь возвратиться к разговору об опостылевшем всем Сорокине. И хочу сказать, возможно, самую неожиданную вещь. Я рад, что Сорокин появился. Он так жадно и самозабвенно вобрал в своем творчестве всю мерзость мира, что теперь стало невозможно его переплюнуть. До него, быть может, гадость в литературе прибавлялась бы равномерно, шаг за шагом, и это продолжалось бы еще столетие. А теперь - куда дальше-то! Разве можно написать омерзительнее? И кое-кто, кому мерещилась сорокинская слава, возможно увидит, что на этой склизкой ниве ему уже делать нечего. И уйдет из писательства в какую-нибудь иную область, где можно будет приложить свои дурные наклонности.

А для нас в Сорокине открылся еще более далекий полюс, от которого надо держаться в таком же отдалении, в каком Антарктида держится от Арктики. А стало быть, у нас есть превосходный ориентир - ни в чем не быть подобным этой дряни. И когда ее ежедневно воспевают по телевизору, надо радоваться, что люди, балдеющие от Сорокина, Пелевина и Чортишвили, не закатывают глаза при звучании наших имен.

Дерьмописатели - несчастны, поскольку их удел дерьмократия, они не верят, что когда-либо придется держать ответ перед Высшим Существом, не верят в существование души, не верят в бессмертие. Мы - счастливые. "Мы все-таки небо видели, нам здорово повезло", - как сказано в одном из лучших стихотворений Владислава Артемова, наилучшего молодого поэта девяностых годов, который тоже, увы, стал писать бандитские романы, хотя некогда и горевал по поводу такого же увлечения Анатолия Афанасьева.

Нам здорово повезло, что мы отличаемся от Сорокиных, Пелевиных и Чхартишвили. У нас иные задачи в жизни, мы должны вырастить наших детей такими, чтобы они свергли, уничтожили и растоптали власть бездуховности в России, чтобы в будущем при слове "швыдкое" люди задумывались, что это - то ли украинское или еврейское блюдо, то ли легкое венерическое заболевание.

В отличие от банды разрушителей русской культуры, мечтающих всю нашу классическую музыку свести к Шнитке и Макаревичу, а всю живопись - к Сидуру и Малевичу, мы надеемся на грядущее выздоровление России, верим в бессмертие души, а значит и в то, что рукописи не горят. Что бы ни написали, будет прочитано - там, в Небесной Империи. Прочитано и взвешено наравне с нашими земными делами.

И не нужно ничего сваливать на дурное время, на бессовестную эпоху, в которой от отчаяния опускаются руки. Никакое скверное и постыдное время не помешало Юрию Лощицу создать подлинный шедевр русской литературы - повесть "Послевоенное кино", равную в своей алмазной ценности творениям Шмелева, Тургенева, Лескова. Вопреки времени, бросая ему смелый вызов, Станислав Куняев создал книгу "Поэзия. Судьба. Россия", которая задумывалась как сугубо мемуарная, а превратилась в художественно-исторический памятник целой эпохе.

К тому же, сейчас уже не так стало плохо жить писателю, как десять лет назад, когда нигде нельзя было издать нормальную книгу. Сейчас появились издательства, ориентирующиеся на прозу людей, сидящих в этом зале. Это ИТРК Александра Титова, это "Андреевский флаг" Сергея Мельника, это и "Молодая гвардия" Андрея Петрова, в которой воскресла серия ЖЗЛ, там можно, правда, разные книги встретить - о Джоне Ленноне, например, о Нечаеве, но в основном это нормальные русские книги.

Глядишь, у нас и свои книжные магазины появятся, где можно будет купить хорошую литературу, не пачкая свой взгляд о гигантские прилавки, заполненные тем, о чем уже и не хочется говорить вслух. Какая была бы красота!

Пусть было бы в первое время так: стоит огромный магазин, весь сверкает, там продается "Голубое сало", "Чапаев и мутота", "Азазель" и прочее чхарт-те что.

А рядом - маленький скромный магазин нормальной русской литературы.

И сразу видно, кто куда идет - одни в сверкающий публичный дом, другие - в скромную библиотеку.

Главное, что от нас теперь требуется - не унывать. И работать. Помня о своей священной ответственности перед Россией!

Александр Сегень
15.12.2002