Александр Гаврилович Нестругин, родился в селе Скрипниково Калачеевского района Воронежской области. В прошлом году ему исполнилось 50 лет.  В 1976 году закончил юрфак Воронежского госуниверситета. В настоящее время трудится председателем  суда в райцентре Петропавловка Воронежской области. Автор сборников стихов <Два голоса>, <Русское имя>, <Свои снега>, <Еще цветет кипрей>. Печатался в журналах <Наш современник>, <Молодая гвардия>. Член Союза писателей России.   

                                           А.Н.

                               *  *  *

Как перепутались пути,

Спеша найти дорожку ровную!

Я, задохнувшийся почти,

Целую полутьму перронную.

Никто не будет там встречать -

Там, на конечной, - кроме полночи.

Но отправление кричат -

И я ловлю рукою поручень.

И всё глядят из темноты

(Как одиноко им и боязно!),

Из слёз живых - мои черты,

Впотьмах отставшие от поезда:

                                *  *  *

Вовсе не глухи вода и камыш,

Немы лишь, немы лишь:

Что ж ты в потёмках пришло и стоишь,

Озеро Немереж?

Я и не звал тебя - просто шептал

Что-то потерянно:

Так, как ольховник, когда облетал

В стынувшей темени.

Лист за листом - затихала листва,

О воду торкаясь.

Чтоб пожило в нас хоть час или два -

Тихое, тонкое.

Нет, не волненье, не грусть-полугрусть -

Жизнь недопевшая:

Слышишь, как, торкаясь, просятся в грудь

Дни облетевшие?

Вовсе не глухи, не глухи они, -

Немы лишь, немы лишь.

А на всем свете - одни мы, одни,

Озеро Немереж:

                          ДИКАЯ  МЯТА

                        1.

Сентябрит: Ноябрит: Прячу душу и кутаю горло.

Ветер вверх по реке гонит волны, усталый и злой.

Замечаю с тоской, как прибрежные травы оттёрло,

Будто темным плечом, полосою воды прибылой.

Там пожухлый рогоз - и такая зеленая мята!

Вот достать бы, измять, как бывало, пьянящий листок:

Только кажется мне, что уже хлопотать поздновато.

И ступать ни к чему на залитый водою мосток.

                                           2.

Сентябрит: Ноябрит: Ветер, ветер над поймой и пашней!

Рухнув с гор меловых, заступает дорогу реке.

В теплом шарфике я и в неловкой одежде домашней,

Я от ветра спасен в своем тесном отдельном мирке.

А вода, а вода - темновато глядит, зверовато.

Захватила мостки в суматохе беспамятных дел.

Но вода ли виной, что отпрянула дикая мята,

Не меня у мостков, а галоши да шарф разглядев:

                   ЕЩЁ  ЦВЕТЕТ  КИПРЕЙ

Ещё цветёт кипрей

По вырубкам и гарям,

Ещё цветёт кипрей,

Ещё звенит пчела:

Но сердцу горячо

Недаром, брат, недаром

От музыки ночной

Утиного крыла.

Ещё цветёт кипрей,

Ещё помедлит выстрел,

И музыки полёт

Свинец не оборвет:

Но низкий пал туман

И луговину выстлал,

И, кажется, в ответ

Метель вздохнет вот-вот.

Ещё цветёт кипрей,

Ещё утрами жерех

Бьет о воду хвостом -

Весь в брызгах перекат:

Но сумерки найдут

В осоках порыжелых

Тончайший посвист крыл

И грусть разбередят.

Тончайший посвист крыл

Как над водою слышно!

А может, просто слух

С годами все острей?

И молодость прошла,

И всё так просто вышло:

Ни слёз, ни горьких слов:

Цветёт, цветёт кипрей:

                             ЛЕВОБЕРЕЖЬЕ

Песчаный склон. Дома вразброс

Стоят, сады обняв.

И краснотал. И чернолоз

Вдоль узорочья трав.

Седых ракит истёртый плат:

И дальний свет реки

У белых круч - как влажный взгляд

Вослед - из-под руки:

                                    *  *  *

Ночь. Одиночество. Всплески сазаньи:

Сколько здесь кровной, забытой родни!

Выйду к обрывам - сухими слезами

Плачут, от радости плачут они!

И открывается горько и сразу -

Вовсе не смыслы мира сего:

Нету нужней одинокому вязу,

Чтобы по-братски я обнял его.

Разве его я не помню, не знаю?

Разве я сердцем его не пойму -

Так не хотевшего - к темному краю,

Так подошедшего близко к нему:

Вот и шепчу, что и знаю, и помню,

Радуюсь веточке каждой, листу -

Даже теперь, когда крайние корни -

Только ли вяза? - летят в пустоту.

                                     *  *  *

Ночь. Одиночество. Всплески сазаньи:

Сколько здесь кровной, забытой родни!

Выйду к обрывам - сухими слезами

Плачут, от радости плачут они!

И открывается горько и сразу -

Вовсе не смыслы мира сего:

Нету нужней одинокому вязу,

Чтобы по-братски я обнял его.

Разве его я не помню, не знаю?

Разве я сердцем его не пойму -

Так не хотевшего - к темному краю,

Так подошедшего близко к нему:

Вот и шепчу, что и знаю, и помню,

Радуюсь веточке каждой, листу -

Даже теперь, когда крайние корни -

Только ли вяза? - летят в пустоту.

                                    *  *  *

Провинциальные райцентры:

Тоска. Костров ботвяных дым.

Киоски жмутся ближе к церкви,

А люд похмельный жмется к ним.

Почти за так стакан <палёнки>.

Почти: Но нужно наскрести!

И - долгий разговор в сторонке

О том,  как душу-то спасти:

                                   *  *  *

Степь легла широко и устало:

Но вдоль скупо струящихся вод

Океан меловыми пластами

Мирозданья материю рвёт!

Миг ещё - и ударит взахлест;

И привычные тверди отымет;

И равнинное сердце обнимет

Там, где брызги не высохли - звезд:

                                 *  *  *

Эта  жизнь и горька, и жалка,

Никому не  нужна и никчёмна,

Но зачем-то жалею жука

С переломанным крылышком черным.

Поднимаю: Он что мне - родня?

Иль хочу, чтоб душа отживела?

И так важно ещё для меня,

Чтоб и дочка его пожалела:

                                 *  *  *

Боже правый! В останние дни

И мгновенья не дай нам на роздых!

Не храни нас от чувств наших поздних,

От бесчувствия нас сохрани:

Не даруй нам хором и пиров -

Не за то мы, смеясь, погибали!

Дай сказать - не словами, - губами,

Дай к бумаге прижаться пером:

И от старости, ждущей в силки,

Дай уйти со своими снегами -

Без речей, без чинов и регалий,

Бросив сердце в объятьях строки:

                               *  *  *

Всё дивлюсь: сколько прыти-то

У хвалилы-эпитета!

Знает все бесперечь

Пышнохвостая речь.

И рифмовщик - <значительный!> -

Морщит лобик мучительно

Третьим лишним меж двух,

Меж <случайно> и <вдруг>.

А ведь он - <замечательный!>

:Как конверт запечатанный,

Где и адреса нет,

Брошен в прорезь поэт.

Долгой почтой помучите,

Может, даже получите,

Но поймёте, что - вам,

Лишь потом, надорвав:

                                   *  *  *

Дым пойменный, он клонится над вечным:

Над брошенным, потерянным почти.

Над берегом подмытым - и над веком,

Тяжелым, все сминавшим на пути.

Дым пойменный ничьей не знает власти.

Он вышел к черным ивам и стоит.

Глазам солоноватый свет не застит.

Смеркающей  дороги не таит.

И разве это он тому причина,

Что жизнь уходит в сумерки одна?

Здесь, перед ним - почти неразличима,

А там, за ним - до чёрточки видна.

Он - только тень скупой земной юдоли:

Он глаз моих не вспомнит всё равно.

И я гляжу, прижав к лицу ладони,

На то, что тенью той возвращено:

                                 *  *  *

Жар-птицы есть, но мало.

Есть люди. И они

Как встарь, из краснотала

Ещё плетут плетни.

Над желтою горою,

Над поймою донской

Плетни горят зарёю -

Своею, хуторской!

Да, есть важней ремесла:

Зато в любом дворе

Мальчишка ставит весла

Сушить

внаклон -

к заре!

                                *  *  *

Ломаю донника потёмки,

Стелю постель у края вод.

А коростель: <Ну, работёнка!

Не дома лишь бы:Ну, нар-род!>

И всё же, снизойдя к <нар-роду>

(<Сердчишку сумерки не жмут?>),

Он вздох мой грузит на подводу

И сам впрягается в хомут.

Помедлит, тронется не сразу:

Путь в дрёму долог и мудрён.

:А колесо опять не смазал,

Чтоб знал я: рядом, рядом он:

                                * * *

Обыденность со стынущим обедом,

За полу не хватай меня, уйди!

Грачи кричат на языке победном,

И что-то обрывается в груди:

Бессонницам моим, снегам, обидам

И чьей-то лодке, краем вмерзшей в лед,

Грачи кричат на языке забытом -

И никому не нужен перевод!

И день стоит, растроган и расхристан,

Сугроб подталый на затылок сбив.

И многоточьем после вечных истин

Чернеют гнезда в сучьях старых ив:

                   ПРОЩАНИЕ С ТЕПЛОМ

Река ещё не спит:

Терны сошлись гурьбою,

Предсумеречья спирт

Держа перед собою.

Зовут. Иду. Стоим.

Как старые кутилы,

Дыхание таим,

Чтоб не перехватило:

                            *  *  *

Стыли пути. И потёмки редели

Даль заступивших лесополос.

Искренне так, на последнем пределе -

И потому молчаливо жилось.

В красных закатах полынь проступала,

Низкий туман позаранками плыл.

К белому свету душа прикипала

Так, будто свет тот единственным был.

Места хватало меж редких снежинок

Думам, безлюдью: И в темноте -

Та, что во всем на тебя положилась, -

Жизнь проступала на белом листе:

                                 *  *  *

В сумерках, словно в былом,

Плыл я: светло и упруго

Под лебединым крылом

Пела глухая округа!

Пела, не зная начал

И окончаний не помня,-

Ширь, и порыв, и печаль, -

Родины вечные корни.

Будто некошеный луг,

Ветлы, что ветром измяты,

Стали крылатыми вдруг

И полетели куда-то -

Может, к такой же земле,

Но на руках не качавшей

Вместо жилья - в конопле

Стайки садов одичавших:

Нет, не водою тугой

В темное песню сбивало.

Стихло: И жизни другой

Вроде бы и не бывало!

Песня, замкнув полукруг,

Таяла в сумраке стариц.

Сжалившись, ветлы и луг

Не улетели, остались:

                           *  *  *

Гений русского уезда,

Где отвага и тоска,

За околицею - бездна,

Сверху брошена доска, -

Потешаться вместе с бездной

Над посулами спитой

Гениальностью уездной, -

Нам идти дорогой той:

                                             Е. Е.

                              *  *  *

Как старый дом, в котором рос,

Как спитый ряской пруд,

И шёпот наш возьмут - на снос.

Осушат. Разберут.

Сожгут порог, что отчим был,

Счерпают свет дотла,

Чтобы сказать: <Здесь только ил!

Остылая зола:>

И отшатнутся: в ней - и в нём -

Ждёт ночь, дрожит звезда,

Окном желтеет отчий дом

У спящего пруда:

                             *  *  *

Как гудит, - будто миг - и отчалит, -

Лес - черней пароходного дыма:

Ты услышишь - и выйдешь с вещами,

И поймешь, что проходит он мимо.

В темноте, не светясь, стороною

От безумцев, что машут огнями.

И какой-то стремниной иною.

Или жизнью, забытою нами:

                              *  *  *

Мой друг - жизнелюбец,

Шумлив, беспечален и толст,

Смеясь, загибает

Последний солененький тост.

А я ощущаю

Напрягшимся зябким виском:

Последняя нежность

Уходит опавшим леском:

Последняя нежность:

Да это похоже на бред!

Но веточка-жилка

Так бьется, так рвется вослед!

Я жилку сжимаю,

Висок свой растерянно тру:

Ну, ладно, бывает.

Ну что, без неё я - помру?

Ну ладно, бывает!

Вон друг, добираясь до звезд,

Уже завершает

Свой очень уж выпуклый тост.

Готовы восторги,

Как гулкий сушняк для костра.

:Последняя нежность,

А можно с тобою, сестра?

                      ПЛАЧ О ПОЭТЕ

Как он глядел непохмелённо;

Как, выпив, дик бывал и груб;

Как улыбался опалёно,

Очнувшись, - уголками губ:

Как он писал - тут знают мало:

Сходились солнце и луна,

И там, меж них, душа стояла,

Земным огнём опалена.

                        *  *  *

Стареющий поэт смешон

Полуночной звезде:

Как будто царства не лишён,

А подданные где?

Чужих племён, чужих времен

Уже не покорить.

Простоволосый, вышел он

Иному отворить.

Опилки звезд: И лунный срез

Белеет сквозь полынь:

Он станет голосом небес -

Иль призраком пустынь:

                         *  *  *

Такую - кто мне запретит? -

Оставлю книжку вам:

Откроешь - там листок летит

Наперекор словам.

Откроешь - он трепещет весь,

Пав поперёк пути.

И не прочесть, не перевесть,

Не кинуть, не пройти:

Бинты снегов, коросту льдин

Грачи за край смели.

:Откроешь - он летит один

Сквозь черный дым земли.

Александр Нестругин