Рассказ

     ...Он опять пришел сюда, в эту белесую рощу, сегодня - мокрую, серебристо-серую, продуваемую насквозь. Моросил легкий дождик. Земля, хлюпавшая под  ногами, набухала от влаги: белые стволы берез покрывались подтеками, словно стены, ободранные до слоя старых газет. И тогда острому воображению представлялись мелкие буковки, колонки, заголовки, выделенные жирным шрифтом. Он даже бормотал что-то, словно вчитываясь в текст, запрокидывал голову, вглядываясь выше и выше, пока взгляд не утыкался в зеленые кроны, сквозь которые капала вода и проглядывало насупленное летнее небо.

Подрагивая от волнения, Павел опустил голову и пошел к тому месту, ради которого собственно он и проделал этот путь в несколько километров. 

     Он остановился и замер у молодой березы, покрытой ознобными каплями. Он боялся. Что дождь все испортил - первый дождь за все время его летнего отдыха в деревне.

      Но нет. Она была здесь. Павел достал из нагрудного кармана маленький японский фотоаппарат и, расчехлив его, навел глазком, щелкнул. Отступил на шаг, прислонился к соседнему дереву.

     :Со ствола березы, словно с черно-белой фотографии, на него смотрела девушка. Темно-зеленое платье, ладони с плавным пальцами прижаты к груди. Ладони - две прирученных птицы. Гладкие, приглаженные, с блеском, волосы. Сейчас - казалось - даже немного влажные. С косинкой глаза. И улыбка, какая бывает у женщин на смятых фотографиях или на целлофановых пакетах, когда изображение шевелится при ходьбе, словно оживая.

     "Лиза", - выдохнул Павел, и воспоминания нахлынули...

 :Он приходил к Лизе в больницу, после того, как она наглоталась снотворного.

   ...Лиза лежала на больничной койке, вытянув вдоль тела исхудавшие тонкие руки: голубые жилки пульсировали под белой кожей.  Павел смотрел на эти жилки и тупо вспоминал, что где-то он уже это видел. <Ах, да, точно. Санькина акварель. Студеные, прозрачные до голубизны, тощие березовые стволы - на фоне белого снега:>  А тут -Лизина рука: В одну из жилок входила игла от капельницы: маленькая красная капелька крови застыла на месте прокола, лекарство капля за каплей проникало в вену, а мелкие пузырьки воздуха медленно и безучастно собирались на поверхности раствора.

   Павел незаметно вытащил жвачку изо рта, прилепил ее в задний карман джинсов. На тумбочке лежали два глупых рыжих апельсина, принесенных для Лизы.

   :Когда она попыталась покончить с собой, Павел даже похвастался Саньку, но тот посмотрел на друга своими карими как маслины глазами и обозвал его козлом. 

      ...Павел неловко шаркнул ногой и задел судно, едва задвинутое под койку. Тяжело нагнувшись, Павел подхватил судно и на деревянных от страха ногах поплелся к мужскому туалету...

     Когда он вернулся, глаза ее были по-прежнему закрыты. Темно-русые липкие волосы разметались на подушке, и только строгий прямой пробор да голубая жилка на шее, чуть-чуть заходящая на подбородок, напоминали о том, что эта девушка с серым лицом - та самая Лиза, с которой еще несколько недель назад он спал под своим единственным одеялом и забывал во сне, что он не один, и стягивал с нее одеяло, а Лиза боялась отдернуть его на свою сторону...

:Когда однажды, тяжело дыша, он блаженно откинулся на подушки, Лиза вдруг развернулась ногами к стенке и лукаво посмотрев на него, вскинула ноги кверху, приложив розовые пятки к обоям.

     "Ты что делаешь?" - встрепенулся Павел и резко сел в кровати. - "Беги в ванную".

     "Неа", - весело сказала Лиза и продолжала лежать вверх ногами.

     "Ты что, ты что делаешь?"

     "Я? Это березка называется. Поза такая". 

     "Березка? Так. Ясно. Залететь хочешь..."

     Так оно и случилось. Павел злился и перестал встречаться с Лизой, хотя на самом деле еще ничего не решил для себя...

     :Рыжий апельсин упал с тумбочки и подкатился к Павлу под ноги. В эту минуту Лиза ушла от него навсегда... 

          ...Павел присел на корточки возле дерева и подумал про ту пленку, с которой уже сделал фотографии. Часть из них - обывательские, с видом на деревню, с соседями, с женой... И несколько, в разное время дня - ее, Лизы. Он набрел на нее обычно. Просто шел по краю леса и наткнулся. И замер.

     Когда наш взгляд долго шарит по небу, много разных картин рисуется  воображению. На это нужно время, состояние задумчивости. Когда мы болеем, то упершись горячечным взглядом в стену, в рисунке ли обоев, в мелких ли трещинках мы также видим целый мир, лица, события, многое...

     Но здесь было не то. Это увиделось сразу. На березе - как будто фотография средь газетных полос: Лиза сидела на фоне окна, сложив руки перед собой и тихо улыбалась ему. За ее спиной виднелась жидкая поросль из голых, омертвевших деревьев на фоне космической пустоты заброшенного поля. Точно такое же поле - но летнее - было сейчас справа от него.

      :Когда жена случайно увидела фотографии, была немая, но неприятная сцена.  Он говорил, что это просто береза такая..."березка..."  "Березка? " - жена  дико, по-кошачьи рассмеялась. Он позвал ее с собой в лес, чтобы она посмотрела, убедилась - ведь сейчас она была нужна ему как никогда. Но земляника уже отошла, только иногда попадались отдельные кровавые неприкаянные ягоды, которые уходили в землю, возвращались обратно в ее кровоток... Жена любила собирать землянику. Но земляника уже отошла:

Отдых в деревне превратился в наваждение. Жена перешла спать на соседнюю кровать, но почему-то не собиралась уезжать и одевала по вечерам свой черный французский пеньюар и долго сидела у низенького окна и курила длинные золотисто-коричневы сигареты, выпуская дым с чужеродным, недеревенским запахом.

     Как все глупо. Он словно попал в какой-то бредовый, нелепый плен. Можно, конечно, позвонить Саньку, чтобы тот приехал, посмотрел. Тот поверит. "Да", скажет. "Феномен, брат. Чудо природы. Безумие. Киношников вызывать надо. Журналистов. Пресс-конференцию на поляне проведем. Березу огородят столбиками, на столбики натянут бархатные толстые ленточки, такие как в музеях".

     "Березку" - тихо поправил внутреннего собеседника Павел. - "Березку..."

Страшно. Господи, как страшно. Значит, природа все знает. Все может. Это страшнее всякой фантастики, потому что если все так, значит вся жизнь - уродство, вся! Он и сам не мог объяснить себе, на что злился, стоя возле этого волшебного, словно очерченного рамой куска коры: Лиза сидела спокойно и смотрела на него и, казалось, ровно дышала, и тихонько поскрипывал под ней невидимый стул - или это скрипела сама береза.

     :Как бы он хотел просто оказаться  спятившим. Полежал бы в психушке, потом бы точно знал, что это все - привиделось...

      После этого дня он дал себе слово, что больше не придет сюда.

     Потом они сели на свою серебристую "Хонду" и вернулись в город.

     ...Осенью нужно было вернуться в деревню, заплатить Славке-молдованину, чтобы к весне тот пристроил к дому веранду.

     ...Утром выпал первый легкий снежок. Маленький самодельный пруд на огороде подернулся тонким ледком, грядки стояли ровные и рыхлые, с "горочкой" - словно свежие могилки... Жуткое чувство тоски охватило Павла, и он забежал в дом. Летняя непонятная депрессия снова стала возвращаться к нему, превращаясь в осеннюю, накатываясь странными видениями Лизы. Ведь он рассказал тогда жене про смерть Лизы и про свои страхи, и та, пошла с ним перед отъездом в рощу, но не увидела ничего. Но и он не увидел!..

     ...Он сидел теперь у печи и подбрасывал туда толстые сухие поленья. И ему снова вспомнился пред-осенний лес, тяжелая и крепкая как капроновый чулок паутина, в которой маленькой затяжкой темнел паук... Звон птиц, словно кто-то там, наверху, стучит палочкой по маленьким хрустальным бокальчикам. Солнечные блики повсюду, уже не золотые, теплые, а серебристые. Проседь холодка в летнем воздухе, август... И словно выпуклая фотография на березовом стволе, улыбка, которую не распрямить - на то она и улыбка...

       "Лиза! Лиза!" - застонал Павел, схватил на ходу куртку и выскочил на улицу.

...Он быстро шагал по первому снегу в сторону поля, потом пошел наперерез. Он вспомнил! Он вспомнил вдруг точно, чего хотел от жизни: как хотел написать книгу и о чем должна быть эта книга. Он вдруг увидел всего себя, как срез на дереве, все свои годовые кольца - чем больше лет, тем дальше от сердцевины, тем дальше... Но теперь он знал, он вспомнил... И он расскажет жене, и они вместе... он попробует... она поймет...

    ...Тяжело дыша, он вошел в предзимний березовый лес. Ветер гудел, и густая метель повалила, словно статика на черном экране телевизора. Он шел напролом, спотыкаясь, вытирая с лица лихорадочный пот. Странная, полуидиотская улыбка прозрения играла на его лице.

     Он подошел к березе и остановился пораженный. Фотография - вернее береза - была на месте. Тот же окоем-рама, напоминающая прорезь окна... Тот же тихий пейзаж в перспективе, так похожий на теперешний, реальный. Но картина - или это была комната - но она была пуста. На изображении появился стул: словно его отодвинули назад, вставая. А в сторону от березы по свежему реальному снегу узкой прерывающейся змейкой удалялись маленькие остроносые аккуратные следы, словно кто-то ускользнул - только что, совсем недавно...

     Глубоко набрав воздуха в легкие и вскрикнув с облегчением, Павел рванулся вслед, в самую глубь леса...

Светана Чулкова