Повесть о казаках

I

 Думаете, казаки - это мишура, ряженые, шутовское войско? От многих можно услышать такое. Смею вас заверить, вы глубоко заблуждаетесь. Казаки были, есть и будут. Хотя, ясное дело, после разгрома коммунистами станиц на Дону, Кубани возродить их нелегко. Но возрождение произойдет. Помню, по радио прозвучало объявление: <3 ноября - шел 1990 год - состоится сбор тех, кто желает воссоздать в крае казачество>. Ну, провести своеобразный круг, который бы и решил судьбу былого сословия. При царе ведь сословиями были дворяне, духовенство, крестьяне, купцы, мещане и казачество. Я услышал сообщение и подумал: ведь я тоже по деду казак, его шашка спрятана в чулане, а награды хранятся в шкатулке. Хотя два креста из них и пришлось порубить в голод, чтобы обменять на хлеб и выжить. К тому же я читал все, что попадалось о казаках, и решил сходить на собрание. Но как поступал в подобных случаях, когда шел на незнакомое мероприятие, позвал с собой корешков Павла Лемского и Аркадия  Буракова. Парней с непростыми биографиями.

Встретились мы на вокзале. Аркашка жил в пригородном поселке Воля, Павел - на задворках вагонного депо, и часто нашу компанию можно было увидеть в железнодорожной забегаловке, где мы опорожняли по кружечке пива. Выпили и на этот раз, и пошагали к Дому архитектора. На бульваре пятнистыми красками догорала осень, ветер сметал лиственную шелуху под панели высотных домов. Шли и обсуждали, стоит ли подаваться в казаки или только пока приглядеться. Нас бодрили новые ощущения: вот поступим в служивые, покончим с тягловой жизнью изо дня в день пахать на чужого дядю. Казаки, если и пахали, то не на чужака, а на себя и Отечество.  

Дом архитектора находился в торце первого этажа девятиэтажного  дома. Вдоль тротуара парковались служебные <волги>. Улицы тогда еще не были заполнены иномарками. Из этих машин выбирались городские чиновники и в сопровождении грузных жен с выводками детей пропадали в подъездах. Мы вплотную огибали легковые, чуть не задевая капоты руками, и бросали в адрес местной знати едкие замечания. Так и хотелось по-мальчишески озорничать и поцарапать лакировку, хотя мы давно вышли из юного возраста. Но вот перед нами выросли массивные двери со стеклянными оконцами. Потянув за бронзовую ручку, оказались в длинном, залитом ярким светом зале.

Павел воскликнул:

- Глянь, как кишка!

- Это ты что имеешь в виду? - спросил я.

- Зал-то, какой:

- Вот в такую казарму и загонят, - съязвил Бураков.

Он, как и все мы, не служил в армии. Его не взяли, потому что у него не ладилось с милицией - постоянно куда-то встревал и за это расплачивался. Не могу точно сказать сколько раз, но между работами на одном и другом заводах он попадал в места не столь отдаленные.

Но при приеме в казаки о судимости не спрашивали, и это привлекало Буракова, который, как и каждый мужчина, тянулся к достойному делу.          

Что касается меня, то я с милицией дружил. Даже патрулировал с ними по улицам и не раз выручал Павла и Аркадия, которые страдали привычной для работяг болезнью.

Так вот, как только мы оказались в доме архитектора, я удивился развешанным по стенам картинам с изображением замков в окружении женских скульптур, соборов со статуями святых, дворянских усадьб с барельефами на фронтонах. Какая красота! Умели же люди строить.

Налюбовавшись архитектурными ваяниями, я окинул взглядом зал. Все пространство было занято одними мужчинами. Собралось человек около полста. Но тех, кого бы даже с натяжкой отнес к казакам, было не более десяти. А так всё в пиджаках и при галстуках. Их часто видели в президиумах, таких принято называть <партийно-хозяйственным> активом. На первом ряду о чем-то договаривались старики.

- Нам с ними не по пути, - сразу сказал Бураков.

- Да угомонись! Надо подождать. А там видно будет: 

Я обратил внимание на одного в черной рубахе, черных штанах и сапогах - он оказался руководителем казачьего ансамбля. Другого - в темно-синем галифе с красными лампасами и белой рубашке - я видел его по телевизору, где он представлялся краеведом.

- Так одевались донцы, - показал на краеведа Лемской.

- Кто-кто? - переспросил Бураков.

- Казаки Войска Донского, дурья твоя башка!

Эти оба в черном и в галифе, что-то спросив у зала, и толком не получив ответа, прошли за стол впереди, на котором стоял графин со стаканом.

- Лихо! Вот тебе и президиум, - заметил я.

- Друзья! Мы сегодня собрались, чтобы провести организационное собрание по созданию казачьего землячества, - заговорил руководитель ансамбля. - И нам следовало бы обсудить, будем мы его создавать или нет?

Сидевший рядом с ним краевед напряженно молчал.

- Будем! Будем! - прокричали с первого ряда старики.

- Партячейка, - почему-то сразу окрестил их Бураков.

- Ну, хорошо. Для порядка приступим к обсуждению, - сказал руководитель ансамбля.

Взял графин, налил в стакан воды, выпил и сел.

- Крепенькая, - оживился Лемской.

К президиуму вышел старик:

- Братья! Так уж сложилось, что наконец-то мы можем объединиться и создать свое казачье общество, - чуть не прослезился, а потом воскликнул. - Это здорово!

- И жить переехать в курень! - вырвалось из Буракова.

- Так! - краевед забрал стакан у соседа и звонко постучал им по графину. - Надо сразу взяться за дисциплину:

- Понял, понял, - склонил голову Бураков.

- Конечно, после того, как коммунисты извели казачество в гражданскую, а добили в коллективизацию, это сделать будет трудно. Но край наш всегда славился своими гордыми сынами:

Зал почему-то загудел, а кто-то одобрительно захлопал.

- Давайте не будем сгущать краски, - пробасил краевед. - Что было, то было, но в будущее надо смотреть оптимистически:

- Да, да, Петр Петрович, - старик оглянулся на него. - Так вот, исторически мы живем в особом казачьем крае Прихоперья. Где течет река казачьей вольницы Хопер. Приток Дона. И можем создать округ:

- Надо объяснить, - поднялся краевед. - Дело в том, что в Москве организован Союз казаков во главе с атаманом Мартыновым. В Новочеркасске создается Войско Донское, которое вливается в Союз казаков.

<Кто такой Мартынов?> - спросил я.

Такую фамилию среди казаков услышал впервые.

- Войско Донское? Так что, братцы, по коням! - от восторга потер руки Лемской.   

- И нам лучше всего влиться в образованную структуру:

- Влиться!

- Влиться!

Закричали в зале.

- Любо!

- Любо!

Подхватили старики.

- Поэтому, я думаю, сомнений по вопросу создания Хоперского округа Войска Донского ни у кого нет. Теперь нам следует определиться с нашим атаманом, - произнес краевед.

- Делят портфели, - пробурчал Бураков.

- Чего же ты хочешь:

- Айда отседова! - Бураков хотел подняться.

- Теперь уж сиди! - я придавил его к стулу.

И тут вскочил прилизанный, похожий на конферансье толстячок в пиджачке и с бабочкой:

- В атаманы руководителя ансамбля казачьей пляски Шансона Евсея Моисеевича:

В ответ в президиуме приподнялся человек в черном.

- Хватит Евсеев!

- Хватит Моисеев!

- Нужен наш!

- Он что не наш? Сколько лет с казаками пляшет!     

- Такой напляшет:

Зал загудел.

Прилизанный пытался перекричать:

- Евсей Моисеевич заслуженный артист!

- Заслуженный акробат, а не артист, - огрызнулись в зале.

- Влюблен в казачество! - блистал выражениями толстячок. - Он поднимет:

Старики, сидевшие в первом ряду, вдруг встали и хором произнесли:

- В атаманы краеведа Морчева Петра Петровича: Он у нас, как Шолохов, все про казаков копает:

- Не знаем такого краеведа-короеда! - пытался перехватить инициативу предложивший Шансона.

Глаза у Морчева вспыхнули и уничтожающе посмотрели на толстяка.

Тот словно сковырнулся.

Руководитель ансамбля и краевед брезгливо отстранились друг от друга.

- Давай, я тебя предложу! - Лемской хлопнул меня по спине.

- Еще чего, - ухватил его.

Я и понятия не имел об атаманстве.

Но Лемской поднялся:

- А у нас есть другой кандидат Гранкин Сергей Яковлевич:

На меня со всех сторон обратились взгляды.

- Нам одноглазые не нужны! - как эхо, услышал голос краеведа.

В детстве во время игры в казаки мне выбили глаз, но на это никто внимания не обращал.

- Ну и что, Кутузов был с одним глазом! - парировал Лемской.

Но его уже не слушали.

Предложение о моей кандидатуре только ускорило решение вопроса. Кто-то выкрикнул:

- Большинство голосов за Морчева!

Какое большинство? Мы трое вообще рук не поднимали и ни за кого не голосовали.

Но все равно из Дома архитектора выходили в приподнятом настроении. Теперь казалось, что мы казаки и приобщены к особой жизни. Что изменится наше существование. Что вытянет нас из болота, в котором копошились много лет.

Мы шли по проспекту. По нему, как по желобу, тянуло прохладой, а мы смеялись:

- Лемской - казак!

- Бураков:

Хотя, какие мы казаки? Настоящие казаки жили в станицах, у них были лошади, земля, оружие. Их никто не неволил. А у нас - ни лошадей, ни земли, ни даже берданки. А что насчет воли, вообще помолчу. Но ощущение радости преобладало.

Когда проходили площадь, на которой возвышалась фигура вождя пролетариата с поднятой рукой, Бураков едко пошутил:

- Вот бы кому башку снести!

- За что?

- За казаков:

Домашние, услышав, что их родственники отныне числятся казаками Хоперского округа Войска Донского, только ахнули.

Вскоре прошел круг в Новочеркасске, и на нем атаманом Войска Донского избрали сына писателя Шолохова. <Тихий Дон> читали в школе, а кинофильм с Аксиньей и Григорием смотрели в кинотеатрах ни один раз. Наследник человека, написавшего книги о Доне, пришелся как нельзя кстати.   

2

 Первое поручение оказалось пустяковым: присутствовать при <венчании> на атаманство Морчева. Когда мы пришли в собор, <венчание> уже было в самом разгаре. Батюшка - маленький хлюпик со смоляными волосами, упрятанными под камилавку, размахивал руками и пел протяжным голосом. Над головой Морчева старики из <партячейки> держали бронзовую корону. Морчев сосредоточенно смотрел под купол, и все выглядело настолько торжественно, словно <венчали> не на атаманство, а на царство. Мы решили не мешать церемонии и подались в угловой предел храма.

- Я уже навел справки. В горкоме штаны протирал, - проговорил Лемской, показывая на атамана.

- А как же краевед? - спросил я.

- А теперь модно косить:

- И тут хмырь пролез! - разозлился Бураков.

- Да ты не нервничай: Может, это к лучшему: С властями знаком, знает в какой кабинет ходить: А поставь атаманом тебя, ты в коридорах запутаешься, - успокоил я Буракова.

Мне тогда и в голову не приходило, насколько пагубны для казачьего дела бывшие партийцы.

Видел, как выходя из собора, в нашу сторону зыркнул <коронованный> атаман. Сразу почувствовалось, что наши отношения с ним сложатся нелегко.      

После <венчания> мы думали, куда приложат наши силы. Казаки исконно стерегли границы государства - но на страну никто не нападал, а границу охраняли пограничники. Казаки служили императору - но императора расстреляли еще в гражданскую. Казаки были привязаны к земле - но у нас не было ни сотки.

- Так что, нам дадут клочок чернозема и возделывай? - спросил я Морчева, придя в штаб казачества.

К тому времени землячеству выделили комнаты в старинном купеческом особняке.

- А что, как фермеры! - ответил Морчев.

Вид развалившегося в кресле атамана с полотнищем флага в половину стены сзади вызвал отвращение.

- Но фермер - не служивый. У него главное, получить урожай, - ответил я.

- Вот и будешь: фермер - казак. С одной стороны стремиться к урожаю, а с другой - ратную службу нести:

- Ну, умен же!

Так и не поняв, что подразумевал атаман, я вышел из штаба.

В нашей жизни ничего не изменилось. Только пришлось сшить себе форму и теперь в выходные ходить на смотры, где Морчев обращал внимание исключительно на выправку, чистоту сапог и стрелку на штанах с лампасами. Но зато я стал частым гостем в библиотеке, где допоздна   зачитывался военными историями.

Нашел себе и другое занятие. Помаленьку создавал станицу Войска Донского. В нее попали Шатура Московской области, Задонск, Ефремов. Небольшие, по одному, по два казака, общины. В дореволюционной России всю эту территорию охватывал 18-ый казачий полк. Тогда у казаков все делилось по войскам, округам, станицам и хуторам. И каждый округ поставлял дивизию. А в дивизии четыре полка. Так вот люди из определенной станицы уходили только в свой полк. Как наши деды: скажем, из Урюпинска в 1-й полк. И теперь люди записывались ко мне в 18-й казачий.

А руководитель ансамбля куда-то сгинул. По-крайней мере я его не видел ни на одном мероприятии. Похоже, обиделся, что пробросили с атаманством. Эх, кого привлекали в казачестве только должности и звания, а кого и служение. Думаю, зачах и его ансамбль.

В августе 1991 года в Новочеркасске проводился круг. Сын Шолохова уже сдавал атаманские полномочия. Обычно круг проходил во   дворце, иногда в атаманском правлении. На этот раз он состоялся в бывшем здании кадетского корпуса, где теперь размещалось военное училище. На круг съехались атаманы из различных округов, были приглашены гости из других казачьих войск. Я прибыл на круг от 18-го  полка в составе делегации Хоперского округа. Тогда сильно припекало солнце, и мы старались из здания училища не выходить. Помню, стояли с казаком 96 полка - это территория Ростова, он на кругу командовал охраной - в дверях, и к нам подошел подпоясанный ремнем мужичок в халате:

- Можно на круг пройти?

Мы:

- Ты кто такой?

Он:

- Я казак из Дубоссар.

           Мы тогда понятия не имели, где это, что это. Но пропустили.

           Начался круг. Спели гимн казачьего войска:

- Всколыхнулся, взволновался

православный Тихий Дон

И послушно отозвался

на призыв монарха он:

Это слова Петра Краснова - казачьего генерала.

На кругу, как я сказал, решался вопрос о переизбрании атамана. К нам обратился сын писателя Шолохова:

- Дорогие братья казаки!  Срок моего пребывания на посту атамана войска истекает. Я работал на благо казаков, как мог. Но у меня много и других хлопот. Они не позволяют всецело посвятить себя атаманству. Я бы хотел, чтобы пришел более молодой, более энергичный человек, который бы не разрывался на части, как я...

Он был еще одним из руководителей ростовской школы милиции, и понятное дело, ему хватало забот на службе.

- А из меня какой сейчас атаман? - закончил Шолохов.

Кажется, тогда избрали Вседонским атаманом Мещерякова из Усть-Донского, а, может, и Черкасского округа.

Так вот этот мужичок сидел-сидел, а когда с атаманом решили, попросил слово. Ему дали. Он вышел на трибуну:

- Я Пантелей Сафонов атаман из Дубоссар. Это город на цветущей земле Приднестровья. С 1924-го по 1940-ой год Приднестровье было самостоятельной республикой. А теперь ее загоняют в Молдову. Приднестровье к Молдове никакого отношения не имеет:

- Чего он буробит? - спросил я.

Мужичок продолжал.

- Так вот, - что-то проглотил в горле. - 14 мая прошлого года в Кишиневе убили Дмитрия Матюшина. Он посмел заговорить на русском языке в присутствии так называемых <коренных> жителей.

-Румын?

- Как хотите, так и назовите. Будто мы некоренные: 2 ноября полиция Молдовы пыталась прорваться в Дубоссары и разгромить митинг. Расстреляла вставших на их пути патриотов. Врывалась в дома. Избивала дубинками. Увозила:

Говорил об издевательствах, а потом опустился на колени:

- Помогите:

Казаки загалдели.  

Многие закричали:

- Помочь приднестровцам!

- Направить казаков!

- Хватит сопли сушить!

Вот тогда у казаков и возникло желание защитить тех, кого  прижимали <румыны>. Видно было, как оживились донцы, обсуждая, каким образом помочь собратьям.  

Я возвращался с круга в приподнятом расположении духа: наконец-то мы вылезем из своей, извините, гнилой ямы и займемся достойным мужчин делом. 

3

 Вскоре развалился Советский Союз, и воцарилось время хаоса. Всюду лезли с суверенитетами, государственных соглашений не было, отсутствовали границы, никто никого не слушал, разгоняли органы власти, крушили памятники, творилось неладное. И многие в это время действовали на свой страх и риск. Конечно, тогда одно государство вмешаться в дела другого государства не могло. А мы могли.

Случись подобное лет десять спустя, казака бы спросили:

- Ты кто?

Он бы ответил:

- Казак.

- Казак казаком. А ты, из какого государства?

- Из:

- Так оно что, тебя посылает воевать в другое государство? 

Это было чревато последствиями.

Но при развале страны такое не спрашивали: все чувствовали себя гражданами недавно существовавшего Союза и считали, что имеют право вмешаться в судьбу любой его территории.

Вернувшись с круга, я стал собирать ребят. Многие станичники 18-го полка загорелись желанием помочь братьям славянам. Я быстро комплектовал команду. 

У меня состоялся разговор с Морчевым.

- Если что, я вас не посылал, - открестился тот.

- Но почему? Ведь на кругу:

- Это дело добровольное:

- А, так ты боишься ехать сам? И нас, - <наехал> на атамана пришедший со мной Бураков.

- Я не боюсь?! - вскочил из кресла Морчев. - Международное сообщество:

- Да подотри ты этим сообществом! - потянулся рукой Бураков, чтобы схватить атамана за грудь.

- Что ты сказал, что ты сказал?! Я тебя выгоню из казачества! Я уже выяснил. Всякие судимые лезут:

Буракова, как подхватило. Он схватил и скрутил рубаху на груди атамана:

- Ты, зануда! Если хочешь знать, у меня несколько хулиганок. Первая - за то, что учителя-скота возле школы подловил, вторая - башку начальнику - дармоеду малость подправил. Хочешь, чтобы и тебе?

- Нет-нет, - отвисла губа у атамана.

- Так вот, - Бураков отпустил рубаху. - Мы едем:

- Да, вы конечно едете:

- Харч, одежа, деньги на проезд за тобой:

- Все будет, все будет:- залепетал Морчев.

Когда мы выходили, атаман осел в кресло:

- Вот неслухи!.. Гарибальди сражался за свободу Италии с Бурбонами: Понятно: Буры - в Южной Африке против Англии: А эти? Только руки распускают: Надо же, бьют братьев: Да, для них только бы шороху навести!..  А что подумает Америка? Европа? Пустой звук. Как отразится их самодеятельность на других, на это им наплевать:  Ведь и наш атаман Мартынов говорит: не вмешивайтесь: Ну, раз так: То пускай, себе шишек и набьют:

Спохватился:

- Надо деньги, харч, одежу! А то:

Набрался взвод из двадцати казаков. Походным атаманом от землячества ехал я. Как ни оттягивал отъезд Морчев: ссылался на непогоду, на атамана Мартынова - тот оказался из этих же партийных - февральским утром мы собрались на вокзале. Шел 1992 год - год эйфории и парада суверенитетов. Тускло пробивалось солнце. Сугробами возвышался снег. С опаской поглядывали на скопление людей в казачьей форме с цифрой <18> на погонах, что означало 18-й полк, зябнущие милиционеры. Морчев на отправку не явился, хотя провиантом, обмундированием и деньгами нас снабдил сполна.

С родственниками и знакомыми опрокинули по чарке и сели в полупустую электричку, уходившую на юг. На прощание откозыряли поплывшему за стеклами городу и загромыхали по блеклому степному простору. Южнее на станции Лиски пересекались железные дороги с юга на север и с запада на восток, оттуда и лежал путь в Приднестровье. Несмотря на холодную погоду, настроение было отменное. Ехали, а душа пела, ее распирало от радости, что хоть что-то сделаем на этой земле.

В Лисках задержались дотемна. Посетили церковку, что на бугре, откуда открывался вид на меловые кряжи на противоположном  берегу Дона. Поставили по свечке, прося о помощи в ратном деле, заказали молебны своим небесным покровителям.

- Отсюда всегда исходила казачья мощь! - обнялись, стоя между ферм моста, зависших над ледовым панцирем.

После полуночи, забив половину плацкартного вагона поезда <Уфа-Одесса>, тронулись на запад. Я не мог заснуть, сидел у окна, и следил за тем, как из темноты выплывали станции с одинокими пассажирами и близкими каждому воронежцу названиями <Копанище>, <Алексеевка>, <Бирюч>, <Валуйки>. Кончался черноземный край, чувствовалось приближение Украины.

Ридна Украина! Да какая ридна? Когда она тоже отпочковывалась от России. Да одна ли она? Кругом можно было видеть дела рук неугомонных выскочек, которым всегда чего-то не хватало. Готовых разворошить родной очаг ради власти и денег. Вот такие же недоумки давили и Приднестровье.

- Что творят! Что творят! - только и рвалось из глубины души.

Дорога приносила разные впечатления. Состав разгонялся, свистя разреженными звуками, сбавлял ход на поворотах, кренясь на бок, что казалось неминуемо крушенье, а потом снова с морской качкой пускался по прямой. С короткой остановкой проехали Купянск. <Где-то здесь в 1919-м казаки пытались остановить буденовцев, - вспомнил, может, и не лучшие страницы из истории казачества. - Но теперь такое не повторится>.

Я не заметил, как задремал, приткнувшись головой к столику, дребезжание которого вперемешку с рывками вагона, лязганьем под полом не могли помешать сну.

4

 Приснилось, будто по искрящей равнине летит казачья сотня, в центре которой на гнедом коне скачет есаул Гранкин. Шапка прижимает шевелюру, волосы прыгают на скаку. А по бокам от него, поднимая столбом снег, на вороных несутся Лемской и Бураков. Сотня  приближается к хутору, который огибает река. Казаки с шашками наголо влетают между дворов. Бросают винтовки, бегут, спотыкаются вояки в темных жилетах и меховых безрукавках. Самые удачливые добегают до реки, проваливаются в полынью. А из-за плетней появляются женщины с хлебом и солью. Они плачут от счастья и посылают проклятия вслед тонущим басурманам.

-  Атаман! Хватит рубать!

- А? Что? - я открыл глаза.

- Все в атаку зовешь. Не рано ли? - с верхней полки стучал по моему плечу Бураков.

- Где мы? - из моего сознания уплывал прерванный сон.

- Проехали Кременчуг:

- И Днепр?

- Днепр-Днеприще: Делит Украину на правобережную и левобережную:

- Есть такая межа. Не дай Бог, еще ее двигать начнут, - встрял Лемской.

- Типун тебе на язык! - сказал я.

- А что? Вот Молдавия треснула по Днестру.

- Ты с историей слабоват. Молдавия и Украина не одно и тоже. Приднестровье к Молдавии имеет слабое отношение. Оно не появилось с панталыку. С 20-х до 40-х годов существовала Приднестровская республика. И только потом ее прилепили к Молдавии.

- Умник ты наш! - свесился сверху Бураков. - А вот скажи, откуда пошел казак?

- Слушай, Ермак из поселка Воля, - я растянулся на полке.

- А почему Ермак?

- Потому что он тоже из беглых. Ты ведь бежишь в Приднестровье:

- Ну, бегу, от нашей скотской жизни:

- Казачество складывалось из беглых. Предки казаков скрывались от властей на вольную землю. Поселялись в диком поле.

- Как это?

- Ну, как вон равнина за окном. Только то была не тронутая плугом пахаря. Степь да ковыль. Эти беглые сначала обитали в поле, рыскали ватагами, как стая. А стая должна была себя защищать. Иначе бы другая такая же стая ее слопала.

- Прямо так и слопала?

- Ну, скушала: И беглые объединялись. Сама жизнь заставляла их собираться, объединяться в войско. Со своей градацией, иерархией. Именно оно и могло себя защитить. Так  сформировалось Войско Донское со своим укладом, поселениями. Ну, хутора, станицы, округа: Чего тебе еще рассказывать?

- Вот бы нам возродиться!

- Не получится.

- Почему?

- Не позволят.

- Кто?

- Кто сильней:

- Власти, что ли?

- Казаки ведь - это вольница. Хотя казачье племя и пришло на службу царю, получило льготы в обмен на узаконение, но их жизнь была как бы вне закона.

- И мы сейчас вне закона?

- Что-то в этом духе:

- Как хорошо, когда на тебе нет ни чьих пут, и ты знаешь, что тебя не схватит и не потащит к себе участковый:

- Вспомнил что! Из тебя бы точно получился Ермак Тимофеевич! Покорил бы не одну Сибирь:

Бураков расчувствовался и полез на третью полку за вещевым мешком. Стукнула по столу бутылка водки. В купе набились казачки.

Мы отметили проезд по Украине гулким пением:

Пусть свищут пули, льется кровь,

Пусть смерть несут гранаты,

Мы смело двинемся вперед,

Мы гордые казаки!..

Дважды прибегал проводник:

- Хлопцы, ну що вы тута затияли:

- Не переживай, батько! Скоро узнаешь...

Петляя по запорошенной степи, проехали несколько крупных станций.

- Котовск! - отметил одну Лемской. - Здесь похоронен герой гражданской войны Котовский!

Выпили за Котовского.

Когда в восемь утра состав заскрежетал на одесском вокзале, мы перебрались в дизельную <вертушку>, ходившую до Тирасполя и обратно.

Надо было собраться с мыслями: что нам делать сначала? Какие предпринять шаги. Ведь мы попадали на незнакомую территорию, грозившую в любой момент вспыхнуть.

<Уж не пришлось бы пробиваться к своим прямо с вокзала?> - волновался я.

В Тирасполь мы прибыли 23 февраля. Падал мелкий снежок, цепляя ресницы и тая на губах. Умиротворенная зимняя тишь не предполагала чего-то неожиданного. Конечно, нам хотелось торжественного приема, звуков оркестра, но нас никто не встретил. И зловеще чувствовалась пороховая обстановка. Но зато нам никто и не мешал. Мы свободно добрались до здания городского совета на площади. Зашли в специальный комитет.

В нем оказались одни женщины. Мужчины как бы устранились от дел, а всем руководили представительницы нежного пола. Может, жены офицеров 14-ой российской армии, которая дислоцировалась в Приднестровье. Они приехали в эти края с мужьями, укоренились, вырастили детей, и, вдруг, по чьей-то воле сделались неугодными. Они то и стали грудью на защиту своего очага.

Мы предъявили документы:

- Казаки Войска Донского:

Нас оглядели.

- Разрешите обратиться, - спросил Бураков. - А не вы ли те дамочки, что в августе прошлого года сели на рельсы и перекрыли железную дорогу на Кишинев?

Женщины заулыбались.

- Бедовые!

- Может вас еще интересует, как у нас решаются проблемы с оружием?

- Конечно, не воевать же нам только перочинными ножами! - воскликнул Бураков.

- Вчера гвардейцы из Дубоссар достали винтовки.

- Это подарок к 23-му февраля!

- Ко дню Советской Армии!

- Догадываюсь, что означает <достали>, - продолжал Бураков. - Дамочки подбираются к складам, оттесняют солдат. А за ними уже толпа. Замки сбивают, оружие забирают...

- Вы что, там были?

- Если бы:

- У нашего Ермака Тимофеевича нюх на все, что стреляет. Вот он и фантазирует, - подключился я к разговору.

- Но фантазирует метко, - рассмеялись женщины.

Нас пригласили к накрытому в соседней комнате столу, угостили молдавским вином. За едой мы узнали, что с осени полицейские из Кишинева предпринимали попытки прорваться в город Дубоссары, а в декабре сосредоточились у Дубоссарской ГЭС. По ней собирались перейти на левый берег Днестра.

- Это самый опасный участок обороны, - посерьезнели женщины. - Там вас ждет походный атаман Войска Донского Ратиев.

- Едем в Дубоссары!

5

 Расставаться с <командиршами> не хотелось. Но к горсовету подогнали <Лаз>, и нас повезли в Дубоссары. Я сидел на переднем сиденье автобуса и, как заправский лектор, спешил рассказать казакам то, что удалось почерпнуть перед отъездом:

- Вам следует знать, что левобережье Днестра заселено русскими и украинцами. Самый большой город здесь Тирасполь. Он основан еще Суворовым.

- Да неужели? - закачал головой Бураков.

- Его название происходит от греческих слов <Тирас>, что означает Днестр, и <полис> - город. Обо всем этом и забыли кишиневские правители:

- Мы им напомним! - отвечали чуть не хором из глубины салона.

По сторонам от дороги плыли привычные для нас фабричные заборы; такие же, как и в Черноземье, фруктовые сады; тянулись поля и террасы уже с как бы диковинными виноградниками. В низинах они утопали шпалерами в сугроб, а на взгорках чернели кустами и междурядьями. Мне вспомнилась виноградная лоза около моего дома. Она  каждое лето лезла вверх и выросла на многие метры - но никогда не плодоносила. Косилась в  сторону моих окон огромными листами, словно упрекая меня в том, что я обделил ее. Почему мне вспомнилась домашняя лоза? Не знаю. Но при мыслях о доме заныло на душе. И невольно спрашивал: правильно ли поступил, что собрался в Приднестровье? Что сагитировал с собой еще двадцать парней?

Когда проехали около полусотни километров, на обочине замаячил указатель:

<Григориополь>.

- Город Григория! - воскликнул Лемской.

- Только какого? - спросил я.

- Уж не Распутина ли? - засмеялся Бураков.

- Григория Орлова! Любовника Екатерины! - раздалось с задних кресел.

- Мелихова:

Пошло поехало. Казачки принялись обсуждать, какой же Григорий более достоин для того, чтобы его имя носил городок на Днестре. Какая-то легкость сопутствовала нашему приезду.

При виде таблички <Дубоссары> Лемской поиграл словом:

- Дубо-дары! Что же подарит нам этот город?

<Славу или бесславие? Жизнь или смерть?> - отозвалось у меня в душе.

Автобус бойко вывернул на небольшую площадку и, обдав  тротуар дымом, затормозил около четырехэтажного кирпичного дома.

- Братья! - со ступеней сбежал крепкий мужчина в казачьей форме.

- Виктор Николаевич!

- Сергей Яковлевич!

Я обнялся с походным атаманом Виктором Ратиевым.

- Сколько вас? - атаман оглядел выпрыгивающих из автобуса парней. - Добре, добре. А ты знаешь, как у нас жарко:

- Что-то незаметно, - я поежился, глядя на ледовую корку на земле.

- Да я не про то: Румыны жмут:

- Какие еще румыны?

- Полицаи из Молдовы:

Нас разместили в здании бывшего ДОСААФ - такой же четырехэтажке, как и у нас в городе. При взгляде на нее невольно думалось: надо же, ведь умудрились застроить однотипными зданиями шестую часть суши от Тихого океана до Балтики.

Под казарму нам отвели не длинную <кишку>, о чем высказывался Бураков на собрании, а две смежные комнаты. Остальные помещения занимали казаки других округов.

Выдали несколько однозарядных винтовок.

- И что я буду с ней делать? - покрутил ружье Бураков.

- Лучше оружие захватишь у противника, - сказал Ратиев.

- А я думал:

- Петух думал, да в суп попал: Ты что, сюда приехал, чтобы на все готовенькое? - строго посмотрел на Буракова.

- Ничего, он еще гранатомет раздобудет! - вырвалось из меня.

Какими пророческими оказались мои слова. Сколько радости и горечи принесет нам этот вид оружия, я не знал.

Взвод выстроился в узком, как палуба подводной лодки, коридоре. Все ждали, с чем обратится к нам походный атаман Ратиев. Он появился из бокового крыла в полевой форме и с плеткой в руке, прошел вдоль строя и остановился.

- Дубоссары маленький городок, и тут все рядом, - зазвучал его зычный голос. - Поэтому далеко передвигаться не придется. Зона действия одна - охранять по Днестру. В городе два моста - один заминирован. Другой - плотина ГЭС. По ней можно перейти реку. Но этого мы не должны допустить. Распорядок. Утром подъем. Развод. Даю команду, какой взвод куда заступает. Какой на плотину ГЭС; какой на круг, там мост на Кишинев; кому патрулировать по городу; кому на Кошницу - это километров в десяти: Ясно?

- Ясно:

- Хочу сразу предупредить: кого замечу за выпивкой, аль по девкам ударит, пеняйте на себя:

- Нам что, <подшиться>?

- Мы что, голубые:

Загалдели в строю.

- Ну, я не буквально. Если малость употребил, ничего. Или красотку пригрел: Но если это достигнет хамских размеров, - поднял плетку.

- Пороть! - закричали в строю.

- Пороть, - махнул плеткой Ратиев.

Все одобрительно засмеялись:

- Хамских размеров:

- Размеров:

Ратиев хотя и стал казачьим генералом, но в прошлом был младшим лейтенантом милиции. Поэтому я предупредил казаков:

- Милиционер за пьянку спуску не даст.

- Ого!

Зазвучало из уст недовольных.

Уже на следующий день мы заступили на патрулирование. Дубоссарцы, встречая патруль, приветливо здоровались, звали к себе на посиделки, но были и те, кто пробегал мимо, опустив голову. Как бы там ни было, но когда на улицах появились казаки, и несколько патрулей днем и ночью - был установлен комендантский час, в городе воцарилось спокойствие, вылазки молдавской полиции на левый берег прекратились. Хотя на плотине и продолжали звучать перестрелки, а наши секреты и дозоры отмечали перемещение военной техники на правом берегу Днестра, но все как-то улеглось.

6

 Приднестровцы в спокойствие не верили, их уже не раз обманывали. Готовили позиции, стаскивали железобетонные блоки на дороги, бросали ковши для разлива стали - своеобразные бронеколпаки - на обочины, обшивали металлическими щитами с бойницами инженерные машины, называя самодельные броневики <Аврора>, <Кит>, <Медведь>. Надеялись успеть подготовить оборону на случай наступления с правого берега, в чем мало сомневались. Хотя приднестровские и молдавские политики постоянно вели переговоры, но все соглашения почему-то заканчивались ультиматумами и обострением обстановки.

В ночь на 2-ое марта нас подняли по тревоге. Мы вскочили, быстро оделись и кинулись к зданию, в котором размещались дубоссарская полиция. Тогда всюду шло размежевание на полицию и милицию. Полиция - это те, кто переходил под начало кишиневских начальников, милиция - те, кто оставался в подчинении местных приднестровских властей. Но они одновременно вели дела, выезжали на места происшествий.

Оказывается, 1 марта в десять часов вечера в милицию позвонили: <на улице: около дома: драка>. На место происшествия выехал начальник дубоссарской милиции майор Сипченко. Видный мужичина лет тридцати пяти с окладистой бородой - казаки успели с ним познакомиться. Такие не прятались за спины подчиненных, а сами несли милицейскую службу.

Спустился на <Жигулях> по переулку, где попал в темень улицы. А там оказалась засада. Как раз в том месте, где горела единственная на всю улицу лампочка. Под ней нужный номер дома.

Только майор вышел из машины, как его издырявили:

Одному милиционеру удалось уползти. Он добрался до штаба приднестровцев и сообщил о засаде. Подняли казаков и гвардейцев.

Весть о нападении стремительно облетела город. Сомнений не было - дело рук полицейских.

Хотя стояла ночь, перед зданием полиции стали собираться люди. Свет из окон и фонарей освещал площадь. Пронеслось: Сипченко скончался в больнице. Это подогрело людей. Они потребовали от закрывшихся в здании полицейских покинуть город. Возмущение грозило перерасти в погром. Казаки и гвардейцы рвались в бой.

- Что будем делать? - я спросил у Ратиева.

- Штурмовать, - ответил тот.

Подошел радист:

- Атаман! Поймал волну, на которой переговариваются полицейские:

- Переключайся на нее, - приказал атаман и громко произнес: - Первая сотня, заходи слева! Вторая сотня - справа! В три часа открыть огонь из гранатометов. Подорвать вход:

<Откуда гранатометы? Подрывать-то чем?> - чуть не вырвалось из меня.

Ратиев сбавил голос:

- Господа полицейские! С вами говорит атаман Войска Донского Ратиев. Мы приехали сюда защитить своих братьев, как поступали всегда. Если вы меня слышите, предлагаю вам сдаться. Если мы пойдем на штурм, от вас живого места не останется:

Надо же, в три часа двери открылись, и полицейские повалили на улицу, поднимая руки. Они шли по открытому пространству к <автобусу> - творению приднестровских умельцев - облепленному металлическими щитами самосвалу.

Казаки отбирали оружие. У одного полицейского нашли пистолет. В патроннике оказался патрон, а обойма наполовину пустая.

- Ты стрелял в майора?

Полицейский затрясся.

И тут раздались выстрелы. Все заметались по площади. Одного казака убило. Другого ранило.

- Кто стрелял?

Видно было, что стреляли из здания. Мы ворвались на первый этаж. Взметнулись по лестницам, пробежали по всем углам. Но никого не нашли. А в одну комнату второго этажа нас не пустили - мол, архив там, дела еще пропадут.

Я до сих пор не пойму, зачем стреляли? Если полицейские, понятно. А если?..  Хотя это и тем и другим было на руку. Ведь знали, казаки народ буйный, если их раскочегарить, то не остановишь. Начнут валять:

Полицейских набивали в <автобус>.

Я еле сдерживал казаков от самосуда.

- Что с ними цацкаться, - шипел Бураков.

- Ты уверен, что они виноваты?

- Что мелешь? - морщился Бураков. - Что, и тот с пустой обоймой не при чем?

Он выхватил у меня винтовку и прицелился в борт самосвала.

- Не пробьет, - ухмыльнулся я и забрал винтовку.

Буракова крутило. Он плюнул и пошел к пристройке здания. Там размещался отдел охраны. Не успел он подойти к ступеням, как его осветило фарами патрульного <Уаза> - подъехали полицейские.

Бураков вытащил гранату. Вставил палец в ушко предохранительной чеки и крикнул:

- Граждане полицейские! Меняю ваши пистолеты на кольцо от гранаты!

Полицейские могли скрыться, но испугались: еще взорвет. И отдали оружие. Их тоже утолкли в самосвал. Я все больше удивлялся находчивости Буракова, но некоторые его поступки порой страшили.

7

 - Кто стрелял в казаков? - я не мог успокоиться.

- Дело не мое. Но я видел, как загорелась занавеска на втором этаже, - сказал Лемской.

- От выстрела?

- Ну, а як же?

- В каком окне:, - я уточнил расположение комнаты, где находился архив.

- Оно самое:

- Гады!

Последними словами я обругал себя за оплошность. Надо было ломать дверь в архив. И все бы стало ясно.  

Не успели мы разобраться с одним, как принесло другое. Еще утром 2 марта после вывоза полицейских их семьи стали покидать город. Это навело на определенные мысли, которые вскоре подтвердились. В тот же день бригада полиции с волонтерами из уголовников перешла Днестр по льду. Они напали на полк гражданской обороны российской армии, который располагался в Кочиерах. В селении, что севернее Дубоссар.

Время для нападения выбрали в обеденный перерыв, когда в полку почти не осталось офицеров. Дежурный наряд, вооруженный только штык ножами, разоружили. И сразу кинулись громить склады.

Но про узел связи забыли. Оттуда и сообщила о налете дежурная радистка. Об этом доложили командующему 14-ой армии, но тот приказал не вмешиваться. Многие генералы подражали московским политикам, которые соглашались с развалом страны.

Осажденные взывали о помощи. Но на помощь пришли гвардейцы и казаки. В 16 часов мы подъехали к военному городку. Нас вел прапорщик, у которого в полку остались солдаты. Мы перелезли через забор и гуськом побежали вдоль аллеи. Скрытно, перебежками пробрались в казарму. С третьего этажа казармы увидели, как расхищалось имущество полка. Особенно усердствовали волонтеры в фуфайках.

Волонтеров заранее собрали в доме отдыха на правом берегу Днестра. Если стать на плотине Дубоссарской ГЭС и смотреть выше по течению, то слева находится дом отдыха, а справа - Кочиеры. Тогда по зонам бросили клич: <Кто желает попасть под амнистию, пусть покажет себя в деле>. Вот и набрались желающие.

Сначала нас не заметили, а, заметив, кинулись в атаку. Думали взять сходу. Но не тут-то было. Теперь оружия у нас было в достатке - к нам в руки попал ротный боекомплект. Бураков, как чумной, метался от окна к окну и стрелял. Лемской прятался за выступы стены и отмечал каждый удачный выстрел Буракова криком:

- Один!.. Два!..

Напряжение росло, на этаже не осталось ни одного целого стекла - их искромсали пули. Но противник откатился. Мы нащелкали двадцать человек. Я смотрел на распластанные на снегу тела в фуфайках, камуфляже и думал: <Ведь еще недавно все мы были жителями одной страны>.

Казарму окружили. По телефону предложили российским военным, которые оказались с нами, покинуть часть и даже обещали их вывезти.

Старший лейтенант построил солдат:

- Кто желает покинуть полк, выходи из строя. Кто желает принять бой, остается со мной.

Осталось восемнадцать солдат, два прапорщика, и майор медицинской службы. Покинуло только шесть человек.

Нас принялись методично обстреливать. Группами и по одиночке пытались прорваться к входу. Отдельные смельчаки лезли в проемы первого этажа. В том бою погиб приднестровский гвардеец. Он вырвал чеку из гранаты, и когда замахнулся, чтобы бросить, в руку попала пуля. Он мог откинуть гранату, но тогда погибли бы казаки, стрелявшие рядом. Он закрыл собой гранату. Собирая куски тела гвардейца, я воротил голову от рук, ног, изуродованной головы, забрызганных кровью потолка, стен и пола.

Бураков помогал мне и причитал:

- Спас меня: Я бы: Я бы:

Потом куда-то пропал. А вернулся с волонтером в робе, у которого тряслась губа:

- Вот этот мешок видишь?

- Вижу:

- Там лежит герой! Понимаешь, герой?

- Понимаю:

- Но из тебя героя не будет:

Увидев второй мешок, я набросился на Аркадия:

- Зачем ты это?

- Не трогай!: Не посмотрю, что мне друг:

Глаза у Буракова налились кровью: в такие минуты к нему лучше было не подходить.

С наступлением ночи организовали дежурство. Выставили посты по периметру. Заминировали лестничные проходы. Думали, нас оставят в покое. Но не тут-то было. В 6 утра казарму забросали гранатами со слезоточивым газом. Глаза слезились, перехватывало дыхание, невозможно было ничего делать. Но нас выручили противогазы. Когда снова полезли на нас, ранение получил казак из Ростова: пуля отрикошетила от стены и угодила в икру. Ему нужна была медицинская помощь.

Ну, Бураков! Он предложил план, и мы перехитрили полицейских. Майор медицинской службы переодел казака в форму прапорщика и удачно вывез. Российская армия, как таковая, участия в боевых действиях не принимала, вот полицейские и пропустили их.

Мы бы не сдали казарму, если бы не пришла команда оставить территорию полка. И мы ее покинули. Представляете наше состояние: победители и уходят!

Мне рассказали, что потом в полк на вертолете прилетал заместитель командующего 14-ой армией, и ему полицейские жали руку. Благодарили за подарок - сдачу полка. Вы спросите: почему одну пилюлю за другой проглатывали российские генералы? Чего им не доставало? Думаю, из-за особенностей заячьей болезни. А не доставало им казацкого духа.

В районе Кочиер река поворачивает на девяносто градусов на восток, и там к левому берегу жалась паромная переправа. У нас было задание ночью атаковать и сбросить противника в Днестр. Мы бы справились с задачей, но только изготовились к атаке, как в три часа ночи поступил приказ об отмене операции. Не очень нам везло и с приднестровскими командирами. Не могу сказать, что командир гвардейцев, который отложил операцию, предал нас. У него сын сражался в Дубоссарах. Но в данном случае, он сплоховал. Полицейских и волонтеров днем с огнем бы не сыскали на нашем берегу. А они воспользовались промашкой, пробили лед и протянули паром к своему берегу. По этому парому и прошла к нам  вражеская бронетехника.

8

 Невольно вспоминал закрывшего гранату гвардейца. Видимо, он любил Приднестровье, что пожертвовал собой, сохранил жизни бойцам. Так же поступил и Александр Матросов, накрывая дзот своим телом. У гвардейца был выбор - либо погибнет сам, либо погибнут товарищи, у Матросова тоже был: либо сам, либо бойцы. Но Матросов мог подавить дзот и другим способом, и вместе с бойцами мог остаться в живых. А вот у гвардейца такой возможности не было. Гвардеец оказался в более тесных рамках. 

Я спрашивал себя: способен ли сам на такую жертву?

Конечно мне, как и любому, хотелось жить. И не как скоту:  просуществовал и сгинул, а приложить руку к чему-то достойному. Но смог бы я до такой степени приложить руку, чтобы пожертвовать собой? Пожертвовать, когда на раздумывание отводилась секунда?

Действия Матросова были молниеносными. Он мог спросить себя: <Что я могу?> и ответить: <Могу ценой жизни подавить врага>. И накрыл дзот. Жизнь вложил в дело - это один из вариантов стоящего. Но, может, Матросов мог принести людям гораздо больше полезного в чем-то другом, иначе внести вклад в победу? И тогда его поступок выглядел хотя и геройским, но не достаточно продуманным.

А что я мог?

У себя дома ничего.

В Приднестровье - показать себя мужчиной.

И тут я понял, что готов для решительного броска, как Александр Матросов. Готов для поступка гвардейца. Хотя не знал, когда подвернется мне такая возможность и подвернется ли вообще.

Когда мы вернулись в Дубоссары, я ходил на плотину, откуда всматривался вдаль. Лед тянулся огромной плоскостью, днем его освещало солнце, ночью луна. Однажды моему взору предстала странная картина: <румыны> в километре - двух от плотины свозили что-то и сбрасывали в прорубь. Я тогда не мог себе и представить, что это.

Забегая вперед, скажу, что в мае, когда сброс воды из плотины ослаб, в шлюз полез водолаз. И выскочил оттуда, как ошпаренный: к решеткам прилипли человеческие тела с выпученными глазами, изъеденными рыбой руками и лицами. Тут мне дошло: в марте сбрасывали в прорубь тела погибших при налете на полк.

- Даже могилу лень выкопать!

С горечью я подумал об убитых. Казаки себе такое не позволяли, всех погибших предавали земле, а вот полицейские и волонтеры поступили иначе.

Но вернусь в март. После прорыва по льду командиры поняли, как сдержать противника: воду в водохранилище спустили, лед треснул, и переход по льду прекратился.

Важным участком обороны Дубоссар являлась плотина - по ней можно было пройти в город. Она представляла собой длинную перемычку, по которой тянулась дорога, находилось здание управления электростанции, трансформаторный узел. Все это нещадно обстреливалось из орудий, минометов, стрелкового оружия. Снаряды и пули могли пробить трансформаторы, из которых вылилось бы масло и отравило бы воду. Возникла бы экологическая катастрофа. Возможен был подрыв плотины, что привело бы к затоплению берегов реки и массовой гибели людей. Осложнения на плотине могли обернуться непоправимыми последствиями. Но это мало волновало конфликтующие стороны.

Оборону здесь держали Черноморские казаки атамана Пантелея Сафонова. Того самого, что приезжал на круг в Новочеркасск. Они клали на плотине ежи и блоки. Выставляли сторожевые посты, секреты. Иногда нас бросали им на помощь, и донцы с черноморцами совершали рейды. Во время одной вылазки мы ворвались в здание управления станции. На проходной оказалось несколько мужчин с трехлинейками.

<Кто они? Охранники? За кого?>

Разбираться было некогда. Глаза от вида трехлинеек загорелись. Они не шли ни в какое сравнение с однозарядными винтовками: трехзарядные, с большой дальностью стрельбы, удобные в обращении, надежные.

- Сдать винтовки! - я поднял пистолет.

Мужчины недовольно зашевелились.

- Ты чё, папаша?! - возмутился один, что помоложе.

Но тут же получил в челюсть от Буракова.

- Сдать, так сдать...

Когда мы вернулись с <добычей>, Бураков вертелся от радости:

- Под эту игрушку идут любые боеприпасы: бронебойные, зажигательные! Броню шьют:

Вылазка разозлила противника. Там, где начиналась плотина, вылезло три бронетранспортера и принялось <плеваться> - стрелять, отбрасывая в сторону гильзы. Пули кроили бетонные плиты на нашем берегу. От них отваливались куски размером с холодильники. Казаки открыли ответный огонь. Бронетранспортеры <поплевались - поплевались> и ушли. Потом выехал трактор, выкопал ямы, и бронетранспортеры скрылись в них по макушку.

- Вот видишь, Сергей Яковлевич! - похлопал мне по плечу Пантелей Сафонов. - Какое здесь месиво: Не пожалел, что откликнулся на наш призыв?

- Если бы пожалел, давно бы уехал, - ответил я.

Досадно было слышать то, что не согласовывалось с моим настроением. Так и хотелось спросить: <Что, не видишь, что приднестровская земля уже вошла в мою жизнь и казалась чем-то роднее и ближе Черноземья?>

9

 Когда наступала передышка в боях, мы выбирались в Тирасполь. Проведывали казачков второй сотни Войска Донского, которые квартировала там. Заходили в горисполком к <командиршам>. У них, как и прежде, кипела жизнь. Нас снова угощали молдавским вином: мы пили <За сестер с Днестра>, они - <За братьев с Дона>. На втором этаже помещался кабинет Президента республики. Он встретил нас в коридоре, обстоятельно расспросил. В одной столовой пообедал с нами. Он не отгораживался от людей, как поступали многие начальники. Следует сказать, что через год после приднестровских событий он привозил казакам на Дон огромную бочку вина.

Вот президент!

Приднестровье тонуло в виноградниках. Кто-то из казачков и не сдерживался, злоупотреблял виноградными напитками. За такие поступки полагалось наказание. По казачьим традициям решение о каре принимал совет стариков. Не тех, кто бы лично хотел отхлестать казачка, а суд чести. Старики определяли вину и меру наказания.

Но какие в боевых условиях советы из стариков? Приходилось роль совета брать на себя. 

Помню, позвонили:

- На посту пьяный!

Я приехал на блок-пост. Точно: Бураков нализался. Лежит и орет:

- Пили каждое сословье

В старину на свой манер:

Коль портняжка пьяный в лоскут,

Казачок наш в саблю, сэр:

Забрал его, привез в казарму. Затолкал в оружейку: она пустая, зарешеченная. Только матрас на пол бросил.

Бураков захрапел.

А когда проспался, схватился за решетку:

-Кто меня сюда! Отшибу:

Трясет.

- Что отшибу? - я подошел к решетке. - Считай, что заново родился. Парни, с которыми ты стоял на посту, полегли ночью:

- Снова чуть не:

С той поры Бураков тягу к напиткам приудерживал. Если и выпивал, то первый тост произносил за спасшего его гвардейца, второй - за днестровский напиток.

Вскоре обстановка в районе Дубоссар обострилась. Город обстреливали из-за Днестра. Противнику удалось пробиться на левый берег. Он захватил пост на северной окраине. Прорвался на <круг> - развилку дорог в Дубоссарах. Казакам приходилось отбиваться контратаками. Они двигались за ковшом землеройной машины - подобием динозавра со щитом и торчащим ножом.  

- За Дубоссары! - выскакивали из-за ковша и стреляли.

Однажды динозавр разогнался так, что не смог затормозить и пошел на таран дома. Смял изгородь, опрокинул чулан, завалил дом, где засели полицейские. На ковше повисли бревна, крыша.

Полицейские бросились наутек.

Лемской, видя такое, осмелел.

- Стой! - погнался за улепетывающим воякой.

Тот бежал.

Лемской за ним.

Тот развернулся, прицелился.

Пуля просвистела над виском.

 - Ну, падла!

Тут Лемской поскользнулся на мерзлой земле.

Поехал, врезался в сарай:

Из сарая выскочило двое в камуфляже.

Огляделись:

- Ну что, ряженый! Попался:

Как рассказывал потом Лемской, у него отнялись ноги, руки, пропала речь. В голове пронеслось:

<Хана!>

Но чудо: что-то затрещало сзади:

Это крушил все вокруг динозавр.

Мгновение - и в камуфляже куда-то исчезли, а его схватил за шиворот Бураков.

- За кем ты погнался!

- За:

Бураков тащил и пинал однополчанина.

- За кем:

Когда мне рассказали, я вызвал к себе Лемского:

- Заруби себе на носу, никогда ни при каких обстоятельствах от других не отделяться:

- Но я, - лепетал тот.

- Чем могла закончиться твоя самодеятельность:

Конечно, если бы это коснулось Буракова, я бы промолчал. Аркадий в подобной ситуации вместо того, чтобы самому попасть в плен, взял бы в плен сам.

Нам тогда здорово помогали <Медведь>, <Кит> и <Аврора>, которые въезжали в расположение врага. А с кузовов поливали пулеметы, наводя ужас, быть, может, больший, чем тачанки в гражданскую войну. Но у противника с бронетехникой дела обстояли лучше, она у него была не самодельная, а серийного производства. Как-то утром он обрушил шквальный огонь, в атаку одна за другой полезли бронетранспортеры. Мы ожесточенно сопротивлялись, но все равно в тыл прорвалось несколько бронемашин.

Группу казаков отправили патрулировать вдоль Днестра. Дорога шла поверху параллельно реке, а к низу тянулся волнистый спуск.  

Вдруг из низины показался бронетранспортер - БТР.

- Смотри, чья морда! - Бураков заметил лезшую на пригорок и нырявшую в яму машину.

Казаки обомлели.

Бронетранспортер шел нагло. Видимо, сидящие в нем не сомневались, что одной очередью срежут донцов.

Бураков прыгнул в канаву:

- Бронебойно-зажигательными!

Вот где пригодились трехлинейки.

Один выстрел, второй:

БТР ускорял ход.

Оставалось метров сто.

БТР <плевался> - по бровке вокруг казаков взметнулась смешанная со снегом земля.

- Сейчас достанет!

Казаки дали очередной залп:

Бронебойно-зажигательные прошили броню машины:

БТР еще некоторое время шел, а потом свернул и ткнулся в придорожную глыбу.

Казаки подбежали, открыли люк: водитель и пулеметчик убиты. Их обыскали, нашли удостоверения полицейских и румынские паспорта.

- Наемники!

- А мы кто? - спросил Лемской.

- Болван! Мы братьям помогаем! - покрутил его за ухо Бураков.

Осмотрели бронемашину. Оказалось, чехословацкой сборки. Но такой техники в регионе не было. Выходило, что бронетранспортер поставила из-за границы. Скорее всего, из Румынии. При мысли, что на маленькое Приднестровье навалилась не только Молдова, но и Румыния стало не по себе.

Из штаба запросили: кто подбил бронетранспортер? Но стреляли многие, а чьи пули угодили, не определишь. Так и доложили: общая работа.

10

 Днестр могучая река. Течет из Карпат и впадает в лиман. В верховьях зажат в узкой теснине, как горная река. Со всех сторон подбирает притоки. А ниже Тирасполя выходит на равнину и расширяется до десятков километров. Вот какой собрат Дона отделил Приднестровье от Молдовы.   

У Войска Донского здесь было две сотни: одна в Тирасполе, другая в Дубоссарах. В Дубоссарах сотней командовал казак из Волгодонска, потом он погиб в Югославии. А когда шли бои на Кошнице - это севернее Дубоссар, там его оглушило. Под каску залетела пуля. Он оказался, как в колоколе, оглох, потерял речь.

Меня вызвал Ратиев:

- Принимай сотню:

Я не хотел командовать сотней. Взводным лучше. Каждый взводный знает, что делать, когда делать. А в сотне гнетет обязанность быть стрелочником, передаточным звеном команд: сверху вниз, снизу вверх. Понятное дело, без этого нельзя. Но взводным лучше.

Поупрямился, хотя сотню принял. Казаков прогоняло, можно сказать, через мясорубку боев. Именно на Кошнице решалась судьба Дубоссар. Оттуда <румыны> хотели взять город в <клещи>. По середине  Кошницы возвышался курган, на котором стояла статуя пионера с горном и мемориальной доской. Высоту с горнистом так и называли <Пионер>. Ее оседлала рота гвардейцев, а на левом фланге по окраине фруктового сада залегли донцы.  

Нас безжалостно обстреливали. Надеялись, что казаки дрогнут. В атаку лезли бронетранспортеры, но нас выручали трехлинейки. Они окорачивали пыл противника.

- За Суворова!

- За Григория!

Вслед пулям летели крики казаков. Только в последний мартовский день мы подбили три бронетранспортера.

<Румыны> озверели: прямой наводкой били из-за Днестра по жилым домам. Лезли по плотине, где держались казаки атамана Сазонова. Там и сложил голову атаман. От плотины через Дубоссары вверх к частному сектору тянулась дорога. С той стороны и раздался роковой выстрел - сзади, в спину. Я приезжал в Дубоссары хоронить атамана. Его положили в гроб - атамана было не узнать: лицо успокоилось, морщины исчезли, он смотрел на нас, как с иконы. Его отпели в церкви, под залп опустили в землю в скверике в центре города рядом с могилой майора Сипченко.

Уходили герои Приднестровья. Нашим долгом становилось драться за двоих, троих, четверых.  

Не обходилось и без казусов. Как-то передали, что молдавский президент встретился с украинским.

Ко мне подошел казачок:

- Атаман! Надо давать деру!

- Как, деру?

- Они договорятся. И ударят по нам с обеих сторон.

- Что, ноги затрусились? Успокойся:

А мне через день:

- Он хотел застрелиться:

Я не выдержал:

- Крыша поехала?

- Похоже:

- Дайте ему двух сопровождающих и отправьте домой.

Только потом догадался, как обвели меня вокруг носа.  

Что ж, Бог ему судья!

А на Кошнице всюду было неспокойно. Обе сотни донских казаков свели на фронте. Чтобы не возить из Дубоссар, поселили в ложбине в казармах бывшей воинской части. С одной стороны хорошо - казаки оказались вместе. Но с другой - опасно. Если раньше одна сотня попадет в переделку, вторая на помощь придет. То теперь, когда обе, кто придет? Да и местность оказалась малопригодная - глубокая яма. Бывало ночью БТР заедет на взгорок и поливает:

Вот и жди:

В общем, наглотались мы в Кошнице. Но <румын> не пустили. Двадцать единиц бронетехники не помогло им пробиться. Курган <пионер> изрыло снарядами. У <горниста> остались одни ноги. Но взять в <клещи> Дубоссары оказалось не по зубам.

Господь оградил!

11

 Вскоре политики договорились, что казаков нужно вывести. Многим донцы не давали покоя. Нас перевели в Григориополь и составили отряд по борьбе с терроризмом. Хотя террором там и не пахло. Правда, случались отдельные стычки: БТР ночью пройдет, обстреляет; пулемет на пристани затрещит и с другого берега прилетит снаряд. Но это уже были мелочи по сравнению с рубежом на Кошнице.

Чувствовалось очередное затишье перед бурей. Ходили слухи, что молдаване подтягивают армейские части. Одно дело воевать с полицией и волонтерами, а другое с регулярными частями.

- Казачки! Готовьтесь:

Призывал донцов. Но мне не пришлось больше схлестнуться с <румынами>. Вышла глупая история. Однажды вечером с Лемским возвращались из гостей. В радушии местным жителям не откажешь, и мы засиделись, забыв про комендантский час.   

Увидели, едет легковая машина. Нам бы не вмешиваться и скорее в казарму, а я:

- Давай проверим.

И Лемскому:

- Прикрой!

Лемской спрятался на изготовку за дуб.

Водитель затормозил.

Открылась дверца.

Смотрю, за рулем пьяный. А с ним девка.

Я:

- Ваши пропуск, документы:

Водитель:

- Сейчас, пропуск, документы:

И из-под себя вытягивает короткоствольный автомат. Такой я видел у милиционеров.

Подумал, что с казаками можно шутить.

Я нажал на курок: пуля прошла под ним.

Он побелел.

Залепетал:

- Я из ТСО:

Это тоже, что у нас МЧС.

Но документы показал. Как я и думал, оказался милиционером. Все нормально. Мы их отпустили.

А утром ко мне приходят:

- Сдай удостоверение!

- Что такое? - не понял я.

- Сверху звонили:

- Кто?

- Председатель горсовета: Шляешься бог весть когда: Лезешь с проверками: Стреляешь:

Хотел разобраться. Пошел к председателю. Григориополь маленький городок, до совета два шага. Вхожу в приемную, а там эта девка в кресле секретарши сидит.

Все ясно!

Развернулся и вышел.

И засобирался домой.

Лемской не стал ждать, когда и у него отберут удостоверение, и заявил:

- Я с тобой:

Вскоре началось в Бендерах. Молдаване сунулись на бендерском направлении. В ход пошли танки. Отважные <командирши> и тут оказались впереди мужиков: А казачки, как я уехал, написали рапорта, чтобы их послали в Бендеры. Но им отказали. Они поругались, и тоже собрались в дорогу. А чтобы не вышло чего, свой отход оставили прикрывать Буракова. Ермак Тимофеевич справился с заданием успешно. Ни одна пуля не полетела в спины донцам.

12

 В поезде к нам с Лемским подсел парень в камуфляже. У него билет был до Донбасса. В вагоне прохладно. Мы выпили, согрелись, разговорились. Оказалось, парень служил в молдавской полиции.

- Ты против нас?  - завелся Лемской.

- А ты?

- Я казак! - Лемской ударил себя в грудь. - И он!

Мы чуть не подрались.

Потом полицейский оправдывался:

- В чем я виноват? Окончил филологический факультет, остался в Кишиневе, направили в полицию:

- Все из-за властей проклятых! Просто так молдаванин на приднестровца не полезет:

И, вдруг, перешел на неожиданное: 

- Вот принц Гамлет ведь пытался избежать ссоры между датским и норвежским королем:

- Постой, постой, что там про принца Гамлета? - заинтересовался Лемской.

-  А ты что, не читал?

- Не а:

- Ну, так слушай. Между датским и норвежским королем возникла ссора. Из-за клочка земли. Датский король - отец Гамлета - убил в поединке норвежского короля, отца принца Фортинбраса.

- Кого, кого?

- Фор-тин-бра-са. И захватил этот клочок земли. На отце Гамлета повисла кровь отца Фортинбраса. И назревал конфликт - молодой норвежец требовал сатисфакции:

- А что такое сатисфакция?

- Удовлетворение. Дуэль между престарелым отцом Гамлета и молодым Фортинбрасом не избежать: Конечно, шансов победить у отца Гамлета не было: Ради покоя в Дании дядя Гамлета отравил датского короля. И надел на себя корону. Тем самым спас Данию. Убийцы норвежского короля нет, и взятки гладки. Но поступок дяди  поставил вопрос о мести Гамлета. Мести за отравленного отца. Когда Гамлет разобрался во всем, то хотел избежать нового кровопролития. Вместо мести дяде собрался уйти из жизни сам. Но Офелия забрала у него нож:

- Постой, а кто такая Офелия?

- Невеста Гамлета.

- Нет, давай сначала. Отец Гамлета в поединке:

Я слушал разговор, смотрел в окно на проплывавшие голые стволы деревьев, на них пробивались почки, и думал: <Вот пример мира: Вот шаг, который должен был спасти: Видимо в конфликте между Кишиневом и Тирасполем не нашлось своего Гамлета>. 

Незаметно задремал, а когда открыл глаза, казак и полицейский сидели, обнявшись, и протяжно пели:

- Уходили мы из Крыма,

Среди дыма и огня,

Я с кормы все время мимо,

В своего стрелял коня:

Песню белогвардейцев, исходивших из Крыма.

На перроне в Дебальцево - уже добрались до Донбасса - выпили за то, чтобы никогда больше не оказаться на линии фронта, чтобы все утряслось на просторах общей Родины. Я больше филолога не встречал, но тот ночной разговор заставил меня прочитать трагедию Шекспира <Гамлет, принц Датский> и ужаснуться несчастью, которого могло бы и не быть. 

При моем появлении в казачестве Морчев въехал в глубину кресла:

- Ты жив?

- А что, - хотел произнести <вы>, но произнес <ты>. - Ты хотел, чтобы меня убили?

- Ну, хотел - не хотел: - тот держал в руках плеть и вертел.

- Меня бы в гроб, а тебе за ратные подвиги казачков медальку?

- Ну, зачем же так сразу:

- Какие новости в землячестве?

- Принимаем: Порем:- постучал плетью по столу.

- Не понял, как принимаем-порем?

- Неслухов: Кто не по-казачьи живет:

- И скольких напороли?

- На неделе трех: Собираемся еще:

Меня  чуть не прорвало: казаки воюют на днестровских полях, а тыловые крысы решают, кого пороть и сколько положить плетей.

- Где остальные казаки? - Морчев приподнялся из глубины.

- На боевом посту:

- А ты сбег? Второго глаза, вижу, тебе не выбили:

- Что?!

Морчеву повезло, что в кабинет вошла почтальон с сумкой. В ее присутствии я не посмел пройтись по атаману плетью.

- Казачество? - спросила почтальон. - Расписывайтесь:

Морчев прочитал телеграмму:

- <Выезжаем:> Скоро будут!

Расписался.

- А что же ты ни разу не поинтересовался, как у нас дела? Что нам надо? - разобрало меня.

- А зачем? Вы что, маленькие:

Я не мог найти слов, какими следовало обозвать атамана, и провыл что-то невразумительное. Как бы мне хотелось увидеть его в окопе под Кошницей, когда кругом свистели пули и разрывались снаряды.

13

 Вскоре вернулись остальные казаки, и почти у всех возник вопрос: на что жить? Многие заводы и фабрики стояли, а те, что работали, дышали на ладан.

- Атаман! Работенку казачкам надобно, - с Лемским пришли в казачество.

- Работенку, говоришь? Задал я вопрос одному диреку. Думает: - проговорил Морчев, не покидая кресла. - А ты что? Ты ведь без глаза. Тебя никуда не возьмут, - ехидно уставился на меня.

- Я хлопочу за других. За Лемского:

Тот кивнул.

 - Буракова:

- Бурыку завернут за биографию, - проговорил Морчев.

- А кто знает его биографию? - спросил я.

- Ну ладно, не ершись! Вот совет со стариками проведу: стоит ли вас на работу устраивать:

- На войну посылать стоило, а тут!

- Ты меня войной не тыкай! Думаешь, больно навоевал? Я вот уже получил депешу про твои чудачества:

<Уже написали>.

Вспомнилась проверка документов во время комендантского часа.

- И где депеша, покажи!

- Не покажу:

- Я, я: Сколько казаков сберег! В Приднестровье погибло около сотни казаков и ни одного нашего:

- Не надо ля-ля, по кустам прятались!

Морчев успел выскочить из кабинета. Его фигура мелькнула золотистыми погонами и красными лампасами на лестнице. Бежать за атаманом мы посчитали для себя выше чести.

 Но с работой Морчев решил. Одиннадцать казаков 18-го полка устроились охранниками на завод синтетического каучука. Грязное производство и загазованность - но ничего не поделаешь. Теперь казаки по графику ходили охранять заводскую территорию. Зарплату им положили по пять тысяч рублей в месяц.

Казаки проработали месяц - денег не заплатили.

Проработали второй:

- Чего творите? - пришли к заводскому начальству.

Начальство успокоило: заплатим. Надо немного подождать:

Но тут Бураков утащил из упаковочного цеха дверной блок и продал: жить на что-то надо.

Заводское начальство взъелось:

- Пока дверной блок не вернете, зарплату не получите!

Тут и оконные блоки потащили:

Морчев вызвал меня:

- Твои казаки пропили дверной блок. Одних оконных:!

Загибал пальцы.

- Директор завода им должен! - огрызался я.

- Он свое отдаст: Верни блоки:

- Откуда я их возьму?

- Бери, где хочешь!

Кончилось тем, что казаки бросили охранять завод и разбрелись, кто куда. Бураков уехал в поселок Воля и оттуда наезжал в город к дружкам. Лемской устроился в бане массажистом: Я был в отчаянии: казаки брошены, денег нет, лишь Морчев почивает на лаврах. А мог бы заняться делом. 

Что оставалось?

Морчева убрать.

Мы стали готовить сход, чтобы переизбрать атамана.

Но вспыхнула война в Абхазии. Грузинские войска захватили побережье, высадили десант в Гаграх. Среди казаков пронесся клич: едем в Абхазию.

- Атаман, в Абхазию нашего брата не посылают? - снова пришли к Морчеву.

У Морчева на груди блестела медаль.

- Это за что?

- Как будто не знаете: - заулыбался Морчев

- Ладно, что с Абхазией?

- Виктор Ратиев уже в Хосте, - еще больше расплылся атаман.

- А где это? - спросил Лемской.

- Не показывай свою безграмотность:- сказал я и добавил. - Раз Виктор Ратиев там, то мы едем:.

- Езжайте, молодцы! Воюйте исправно:

- А ты?

- Буду отсюда за вами наблюдать:

- И бабки стричь?

- Я бабки не стригу! Их стрижет ваш Виктор Ратиев.

- Как это?

- А откуда у него шестисотый <Мерседес>?

- Какой еще шестисотый?

- Приедешь, глаза протри:

Морчев был рад услать нас хоть на край света, лишь бы не мозолили ему глаза, не мешали представляться командиром героев-приднестровцев и почивать на лаврах. У казаков часто случалось: кому служба-службой, а кому мать родная. Кто рвался в бой, а кто наелся войны, и у него появились семейные дела. Кто и без зазрения совести греб под себя обеими лопатами:

В Абхазию собралось пять человек. Поехал Лемской. Не поехал Бураков. Я скрыл от Ермака Тимофеевича поездку на Черное море. Боялся, как бы казак не увлекся там абхазскими винами.

Когда ехали, попутчиком в поезде оказался учитель истории. Мы быстро разговорились, смотрели по сторонам на донское раздолье и обсуждали все, что касалось Кавказа и особенно <страны души> Апсны - другого названия Абхазии.

- Грузии трудно отказаться от Абхазии, - говорил сидевший на боковой полке учитель. - Этого причерноморского рая с его фруктами, морем, ласковым климатом. У них в горах красивые виды - но земля  плодоносит плохо. Простой грузин лоялен абхазцу. Он и так может пользоваться всеми благами. А вот для элиты потеря вилл на побережье непозволительна. Она и толкает один народ воевать с другим.

Все соглашались. В который раз в душе поднималось: все из-за начальников. И казалось безвыходным положение простого человека.

В Ростове историка сменил журналист.

- На Кавказе не было народов, которые бы занимались морем, - вскоре говорил журналист. - Сюда приплывали греки, итальянцы, все связанные с морем, флотом. Эти места не были развиты, чтобы строить корабли. Да и необходимости в этом не было - кормила не торговля, а горы. Горцы были более отсталые. И попадали под власть. Вот сюда и пожаловала Россия.

<Не понял>, - заело меня.

- Построила флот. Горцы не достигли того уровня цивилизации, чтобы строить свои корабли. У них эту тягу отбили. Где вы видели абхаза-морехода? Грузина? Либо турецкий флот ходил по морю, либо российский. Вот с тех пор и пользуются их отсталостью:

- Вы кого имеете в виду? - не выдержал я.

- Россию:

- Но Россия вашими же словами несет цивилизацию.

- Если бы:

- Но, а как быть, если бьют слабых?

- Вы имеете в виду войну в Абхазии?

- Да.

- А вы поедите в Африку защищать одно племя, которое хочет съесть другое сильное племя людоедов?

- Не поеду: - как-то сразу ответил я.

- То-то:

Журналист сошел в Армавире, холодно попрощавшись. Я хотел сказать ему что-то вразумительное насчет людоедов и его сравнения африканских племен с абхазами, но не нашел что. После ухода журналиста погрузился в размышления: правильно ли мы поступаем, отправляясь защищать абхазов? Не несем ли что-то плохое? Отсталость? Ведь, что не говори, а казачество явление средневековое, с общинной структурой, может, и допотопной, с европейской цивилизацией ничего общего не имеет.

И почему-то отвечалось: поступаем правильно. И напрашивался встречный вопрос: <А что, закрыть глаза на то, как издеваются над людьми? Пусть даже помощь и связана с проявлением <отсталости>:

Не успел я приехать в Хосту, где формировались казачьи сотни и по хребту  уходили на фронт, как меня отозвали.

- Что там стряслось? - недоумевал я.

- Твой казачок Бураков отличился, - услышал от походного атамана Войска Донского Ратиева.

- Вот сорванец!

На это замечание Ратиев ничего не ответил. Лишь посмотрел на разложенную на столе карту и хлопнул меня по плечу:

- Поезжай и скорее возвращайся: У меня такие как ты, на вес золота:

Что на вес золота, это возможно. <А кто ты?> - хотелось спросить. Но про стоящий у входа в казачий штаб шестисотый <Мерседес> промолчал.

Я ехал обратно и на чем свет стоит, ругал себя: <Надо было забрать Аркадия, чтобы не бездельничал! Чтобы был занят делом! А то испугался абхазских вин>.

14

 Не буду углубляться в то, как добрался до города, кто привел меня в ментовку. Вот что рассказал мне следователь - коротышка в очках, у которого забирал форму своего казака.

- Бураков приехал к корешкам. Выпил. Не знаю, откуда у него взялся гранатомет <муха>:

<Муха>? - ужаснулся я. - Привез из Приднестровья>.

- Вышел на улицу с ним, - продолжал следователь. - <Муху> на плечо и зашагал по проспекту:

Я представил, как Аркадий идет по улице с гранатометом, и мне сделалось холодно.

- По пути зашел в кафе. Там находился посетитель с девчонкой. Этот посетитель, - следователь заглянул в протокол, - показал: <Казачок подошел к стойке. Ударил нагайкой по прилавку. Выскочила перепуганная буфетчица: <Что вам, казачок?> - <Сто грамм!> - сказал казак. Ему налили. Он опустошил стакан. Вышел и пошел дальше>, - следователь отодвинул протокол,  - Шел, его никто не останавливал. Так добрался до площади. Там с одной стороны, как вы знаете:

- Да, да, - кивнул я.

- : от памятника Ленину, - продолжал в очках, - находится театр оперы и балета. С другой - библиотека. Он сел на ступени театра. Его, к счастью, заметил майор милиции:

<Лучше бы не замечал>, - подумал я.

- : окна квартиры майора выходят на площадь. Позвонил по <02>. А казак отошел к арке, что под окнами, раскрыл <муху>. Это раздвижной предмет, как подзорная труба:

- Я что, не видел гранатомет? - нервно вырвалось из меня.

- Хорошо-хорошо! Только не горячитесь. Вставил гранату. Большую такую фиговину с опереньем:

Я замер.

- И выстрелил в сторону памятника Ленину.

- Ха! - вырвалось из меня.

- Вы что, радуетесь? - следователь протер пальцами линзы очков.

- Да так:

- Смотрите, а то можно и соучастником:

- Побойтесь Бога! Какое соучастие, когда меня в городе не было:

- Стрелял по убеждению. Как объяснил: по вождю пролетариата - врагу казачества: Расстояние не маленькое и промахнулся. Граната перелетела площадь и угодила на остановку общественного транспорта:

У меня по спине побежал мороз.

- Но повезло. Был вечер и никого на остановке не оказалось: А то бы: Приехала милиция. Казака задержали: На погоне увидели цифровку <18>. Навели справки, ваш полк.

- Понятно:

- Хотите еще подробность?

- Хачу, - зло сказал я.

- Пожалуйста. В ванной квартиры у остановки сидела хозяйка. Треск вылетевших от разрыва стекол приняла за взрыв газа на кухне. Вылетела из ванны: Повыскакивали из дома жильцы:

Я попытался хоть как-то сгладить вину казака:

- Помните, как убирали памятники в столице? Дзержинскому на Лубянке? Набросили канаты на шею и подняли: Может, и у нас следовало так поступить?

- Не путайте Божий дар с яичницей!

В жизни у меня было много оплошностей, о которых приходилось жалеть. В детстве кидался дротиками и выбили глаз. В Дубоссарах упустил убийц, стрелявших из здания полиции. Не взял в Абхазию Аркадия: Но последняя почему-то не шла со всеми другими ни в какое сравнение.

Судья, мужчина средних лет с вытянутой, как у гуся, шеей, смотрел на сидящего за решеткой Буракова с грустью. В перерывах заседаний приглашал меня к себе и изливал душу:

- Мы ведь все растеряли. Богатство наших предков.

- Да, - соглашался я.

- Красноводск - порт на Каспии. Крепость основана героем боев на Шипке генералом Столетовым. Отдана туркменам! Алма-Ата -  крепость Верный, казахам: Фергана - бывший город Скобелев - узбекам:

Подумал: <Наверно, поперли из Средней Азии>.

- Так нам, русским и надо! Один Ледовитый океан оставят и замерзайте. Радуйтесь: Раз богатство беречь не можете: А эти, наглые, хапают область за областью: Русских выживают: Эх, бараны-бараны!.. И этот - Бураков! Чертов стрелок - вон, куда надо было стрелять: - показал пальцем в окно.

Я попытался сориентироваться, в каком направлении показал судья: выходило, на восток.

-  А он по мощам из гранита!

- Может, скостите срок, - попросил я.

- Скостить?! Я ему добавлю! Надо было знать, куда и за кого!

- Но он в Приднестровье, - проговорил я, боясь еще больше разозлить судью.

- А, в Приднестровье?!!

Этих слов судьи я уже не обсуждал. Буракова осудили по верхней планке на семь лет колонии строгого режима.

- Ну что? - обрадовался Мочев, узнав приговор. - Это все твои отморозки!

- Это не отморозки, а герои Дубоссар!

- Ладно: Ты не забыл, что тебя ждут в Абхазии?

- А что, думаешь, не поеду?

- Ничего не думаю:

- Но приеду и готовься!

- К чему?

- Узнаешь:

- Езжай, езжай:

Морчев проводил меня встревоженными глазами, какими встретила треск вылетающих стекол хозяйка квартиры. 

В поезде я перечитывал томик Шекспира и, оглядывая желтевшие степи, думал:

- Гамлет воспринял <быть или не быть>, как быть крови или не быть крови. Мстить дяде или не мстить. Если мстить, то будет много борьбы и много крови, и не лучше ли это избежать - самому уйти. Тогда не будет борьбы и не будет крови. Он готов был оставить борьбу и умереть. Для него важнее, чтобы не было крови. Уклонялся от борьбы. Поступал не по-казацки:

Казак, наоборот, лезет в пекло.

Гамлет уходил в себя, скорбил. Казак - кипит от ярости.

По Гамлету лучше пустить все на самотек. По казаку предпринять решительный шаг:

Нет!:

Быть по казаку!

15

 - Гамлет живет разумом, казак - сердцем, - с такими словами я сошел с поезда в Хосте.

Казаки уже покинули турбазу, на которой формировались сотни. К моему возвращению Гагры освободили. Абхазы с казаками вышли к Сухуми. Все, казалось, шло хорошо. Но я уже не чувствовал душевного подъема, с каким ехал в Приднестровье, даже с каким спешил первый раз в Абхазию. Что-то точило. Невольно приходил на память шестисотый <Мерседес> Ратиева. Откуда такие деньги у походного атамана? Кое-кто поговаривал о его коттеджах в разных городах, которых раньше не было. И эти мысли разъедали.

Конечно, я не верил в явную ложь, что президент Абхазии, как выразился один делец: <отслюнявил Ратиеву два миллиона зеленых>. Это чушь! Но дыма без огня не бывает. И во мне уже не жил тот казак, который безоговорочно верил каждому слову походного атамана войска и готов был выполнить любой его приказ.

В Абхазии были места, куда грузины не дошли, хотя с одной стороны взяли Гагры, а с другой Сухуми. Это Новоафонский монастырь. Он находится в низовье горного ущелья. Если из него смотреть на море, то виден залив в Сухуми. Грузины установили на мысу гаубицы и обстреливали монастырь. Но снаряды большей частью разрывались перед монастырской стеной. Попадали и на территорию обители, но вреда не причинили. В то время в монастыре находился госпиталь: в храмах и кельях стояли носилки с раненными. Я помогал больным. Своей энергией меня поражал игумен монастыря отец Виссарион. Стрелой проносился из одного края монастыря в другой, а под рясой у него всегда болталась кобура с маузером.

Он показывал маузер:

- Божья пушка:

Боец-монах! Такого бы слушаться. Но что-то раздражало меня в нем. Неужели и божий человек старается ради выгоды?

Казаки стояли недалеко в лагере. Каждый день они с тридцатью пятью килограммовыми мешками бегали в горы, готовясь к предстоящим боям. В лучшую сторону изменился Лемской - мало кто мог опередить этого возмужавшего земляка. Однажды я попробовал пронести мешок, но пробежал не более километра и понял, что такой нагрузки не выдержу. Мне стало горько за себя - я постарел.

Вскоре казаки высадились в тылу противника и две недели удерживали плацдарм. <Как они там?> - у меня жгло сердце. Спадала огнем со лба испарина. Окажись я с ними, может, и совершил бы свой подвиг, равный поступку гвардейца, закрывшего друзей от гранаты. Но, не судьба: Раненных в монастыре прибывало. Уход за ними отвлекал меня от клокочущих мыслей и заполнял дни напролет. Так прошло знойное, полное тревог и переживаний, лето. Одно за другим потянулись известия об освобождении сел, форсировании рек, и, наконец, взятии Сухуми - абхазская война закончилась.

Второй раз мы возвращались победителями. После этого вопрос: <Казачество глупость или нет, средневековое, примитивное явление или насущная необходимость?>, автоматически получал ответ: <казачество - востребованное во все времена братство>.

Если спрашивалось: <Настолько ли плохо, что казачество не согласуется с европейской цивилизацией? Просматривается ли в этом грех?>, отвечалось: <В том, что казачество не согласуется с европейской цивилизацией, грех отсутствует. Наоборот, оно возвращает к слиянию разъединенных западной психологией душ, оно и спасет разъедаемую грехом цивилизацию>.

Спрашивалось: <Так в  чем секрет казачества?>

В душе:

В порыве сердца:

В братстве:

В том, чем всегда славилась славянская душа:

Дома нас ожидали новые неприятности. К тому времени Войско Донское вышло из Союза казаков атамана Мартынова. Мартынов слишком накуролесил, пытаясь пробраться в Думу. Вызванный этим скандал расколол казачество. Атаман Морчев воспользовался нашим отсутствием. В тайне от большинства казаков протащил постановление о вступлении землячества в Союз казаков. А мы душой были связаны с Войском Донским. Постановление приняли келейно на сходе партъячейки. Морчев убивал двух зайцев: оставался атаманом и избавлялся от нас - <баламутов>. А решать такие вопросы следовало только на кругу.

Узнав об этом, мы настояли на проведении схода. Оповестили казаков. Но Морчев и тут решил нас обвести. Накануне схода попросил меня договориться с руководством Дома культуры имени Карла Маркса:

- Поговори, как бы там провести круг?

Одновременно предупредил казаков, которые ему доверяли, что круг состоится в Доме культуры имени Кирова.

В результате в ДК имени Кирова пришло чуть более десяти человек. Морчев для виду посетовал на нерадивость казаков и начал проводить круг.

В это время около сотни человек терпеливо ожидали его появление в ДК имени Карла Маркса.

Но мир не без добрых людей. Один из казаков принес весть, что в Доме культуры имени  Карла Маркса <морчевский> круг уже выносит решение.

Казаки, понимая, что решение не удастся опротестовать, во весь опор помчали в Дом культуры имени Кирова.

Успели!

Увидев вваливавшуюся в зал взмыленную от дождя и от спешки толпу, Морчев на какое-то время потерял самообладание.

Как он не противился, но пришлось вернуться к повестке дня и выслушать мнение прибывших.

Подняли вопрос:

- Кого атаманом?

Предложили двух, одного из них Морчева.

Проголосовали:

- Любо!

- Не любо!

За Морчева прозвучало только десять голосов, из них шесть стариков - верная партъячейка.

Морчев объявил перерыв.

В перерыве то ли успел напечатать, то ли использовал заготовку, но, выйдя в зал, объявил:

 - Вот письмо наших братьев. <Мы, казаки Калачеевского района в количестве четырехсот человек поддерживаем кандидатуру Морчева>.

- Вот это да!

Все замолчали.

Тишину прервал хриплый голос Лемского:

- Энто отколь ты такую бумагу взял?

- Как взял? Мне ее прислали. Вот печать! - Морчев ткнул в штамп на листе.

- Уж, не от председателя ли колхоза Дубасеенко?

- Дубасеенко, - ответил Морчев.

- Да энто ж его дружбан! - закричали, кашляя, в зале. - Он любую бумагу подмахнет:

- Да у него и столько колхозников не наберется, не то, что казаков:

- Проверить надо!

Несколько казачков поднялись в президиум:

- А ну, покажь!

- Не покажу, - Морчев спрятал лист под стол.

- Отберите у него, хлопцы!

Парни полезли к Морчеву.

Тот скомкал лист и засунул в рот.

В зале заржали.

- А ну вытаскивай!

- Открывай рот!

Морчев жевал. Ему пытались разжать челюсть. Морчев вырвался и побежал к стене.

- Дайте ему воды, чтоб запил!

При приближении казаков Морчев еще раз жевнул и проглотил.

Поднялся вой.

- Пороть атамана!

- Сделать клизму!

Морчева бы выпороли прямо на столе президиума, если бы не вступились старики:

- Петру Петровичу завтра пятьдесят лет: Имейте совесть: Не богоугодное это дело портить человеку праздник:

Морчев отделался испугом, но с атаманов его скинули. На кругу также решили покинуть Союз казаков и войти в Войско Донское.

Думаете, на этом история казачьего землячества кончается? Не тут-то было. Она продолжается, и будет длиться до тех пор, пока сохранится хоть одна казацкая душа. Казак душой! А не штанами с лампасами и шашкой. Я остался командиром 18-го казачьего полка, да еще получил назначение заместителя атамана войска по северным станицам.

Нас пытались сбить с толку. Появлялись альтернативные казачества, так называемые реестровые, в которых нашли пристанище случайные люди. Одно учредили бывшие судья, прокурор, и бухгалтером взяли жену прокурора. Принялись тянуть казачье одеяло на себя. Думаете, получится? Вряд ли:

Подтвердились слухи о Ратиеве. Иудушкой стал наш походный атаман. О <Мерседесе> я уже упоминал. Купил коттеджи. Гараж, пятнадцать автомобилей. Главным рыболовным инспектором бассейна сделался, а ведь ни одного казака на работу к себе не принял. Вот, атаман! Но плохо кончил, говорят, посадили его. Думаю, с Бураковым в зоне встретится, тот ему мозги прочистит.

Кстати, недавно получил письмо от нашего гранатометчика.

Вот выдержки из него:

 <А я, братки, вот о чем поразмыслил. Павка Корчагин - казак? Пусть и заблуждался, отдавая жизнь, но верил. Он жертва заблуждения. Его волновала мечта о переустройстве мира.

А казак - он более возвышен! Его не волнует переустройство мира, мечта отдаленная, а волнует мечта приближенная - спасти брата.

Павка заблуждается насчет будущего.

Казак - не заблуждается.

Павка нацелен на идею.

Казак на душу.

Он понимает прошлое, как настоящее и будущее, чувствует, какая сила скрыта в казачьей вольнице: раскрепоститься, сбросить опутавшую мишуру. Что может быть еще слаще!

Я раскрепостился:

Пока душу свою полню испытанием:

А выйду, вы не узнаете меня:

Каким духом окрепну:

С приветом всем казакам полка

Аркадий>

Бог ему в помощь!

Вот каким философом стал наш неутомимый стрелок. Ищет в себе казака, сравнивает с Павкой Корчагиным, как я искал сходство и различие с Матросовым, гвардейцем из Дубоссар, Гамлетом:

Мы же, казаки 18 полка, хотя и остались невелики числом, но казачьи традиции чтим строго. Верой и правдой служим Дону и Отечеству. На этом свой рассказ кончаю. Вот обрежу под окном виноградную лозу, чтобы плодоносила, и буду собираться на строевой смотр. Мы его всегда в мае на Егория проводим.

Приднестровье - моя вторая родина!

Устоишь ли?

Или тебя завалит сильный сосед?

Абхазия!

Третья родина?:

6 мая 2006 года

Михаил Федоров