Глава из повести "Пусти ме да гинем"

I

Роман покачивался на деревянном сиденье грузовика и, держась за цевье автомата, думал, правильно ли он пос-тупил? Не погорячился ли? Ведь мог остаться с отцом Гу-рием и сейчас бы восстанавливал северную обитель. И мо-лился, не имея и понятия о страхе, который отныне под-карауливал его из-за каждого дерева и каждого куста. Он, человек самого мирного поприща, монах, связал свою судьбу с самым немирным делом.

Обогнали колонну солдат. Навстречу заскрипели повоз-ки со скарбом, засигналили допотопные легковушки, заг-руженные сверху, словно стогами сена, вещами... Бежен-цы... В ложбине мелькнул своим чёрным днищем скинутый с обочины и сожженный автобус.

Изредка поглядывал на упёршуюся мордой в сапог Лин-ду:

- Ну, что, Христофорушка! В путь. Покой нам только снится...

Переводил взгляд на дремавшего у него на плече Пого-жева:

- Вот ему-то ничего... Он снова в своей стихии...

Тот, посапывая, сквозь сон улыбался.

Поднимаясь в гору, попали в туман. Обзор сократился до видимости в парной. Не более десяти метров. На ка-лендаре еще была зима, а вокруг, как весной или осенью, непрозрачный воздух. И, как в самолете, можно было за-быться.

Изредка в парящих промывах брезжил снежный лужок, восседал на скале серый валун, наезжала хвойная стена, проплывали обледенелые колёса и троса горнолыжного подъемника.

Вывалились из парных облаков. Вокруг растянулась пе-ревалистая, ковровая, кое-где подснеженная красотища. Горы черные-черные, снежники белые-белые.

Проехали село с халупами, хибарами, как у них в рос-сийской глубинке, и ничуть не лучше, разве что цвет крыш непривычный - рыжий от черепиц. А так все такие знакомые виды. И запахи - коров, овец, свиней, навоза у сараюшек.

Пошли на спуск. Попали в ущелье с узким просветом над головой. Леса сменились на булыжниковые плато. Вок-руг зачернели каменные лбы, и среди них дома в полэта-жа, как бы врытые в землю. Всё пряталось в этих краях от ветра. И людей что-то не видать. Только вот остано-вят машину и слышно:

- Дозвола?

"Пропуск", - догадался Роман.

И дальше в путь.

В полдень стали подниматься на лысый перевал, и вот вдали тусклой границей очертилась линия моря. Рыча, ма-шина еще долго карабкалась по склонам, съезжала вниз и, наконец, остановилась на лесной опушке.

- Братки! - ступил навстречу мощный мужчина в кожа-не, сапогах и папахе с цигаркой в зубах и пулеметной лентой через плечо. Правая кисть у него была забинтова-на.

Это был Душан, в отряд которого прибыло пополнение.

- Добре дошли! - сказал Душан.

Из темени леса появилось несколько мужчин в военной форме без опознавательных знаков.

- С собакой, ко мне! - сказал крепкий выступивший вперёд высокий парень, заметив в кузове морду.

" Откуда такая чистая русская речь?" - подумал Ро-ман.

- Зарко Дражкович! - представился тот. - Пойдете ко мне?

- Да нам выбирать не приходится... Меня звать Роман, это - Линда, а это - Погожев.

Дражкович обхлопал парней по плечам.

- А что такое "добре дошли"?  - спросил Роман.

- Добро пожаловать, - живо улыбнулся Зарко.

II

Новобранцы по покрытому лишайником плато пошли навс-тречу пронизывающему ветру.

- Да я ведь русских туристов возил, - говорил Зарко. - Вот и знаю русский...

Спрыгнули в неожиданно начавшуюся траншею.

- Русс!

- Русс!

Их приветствовали редкие, зябнущие в шинелях, воен-ные.

- Ну и дует же! - аж  склонился Погожев.

- А это с моря, - Зарко показал на черную полосу за-лива.

Вскоре он отдёрнул плащ-палатку в блиндаж с брёвнами сверху:

- Это наша хатка. Как там у вас? Хата. Хатка...

- Хатёнка, - засмеялся Дмитрий, сразу подавшись к огромной бочке, в которой полыхали угли.

- Ребяты сделали!..  Ну, сидайте...

Погожев надел на себя все тёплые вещи. Завозился в своей поклаже Роман. Линда обошла и обнюхала маленькую землянку, торкнулась носом в поддувало и улеглась в но-ги хозяину.

- Здесь того и жди, ветер всех выдует... Так куда же мы попали, Зарко?..

- Вы, другови мои, - закурил Дражкович, - находитесь на границе Крайины... Это наша исконная славянская зем-ля... Которую от нас хотят забрать хорваты... Вот мы её здесь и защищаем...  Мы на границе славянского мира.  А дальше папские недоумки...

Роман и Дмитрий переглянулись: вот куда их забросила судьба. На стык двух мировых религий, из столетия в столетие конфликтующих между собой. На самый западный окраек православного мира. В фортпост.

В блиндаж заглянул Душан.

- А это наш старшой!

Душан уселся на единственный стул в виде пня:

- Так, доручек нам!

Зарко засуетился около печки.

- А что такое доручек? - спросил Роман.

- Завтрак, значит, - объяснил Зарко.

Душан отстегнул от своего пояса фляжку, плеснул из неё в стакан:

- На, глотни, русс! - протянул Погожеву, который её мигом осушил и облизнулся:

- Ракия?..

- Ракия! Ракия! - засмеялся Душан и, наполнив ста-кан, посмотрел на Романа.

Тот замахал руками.

- Склонься ко мне, молодатый! - потянул к себе голо-ву Романа Душан. - Вина не допье, жену не доебе...

- Да он монах! - заржал Погожев.

- Монах? А вот-вот... - Душан потрогал пальцами чёр-ную одежу на Романе.

- Я за него! - Погожев оглушил второй стакан.

- А это тоже доброволка? - Душан посмотрел на соба-ку, которая заурчала.

- А, добре, добре псина...

III

- Вон там хорваты, - Зарко показывал на разрушенный мост через пролив. - Они оттуда часто атакуют. А вон там во фруктовом саду, - показал в другую сторону на обрубленные ветки, воронки. - Тоже они. А за той горой моё сеоце, село. Там остались жена и двое дочерей.

- А что они не ушли? - спросил Роман, вглядываясь в завораживающую серость гор над бирюзовым языком залива.

- А как, там ведь хозяйство... Его ведь не оста-вишь... Да, предупреждаю, ходить здесь опасно. Кругом мины. На прошлой неделе двоих разорвало. Паштет...

- Мины вокруг ставят, - пояснил Погожев. - А взрыва-ется одна, и за ней все другие!

- Ты, я вижу уже стреляный! - произнёс Дражкович.

- Ещё бы... Можно сказать с восточной границы пра-вославного мира попал на западную... - швыркая носом, проговорил Погожев.

- Айда, а то либо продрогнем, либо нас снайпер заме-тит.

Пригибаясь, один за другим перебегая открытые места, спустились со взгорка. Кругом было тихо-тихо и не вери-лось, что и на этом пятачке земли время от времени зву-чали выстрелы и шли друг на друга иноверцы, внешне по-хожие один на другого.

Потекла обычная военная жизнь. Кто за передним краем хорватов наблюдал, кто по хозяйству был занят, кто от-дыхал. Иногда наведывался Душан и уводил с собой Зарко. Тот был ещё и охотником, и прекрасно знал все близлежа-щие места.

Погожев сначала воспринял Зарко прохладно. Он ведь сам бывший лейтенант российской армии, потом лейтенант карабахской, побывал в Абхазии, в Приднестровье, а тут поставили над ним сержанта, можно сказать, младшего чи-на, и тот команды раздаёт. Он уже подумывал пойти к Ду-шану и попроситься хотя бы под начало к какому-нибудь офицеру, как был сражён поступком Зарко. Тот выставил на стол кожаную бадейку с ракией. В российской армии и карабахской с выпивкой дело обстояло строго: там тоже пили, но с этим и боролись. А здесь - сам командир проставляется!

- За сербов!..

- За братьев!..

Потом Погожев, путаясь в словах, называл Зарко то Касьянычем, то Бульбой, то Здравко. И уже напрочь забыл про гложущее желание уйти под начало другому.

Роман, если и пробовал вино, то только из приличия. Ему было не до питья. Он никак не мог себе представить то, как сможет выстрелить в человека. Сама мысль об этом приводила в ужас.

С одной стороны - не убий. Заповедь. А с другой - ведь и Фёдор Стратилат был доблестным воином и, видимо, убил не одного противника Рима... А сколько православ-ных воинов и убивало, и стреляло?..

IV

Всех разбудил лай Линды. Прятавшийся от ледяного ветра в глубь траншеи Дмитрий высунул голову из-за бруствера и ахнул - по склону горы, уже метрах в ста, перебегая от камня к камню, мелькали фигуры.

Он схватил автомат и прилип к проему в насыпи. Нажал на  пусковой крючок. Дуло автомата запрыгало.

В следующие десять секунд уже рядом поливал Зарко.

- Что телишься? Что? - рявкнул Погожев на застывшего у отдернутой плащ-палатки Романа. - Живо туда!

Роман прошёл к развёрстой щели.  На него бежали нес-колько человек.  Он передернул затвор.  Навёл мушку.  В ней запрыгало рыжее лицо.  Опустил мушку.  И тут Романа обдало песком.  Он съехал в траншею.  Увидел, как Зарко через него кинул гранату.

- Неси патроны! - заорал Погожев, гневно глянув на бледного Романа.

Тот метнулся в блиндаж, принес горсть.

- Магазин заряжай!..

Роман трясущимися руками пытался вжать патроны в пружинящую металлическую расщелинку.

- Дай! - Погожев выхватил и со злости толкнул Романа ногой.

Тот, пряча лицо, нырнул в блиндаж. Наверху стреля-ли. Роман вдавился в угол и обхватил руками лежащую, часто дышащую, как после длительной пробежки, Линду, и что-то забубнил.

Когда выстрелы стали редеть, ввалился весь потный Погожев:.

- Ну, что, ссыкло! Когда же ты свое воинское послу-шание выполнять будешь?..

- Не трожь его, - сказал появившийся следом Зарко. - Я тоже в первого зайца не мог выстрелить!

- Чуть не ухандокали нас...  - плевался Погожев. - Я таких, как ты, в Карабахе, знаешь, как учил...

После того, как Погожев в запале горячности расска-зал, как линчевал мусульман, Роману совсем стало плохо. Он волчонком ощерился на Погожева.

- Монашек сраный!..

Губы у Романа затряслись. Если бы не прижавшаяся к нему рычащая Линда, он бы кинулся на обидчика.

V

Роман ещё не пришёл в себя, как посыпали мины. Вок-руг полетели комья земли вперемешку со снегом. Глаза защипал дым. Нос забил тухлый запах взрывчатки.

Только улегся черный шлейф от первой гранатной ата-ки, как бруствер заплясал от мин более крупного калиб-ра. По ходам сообщения засвистели осколки.

В блиндаже безопаснее - над головой два наката бре-вен, - но вот что-то заухало, и блиндаж от взрывов зака-чался, как зыбка.

- Проснулась нечисть! - слал в накат Погожев.

Возле блиндажа рвануло, и выход завалило землёй. Ос-талась только небольшая щель.

- Надо откапываться!.. - Погожев потянулся за мис-кой. - А то сейчас снова полезут...

Заработал проворно, молча.

Рядом Роман - руками.

Наверху  послышался топот ног.

Кто это?

Погожев - быстрее разгребать.  Роман - резче: а руки жжёт, будто горячие угли. Рядом Линда лапами.

Глаза Дмитрия почти упёрлись в широченную спину. Плечи спины тряслись от очередей.

- Хорват!

Схватив карабин, Погожев нажал на спусковой крючок - выстрела не последовало. Забитый песком затвор заело.

Плечи пулеметчика тряслись.

Роман молча достал гранату, выдернул чеку и швырнул ее в щель...

- Тр-рах!..

Погожев упёрся спиной в прочную стойку и ногами раздвинул проход. Выскочив к лежащему, схватил его ору-жие.

Но куда стрелять?  Кругом густая дымная мгла.

Вот заметил бегущих назад и отстреливающихся солдат. Хорваты... Давай поливать.

- Как Роман? - подбежал Зарко.

- Да жив твой Роман Бредопевец ...

- А тебя за спанье на посту следует к дереву, - зло выругался Зарко. - Если бы не залаяла Линда...

- Слушай, Зарко, но ведь ветер, какой... - стал оп-равдываться Погожев.

Роман выбрался из блиндажа и налитыми солоноватой жидкостью глазами разглядывал свою первую жертву, тело которой валялось на блиндаже, а ногу отбросило за бруствер. Потом правой рукой выполнил уже почти забытое крестное знамение.

VI

Теперь Роман искал себе уединенное место. В траншее или в блиндаже ему постоянно кто-то мешал. Приглядев низину за склоном с виноградником, он спустился в ущелье к густым можжевеловым кустам, за которыми слыша-лось плескание речки.

Связал из двух веток крест, прикрепил к низкому стволу дерева ( как это было в скитском лесу под Задонском ),  припал коленями на землю. Долго молился, не слыша ни шума воды, ни воя ветра. Уже в сумерках вернулся в расположение отряда.

- Ты смотри, а то тебя ещё хорваты сцапают! - недо-вольно пробурчал Погожев.

- А я в следующий раз Линду с собой возьму.

Стал бегать к ручью с собакой. Спустятся. Роман склонится перед ветками и молится, а Линда вытянется рядом за камнем и лежит, вроде как отдыхая.

Погода испортилась. Солнце не показывалось несколько дней. И вот вечером Зарко сказал:

- Ночью атакуем!

- Почему ночью? - спросил Погожев.

- Так надо...

Роман лежал на бруствере и всматривался в покрытую редким снегом высоту, которую то смазывала плотная, сы-рая хмарь, то эту хмарь сдувало. А Романа не покидало волнение предстоящего боя. Как себя покажет? Справится ли? Волнение перехватывало дыхание, теснило грудь.

Вперёд просочились солдаты в горчичных армейских ши-нелях и залегли.

Гнетущую тишину дополнило дыхание слева - это был Зарко, дыхание справа - это Погожев. В блиндаже скулила Линда.

- Христофор! Ты - дома!

Шинели впереди двинулись, словно призраки.

Распоров тишину, затрещал пулемет. Взорвалась грана-та, и снова стало тихо. Треснуло, раскололось небо, и высота покрылась дымками.

- Пош-шли! - cкомандовал Зарко.

Поднялись из траншеи.

Роман бежал, слыша частое дыхание по бокам. И уже ни волнения, ни прежнего страха.

Шинели впереди пропали.  Они - следом.  Временами то тут, то там трещали редкие очереди.

Кто-то протяжно застонал. Роман повернулся на крик и увидел извивавшегося на земле серба, увёртывающегося от нацеленного на него хорватского штыка. Нажал на спуско-вой крючок, и хорват упал, воткнув штык рядом с ногой солдата.

Оглянувшись, увидел дуло и прыгнул в сторону. Пули хлопнули по веткам куста.

Тут прямо на траншею стали падать мины. Хорваты за-ранее пристреляли высоту и теперь с поразительной точ-ностью, не жалея ни своих, ни противника, расстреливали всех находившихся на ней.

VII

Зарко с добровольцами спрятались в трехнакатный блиндаж противника, где в беспорядке валялись матрасы, банки из-под пива, плоские бутыли бренди... Когда пыл миномётчиков противника угас, Роман сходил за Линдой.

К ним заглянул Душан:

- Се населье!*

Видимо, Душан подсчитывал потери отряда. Потери по-терями, зато теперь фруктовый сад на главенствующей в округе высоте был в руках сербов.

- И мойа домовина ближе! - обрадованно произнёс Зар-ко, перевязывая руку, которую чиркнула пуля.

Ветер с моря помёл снег.  Находиться на открытой высоте стало невозможно. Сменившись на посту, Роман скомандовал:

- Линда,  вперёд!

Они высочили из траншеи, и, быстро перебегая простреливаемое плато от камня к камню, спустились к грабовым деревьям, серым и тоже как бы каменным. По тропе свернули к ущелью. Попали в туманную хмарь.

     Роман ступал, высоко поднимая ноги. Смолистая, вяз-кая мгла казалась бесконечной. Бесконечной потому, что не за что было уцепиться взгляду, не было никакого зри-тельного ориентира. Стало жутко, по телу побежал колю-чий озноб. Сделаешь неверный шаг и провалишься в про-пасть. Может, вернуться? Да нет. Он давно уже не молил-ся...

За кустами можжевельника послышался шум речки. Заб-резжил просвет с привязанным когда-то им крестом. Крест блестел от сырости. Мо-лясь, он не заметил, как спала дымка и на другой сторо-не реки проявились кусты. Невольно глянул в сторону и у самой воды увидел склонившегося с фляжкой хорвата. Тот его в тумане еще не видел. Здоровенный детина.

Хорват заметил его. Потянулся рукой к кусту, у кото-рого чернел автомат.

Роман отчетливо видел волосатую переносицу, расши-ренные глаза. Но он-то не вооружен! Не ожидал в глухом месте встретить кого-то.

     Хорват дёрнулся -  рука   не   доставала   до  приклада.   Бо-тинки   его              подвели, скользнули по мокрому валуну - и он поехал вниз.

Справа кто-то рысью прыгнул на хорвата и сбил в во-ду. Всплеснув руками, тот пытался выбраться. Пятнистая шкура накрыла его шею. Хорват забился, погрузился в во-ду с головой, вырвался на мгновение, замахал кистью и скрылся совсем. Лишь помятая кепка, покачиваясь, поп-лыла по течению.

- Линда! Ко мне...

Собака, осыпаясь брызгами, подскочила к хозяину.

- Скорее отсюда!  Он, может, не один...

Побежали вверх по тропе, каждое мгновение ожидая ав-томатной очереди в спину.

О случившемся Роман рассказал Зарко, и тот подергал его за ухо:

- Тебя что, учить надо, как маленького, что надо брать хотя бы "калашник"?

Роман хотел было возразить, что не дело молиться с автоматом, но отныне ходил к ручью вооружившись и поче-му-то всегда в своих молитвах поминал и этого неудачли-вого вояку, поскользнувшегося на камнях.

VIII

Зарко часто поглядывал за хребет, где было его село, и однажды, заметив дым над горой, сказал:

- Мне домой надо наведаться...

- А нас не возьмешь?  - спросил его Погожев.

- Я один...

Он ушёл на день, а вернулся через три. Лицо было бледно-зелёным, руки в ссадинах, опухшие, а под ногтями тёмная канва не то от грязи, не то от запёкшейся крови.

Ничего не сказал, лишь поместил в верхний уголок землянки фотокарточку с изображением приветливой женщи-ны в белом платке и двух девочек с косичками, потом сел, закрыл лицо руками и заплакал.

Ни ел, ни пил, и только всё теребил Рому:

- Помолись за...

Вскоре от Душана они узнали, что даже детей не пожа-лели "усташи": стреляли по ногам малюток - ступни так и отлетели. Показал Душан документы хорватского офицера и двух сержантов, которых он заставил рыть могилы жене и дочерям, а потом гнал по лесу и одного за другим приканчивал.

Зарко стал беспокойным, настырным и злым. При случае и без случая теперь ругал Дмитрия и Романа:

- Хватит сопли сушить! Надо усташей...

Снайпер попал Линде в ухо. Дражкович принес винтовку с оптическим прицелом и сунул Погожеву:

- Глаза протри!

Несколько дней Дмитрий высматривал стрелка, пока не обнаружил между камнем и ветками можжевельника щиток. Изредка в отверстии щитка поблёскивал зрачок окуляра. Надо было выжидать...

Вот над щитком появилось две каски.

- Хавать принесли?.. Ну, я тебе похаваю...

Но какая из них голова снайпера? Что-то сверкнуло. Стакан. Вот тот запрокинул голову. Допивает последний глоток... Нажал на спуск. Голова опрокинулась назад, а стакан блеснул в кустах...

Дражковича постоянно куда-то гнало. Он на недели уходил в тыл противника, теперь прихватывая Романа и Линду. Собака их часто выручала, находя мины, учуивая хорватов в самых неожиданных местах. Про эту троицу с одноухой ов-чаркой стали ходить легенды. Хорваты за голову любого из них обещали приличную сумму. Но им пока везло, и они сухими выходили из самых опасных переделок.

Гибли солдаты, офицеры, добровольцы. Роман отпевал их, понимая, что неспроста его нарекли когда-то Романом Сладкопевцем. Его ранее слабый голос теперь об-рёл силу, звучал ладно и высоко над ставшей ему дорогой и близкой горной страной.

IX

Сыпались сообщения о том, что в Боснии мусульманами сожжено и вырезано одно сербское селение, другое, число убитых исчислялось сотнями. Жертвами становились мирные люди, старики и дети. Одному старику выбили челюсть, сломали руки и ноги, перерезали горло от правого уха до левого, подвесили за живот и потом ещё выстрелили четы-ре раза в голову.

- Вы как хотите, а я туда! - сказал Погожев. - Видно мне не избежать новой встречи с воинами Аллаха...

- И я с тобой!  - стал собираться Дражкович.

- А как вы будете без нас? - Роман потянул за ошей-ник Линду.

Они вместились в кузов первого же грузовика, отправ-лявшегося в Боснию. Машина долго лезла по извилистой дороге, за бортом которой плыли уже как бы знакомые картины. Проезжали села с церквями без маковок и крестов. Стены домов были обрызганы тысячами осколков и пуль. На въездах и выездах их останавливал патруль и проверял документы.

На пустой улице одного безжизненного городка Роман увидел танк с надписью на башне: " Пусти ме да гинем!" - " Пусти меня погибнуть", - перевелось мгновенно.

По лесу, где еще недавно прятались мусульманские снайперы, увеличили скорость.

- Пусти ме да гинем! - бубнил Роман.

Из-за горы затемнела черная туча. Захлестал дождь.

Просветлело лишь к вечеру. Солнечные лучи не спеша прогревали воздух, подсушивали намокшие бушлаты. Вокруг парила теплом влажная земля.

Въехали в мощный хвойный лес, перемежаемый низким подростом. Заметили хмурых пленных мусульман, пилящих сосны под присмотром сербских солдат. Повсюду среди де-ревьев рыли землянки, клали накат из бревен и поверху набрасывали землю. Амбразуры смотрели на странный город с домами без крыш, затянутый туманной пеленой.

Командир этого участка фронта полковник Миня, не-большого роста, небритый, нервный, с красными глазами черногорский серб, послал приезжих размещаться в барак.

Устроились в комнате с буржуйкой, в которой одеяло заменяло дверь. Разложили вдоль стены боеприпасы. Рас-топили печь и развесили сушиться мокрые вещи. Линда улеглась рядом с буржуйкой и сразу засопела.

Хотелось с дороги отдохнуть, но гонг сорвал с коек. В считанные секунды уже были в траншеях. По склону са-ранчой лезли мусульмане.

- Ну, ко мне! Ко мне! - Зарко лежал за пулеметом, в котором быстро укорачивалась лента патронов.

Вокруг валялось так много гильз различных калибров, что в нескольких местах они ковром покрыли землю, по-добно опавшим листьям.

Атака захлебнулась, но Зарко не унимался, теперь уже выборочно доставая одного убегавшего мусульманина за другим. Сзади вперед пробежали солдаты. Зарко подхватил свой пулемёт и следом. Сбоку запрыгали фигуры Романа и Дмитрия. Вот они оказались в низине, где лобовой огонь с высоты напротив уже не брал - мёртвое пространство.

Дальше - на крутой склон. Перед глазами замелькали ноги в ботинках. Это противник. Он поворачивался и, отстреливаясь, убегал.

Зарко приподнял пулемёт. Бегун перепрыгнул через окоп, еще раз развернулся и бросил, как показалось, черный комок. Зарко обдало жаром. С ходу свалился на землю. Не зная почему, потянул руки к отлетевшей в сто-рону пилотке... Кто-то наступил на нее... Стукнул в жи-вот... Голова закружилась, будто он на карусели. И вот "карусель" стала набирать скорость: Что-то кольнуло в спину ниже поясницы... Пощупал, кровь... К горлу подс-тупила тошнота... В глазах - обрыв, гора, чья-то фигура вертится...

Кто-то стал трясти за плечи. Резкий запах ударил в нос. Въелся в глаза... В глазах просветлело... Небо, горы, обрыв перестали вращаться.

X

Дмитрий с Романом в волне атакующих, преодолев подъем, взбежали на высоту и оказались на окраине города. Залегли у опрокинутого взрывом автобуса. Далее можно было пробираться вдоль высокой дорожной насыпи.

За автобусом застрочил пулемет.  Погожев бросил гра-нату и прыжками в кювет. Роман за ним. Пули просвистели прямо над головами.  Вот желоб водостока.  В него.  По-ползли, не зная, куда он ведет.

Где-то рвались мины, каждый взрыв отдавался над головой. Они оказались в настоящей ловушке - дай по ней очередь и не промажешь.

Вылезли. Рядом дом обугленный, без крыши. Черные скелеты стен. И речь непонятная. Спинами к ним нес-колько мусульман стреляло в мелькающие вдали фигуры.

Погожев сходу выпустил по врагу целый рожок. Заско-чили в окно. И тут Роман остановился. В углу в куче му-сора он увидел женское тело с опаленными волосами и сожженными до самой кости пальцами рук. Повернул тело - под правой грудью чернело несколько пулевых отверс-тий.

- Сблизи стреляли!

Около тело мальчика с ножевой раной в грудке. Романа закачало. Он огляделся: а там ещё крошечный трупик с выколотыми глазами... В бессилии осел.

- Вперёд! - не в силах что-то сделать, заорал на не-го Погожев.

Смрадный запах в комнате не мог заглушить влетаю-щий с улицы в разбитые окна дым:

- Боже! Да разве возможно такое? - Роман возносил руки к небу.

Вокруг был глухой лес.  Рядом дышала, болтая длинным языком,  Линда.

- Ведь всё же происходит по твоей воле! Так скажи, зачем она у тебя такая?.. Неужели, неужели нельзя всё остановить? Неужели ты не пожалел даже малюток?.. Или Ты ос-леп?.. Стал бесчувственным? Бессердечным?.. Или это так и должно быть?..

Возгласы ещё долго раздавались над глухой лесной чащей. Выла собака, монах продолжал молиться и ко-го-то надрывно призывать. Неуёмно клал поклоны: вставал и снова опускался. Ему казалось, что Землю бросили на произвол дикой судьбы, и нет  иного, кроме смерти, выхода.

XI

В висках Зарко гудело, шумели разные голоса, перед глазами еще плавали разноцветные круги... И под грудной клеткой жарило, словно в глинобитной печке... Дело шло на поправку, но не так быстро, как он бы этого желал.

      Услышал, что кто-то касается его. Открыв глаза, увидел перед собой Романа. Тот зас-тёгивал у него пуговицы.

- Живой!

Роман обнял лежащего на койке. Осторожно потрогал корону бинтов на голове. И виновато произнёс:

- Зарко! Мы скоро уходим на дело. Нам наш полковник уже задачу поставил. Так что, если не вернёмся...

Глаза Дражковича взмолились.

- Подождите меня. Я вот-вот оклемаюсь...

Задание для группы Зарко было привычным - взорвать вражеский склад. Там мусульмане копили оружие, боепри-пасы, которые потом использовали против сербов.

- Линду берём?

- А как же...

Углубились в орешник.  На перекате перебрались вброд че-рез речку.  Долго шли вдоль густого склона, потом лезли на скалу. Пересекли дорогу, снова завиляли по тропе.

Вдруг бегущая впереди собака присела у кочки.

- Мина! - крикнул Роман.

Погожев прошел вперед, разгреб землю в одном месте, потом в другом:

- Паштет!

- Мины по кругу... - насторожился Зарко.

Погожев достал фляжку с ракией, глотнул и протянул Дражковичу. Вскоре замаячила роща. И словно приклеенный к валуну, дощатый домик. Всмотрелись в зелень, где воз-вышалась замаскированная пожелтевшим дёрном землянка. Из неё вышли двое. Один длинноногий сутуловатый с под-сумками на поясе. Второй пониже. Поверх формы на нем белел засаленный передник. Они сходили в кусты и вернулись.

- Вон там склады! - Зарко показал на ельник.

Дверь землянки по-кошачьи взвизгнула. Снова показал-ся человек в переднике. Погожев прыгнул на него сзади. А в следующий момент вход в землянку был уже распахнут и туда на адские крики полетела граната.

Тр-рах!

Роман в землянку. Чад. Дым. Духота. Вокруг стола разбросаны те-ла. Но тут один "убитый" зашевелился и потя-нулся к ножу.  Роман нацелил ему прямо в лоб дуло и на-жал курок.

Когда за спинами поднялись огромные столбы черного дыма полыхающего склада, ускорили шаг. Кругом ни звука, ни шороха. И даже в небе ни единой птицы. Вот сзади ахнуло - это взорвались боеприпасы.

Пошли змейкой. Впереди Линда, потом Зарко, Роман и Погожев. Подойдя к шоссе, залегли в кустах. Надо огля-деться. Зарко перебежал дорогу. Погожев направился сле-дом, и, когда уже был на середине полотна, из-за скалы появилась бронемашина. Погожев скатился в кювет, и они с Зарко быстро полезли на холм.

Бронемашина остановилась.  На дорогу высыпали солда-ты.

XII

Роман залёг у обочины. Двое мусульман пошли вперед. Роману показалось, что на него смотрит каждое дере-во, каждый куст. Двое шли в его сторону, но не замечали его. Роман дал короткую очередь. Один упал, как подкошен-ный. Второй, размахивая руками, бросился назад.

Роман выскочил на асфальт, но прямо перед ним защёлкали пули. Назад. За камень. В заросли. Видел, как за ним побе-жало несколько человек.

По тропе нельзя - там мины.  Нарвешься без Линды. На склон. Выше. Выше. Выглянул из-за куста - внизу мелька-ли фигурки.  Много их. Над головой просвистело. За кам-ни. Перебежками. Впереди показались еще фигурки. Откуда они? Обошли... Глянул на поднимавшийся дымный шлейф громыхающего взрывами склада. Рядом словно из-под земли вырос мусуль-манин. Прыгая в яму и стреляя налету, почувствовал, как плетью ударилась оземь рука с автоматом.

Не мог сообразить - почему рука. Перекатом за камни. Левая рука, в которой держал автомат, повисла. Ноги несли сами собой к камням. Еще мгновение, и он за камнями! По булыжникам захлопали пули. Скосив глаза, посмотрел на пальцы... Они посинели, но не раз-жались. Крепко держали шейку приклада. Пытаясь под-нять автомат, пошевелил только предплечьем... Тут обжи-гающая боль ошпарила все тело. Даже в горле вспыхнул жар. Всё стало казаться багровым. Взял автомат в правую руку. Он тоже стал багровым.

Смутно видел, как за кустами ползли мусльмане. Боль-но ударило по ногам, и в глазах вспыхнули золотистые зарницы. Зарницы рассыпались на тысячи фейерверков.

- Пусти ме да гинем...

XIII

Смолкли выстрелы. Линда бежала впереди Зарко и Дмитрия. Взобрались на склон, огляделись, увидели в ста метрах у камней много людей.  Прижались к земле. Из их рваной речи ничего нельзя было понять.

- Косим? - спросил Погожев.

- Подождем...

Они лежали в кустах и следили за тем, как люди,  жестикулируя, что-то бурно обсуждали. Потом к ним подошло еще несколько человек. Напрягая зрение, всматривались в происходящее, но понять ничего не могли.

Что там с Ромой?.. Ранен?..

- Ну, давай, - теребил его Дмитрий.

На ремешке скулила Линда.

- Нет больше любви, чем погибнуть за друга! - Пого-жев поднялся.

Зарко сильно  ухватил  его  за руку и прошипел:

- Легкой смерти ищешь! Чёрта с два... Я за своих де-вочек еще не расквитался...

Тут Линда вырвалась, и её хвост заметался по высокой траве. Зарко с силой прижал к земле Погожева. Собака, преодолев короткое расстояние, врезалась в толпу. Кто-то заорал. Кто-то завизжал. Толпа как бы развали-лась. Фигуры кинулись наутек. Раздалась очередь.  Потом вой.  Снова очередь.  И визг.

- А-а!.. - Погожев вдавился кулаками в землю.

      Пролежав еще  час в кустах,  они видели,  как чьё-то тело положили на плащпалатку и понесли. А на опустевшем взгорке осталась лежать собака с размозжённой головой и бордовыми пятнами на шкуре:

При тусклом закатном свете Зарко опустил Линду в вы-копанную яму, Погожев ушёл в кусты, сидел там недвижи-мо, вздрагивая плечами и что-то бубня, и стал засыпать каменистой глиной. Сверху воткнул худенькое деревце, которое затрепетало на ветру своими крошечными листоч-ками, словно туча бабочек вдруг замахала своими крылыш-ками, пытаясь что-то поднять из земли.

XIV

Полковник Миня был доволен. Не скоро мусульмане те-перь смогут пополнить свои боезапасы. По просьбе Зарко и Погожева он приказал радисту связаться с противником и разузнать всё о Романе. Радист выяснил, что на горе убит какой-то особый воин. Мусульмане приняли его за большо-го православного начальника - на груди у того деревян-ный крест, на спине матерчатый крест с землей. Ещё и собака на защиту его кинулась. Непростой человек!

Попросили выдать тело убитого.  Мусульмане сразу за-ломили большую плату. Сначала затребовали в обмен на те-ло пять пленных мусульман, потом с каждым сеансом связи добавляли по одному.

Полковник скривился.

- Миня! Мы вам их двад-цать притащим! - взмолился Погожев.

Зарко тоже утвердительно закивал головой. Полковник дал согласие на восемь, а мусульмане уже пятнадцать требуют.

Фронт замер в ожидании обмена. Стрелки "командирс-ких" часов на руке полковника показывали условленное время. Но на стороне противника никто не появлялся. Ми-ня, отогнув ветку, посмотрел в бинокль. Сзади в кустах под охраной сербских солдат нервничали мусульмане, приготовленные для обмена.

Полковник подождал, снова посмотрел на циферблат и взмахнул рукой:

- Огнь!

Всё затрещало, забахало - это сербы давали предупре-дительный залп по нарушавшим договоренность мусульма-нам.

Вот в противоположном лесу замахали флагом. Двое солдат - один с мешком на спине, другой с флагом - поя-вились на дороге и, не торопясь, направились к сербам.

Им навстречу, подгоняя один другого, под охраной двух автоматчиков заспешили пленные. За всем происходящим следили дула сотен автоматов и пулеметов с обеих сторон. Вот мешок с плеча мусульманина перевалил на плечо серба - двенадцать пленных быстро-быстро засеменили к опушке.

Когда вскрыли полиэтиленовый мешок, то увидели расч-лененные части чьего-то тела - кисти, ноги... Голова Романа. Волос белый. И не как прежде, стянутый в косич-ку, а растрёпанный.

- На десять частей разрубили...  - сказал полковник, закрывая ладонью свои глаза.

Погожев, не чувствуя ног, взлетел на бруствер, вых-ватил пулемет из проема и стал поливать трассерами.

- Падлы! Обрезанные! Подонки!

XV

Хоронили Романа на склоне горы, уж очень похожем на то место, где он погиб. Такая же лесистость вокруг, та-кая же открытость небу, такой же глухой, изредка нару-шаемый покой.

Погожев переводил глаза с закрытого гроба на серб-ского священника в поручах, машущего кади-лом, и повторял про себя:

- Нет больше любви той, чем положить жизнь за други своя... За други своя...

Ближе всех к гробу стоял Зарко и плакал... Раздались выстрелы. Гроб лег на каменистое дно, и полетели сверху комья. Ветер  затянул протяжную мелодию, затре-петала листва на деревьях, и над всем  горным бескрайем высоко поднялось округлое светило с горя-щими от стыда за наземную жизнь щеками.

После дежурства Погожев привалился спиной к куче песка на дне траншеи и уснул. А проснувшись, не поверил своим глазам - кто-то отечески накрыл его шинелью, под голову положил вещевой мешок, а на ноги набросил фуфай-ку.

- Вставай, братишка! Надо данное слово выполнять.

- Касьяныч? - произнес, а увидев склонившегося над ним Зарко, добавил: - А, это ты...

Они ещё раньше заметили, что недалеко от передовой между двумя высотами есть тропа, по которой мусульмане ходили в селение. Направились туда в обход. Спустились в лощину. Спотыкаясь о камни, добрались до склона. Чем ближе становилась тропа, тем шаг был острожнее. Поднимая ноги, ступали тихо, почти не дыша.

Зорко каким-то чудом заметил протянутую через долину проволоку. Тонкую, как струна.

- Растяжка...

Мина натяжного действия - тронешь проволоку, и срабо-тают взрыватели. Погожев легонько прижал пальцами металлическую нить к земле. Зарко задрал свою ногу, как неимоверную тяжесть, и сделал шаг вперед. У Дмитрия засвербило в горле, он так вспотел, словно его облили водой, и тоже переступил. Еще осторожнее двинулись между дубами, ко-торые в темноте казались уродливыми привидениями. Пока-зался тусклый просвет села. И тропа. Залегли.

Вдруг какая-то качающаяся тень... Но вот она, почуяв опасность, рванулась в сторону. Погожев кинулся сле-дом... Зарко метнул нож... Послышался вскрик. И две те-ни накрыли упавшего. Через мгновение во рту того уже торчал кляп. Зарко вытащил из бедра лежащего нож.

Положив пленника на брезент, понесли. Впереди та са-мая растяжка.  Еще в десяти метрах от неё неудачник за-дергался, забился, как припадочный. Когда его проносили над проволокой, тот чуть не вывалился из брезента.

- У тебя веревка есть?  -  спросил  Дражкович.

- Только бинт.

Погожев протянул белый комочек.  Зарко прихватил ко-нец к проволоке.  Отошел, лег и, почувствовав натяжение, дернул.  От треска словно разверзлось ущелье.  По горам загуляло эхо. Казалось, вся зелень посыпалась на землю, а обнажившиеся дубы повырывало с корнем.

- Это пятый! - Зарко втолкнул к полковнику пленного.

- Лепо ствар!** - довольно потер руками черногорский серб.

XVI

После отъезда сына в монастырь мать Романа на время успокоилась. В монахи, так в монахи. Главное, что сын её жив. А повзрослеет - может, и вернется к обычной жизни.

Время шло, материнское сердце не унималось, и её всё сильнее тянуло к нему. Выбрав свободный день, она на-пекла пирожков с мясом, наварила пельменей и поехала в Задонск.

Ехала и представляла, как увидит своего Рому, как он улыбнётся и  прижмется к ней. А если будет недоволен её приездом, то оставит гостинцы, извинится и сразу уедет. Главное - сына повидает.

В монастыре нашла инока Ферапонта, который сказал ей, что Роман больше в монастыре не живет, и отозвался о нем почему-то самыми неприглядными словами. И сразу же попросил ее не гневить их епископа и покинуть немед-ленно обитель.

Уже у ворот Кирпишину догнал Филиппыч и поведал все, что знал про "братку", как он  однажды убежал с соба-кой в "скит", что там произошло, и что тот, видимо, последовал за своим духовником - батюшкой Гурием.

Отца Гурия в больнице уже не оказалось. Мать выясни-ла, что тот с "расстриженными" сестрами подался на се-вер восстанавливать какой-то монастырь, но куда именно - никто не знал. Каким-то образом она выведала, что сын её после всего случившегося в "скиту" приезжал в город и заходил в военный комиссариат.

- А, это ваш сын Роман? - вспомнил призывника мичман и сразу же замахал руками. - Ничего не знаю про него... Ничего! Не приходите больше...

     - Я его к попам послал! - рявкнул на мать военный комиссар.

Кирпишина не унималась. Найдя бывших паломниц Свя-то-Тихоновского монастыря, которые продолжали навещать батюшку Гурия на севере, она выяснила его местонахожде-ние и приехала в этот холодный белокаменный монастырь у пустынного озера, где узнала от священника, что её сын уехал добровольцем защищать сербов.

Мать долго не могла прийти в себя: она всё делала, чтобы уберечь сына от армии, от военной службы, от все-го связанного с оружием, с насилием, а он, минуя мирную армию, попал на настоящую войну.

Обратилась к властям, но и там ничего вразумительно-го никто не смог сказать, лишь грубо отшили:

- Мы наёмниками не занимаемся...

Написала в Московскую Патриархию, на что за подписью секретаря их митрополита получила просто кошмарное, чуть не уложившее её снова в постель, письмо.

Связалась с Сербским консульством в России, с Серб-ским Патриархатом, но и оттуда ничего незначащие отве-ты: " сведениями.... не располагаем", "такой не значится..."

Сведущий дяденька по секрету сказал ей, что Сербия принимала добровольцев негласно, и поэтому, если что и знает, то, стараясь избежать очередного скандала, все равно ничего внятного не сообщит.

У одной также разыскивающей своего сына матери уви-дела плёнку, присланную той кем-то из Сербии. На плёнке были сняты чьи-то похороны.

Как обрадовалась мать, увидев среди стоящих у гроба своего поющего Рому.

- Жив!..

Надо было во что бы то ни стало искать! Но что бы она ни предпринимала, ничего выяснить не могла. Даже поездка на последние сбережения в приведшую её в ужас балканскую землю ничего не прояснила. Так и осталась мать с одной лишь надеждой на возвращение Ромы и час-то-часто стала ходить в церковь и заказывать молебны за здравие сына, боясь заказать молебен за упокой.

XVII

Творилось что-то невероятное: в Крайине хорваты пе-решли в наступление, а сербы всюду отступали. При пер-вых же печальных известиях с хорватского фронта Зарко заявил:

- Мне надо туда!

- Возьми и меня с собой, - сказал Погожев.

Брать транспорт было не у кого, командование сербов парализовало. А чтобы быстрее добраться до Крайины, на-до было двигаться по тылам мусульман.

Солнце уже клонилось к закату, когда Зарко с Дмитри-ем покинули лагерь и вошли в густые лесные дебри. Их обступили толстые стволы, похожие на чугунные колонны, глубоко и прочно вкопанные в землю. Идти было опасно: каждый шаг мог быть последним; но надо было спешить - другого выхода не было.

Для ночлега выбрали место рядом с говорливым ручьем: склон защищал от ветра, высокие ветви - от накрапываю-щего дождя.

Когда улеглись, Погожев прополз поближе к уже погас-шему костру. Кострище было теплым, под пушистой золой тлели угли. Он разгреб их, нашёл испеченную картоху и принялся сдирать кожуру.

"Какой черный лес! Как у нас, на Псковщине... Какое черное небо! То же, что у нас, только на Кавказе... А чем эти места не мои?.. Да и какие места на земле ты можешь считать не своими... Арцах, древний Арцах - твой... Абхазия, чарующая Абхазия - твоя... Приднест-ровье с полноводным Днестром - твоё... Крайина... Бос-ния... Всё твоё!.. Вот, выходит, какой ты богатый..."

Утром снова двинулись вперед. Вокруг заросли. В низких болотах пахучие заводи. Лицо задевал свисающий с веток седой мох. Остановиться, полежать было некогда. Натал-кивались на срубленные деревья, на лежанки из ветвей, на кострища. Не одни они двигались на выручку Крайине.

Вот, наконец, дорога. А по ней поток беженцев на по-возках, машинах, тракторах, все бегут. Сербы уходили. Почему такое происходит - никто толком пояснить не мог.

- Усташи!- кричала старая бабка в дырявом платке, сидя на мешках с утварью в громыхающей телеге. Колеса с железными ободами крутились тяжело.

Пошли по обочине в обратном от всеобщего потока нап-равлении. У наспех переодетого в военную форму старого солдата с розовой, обветренной кощей щёк узнали, что города и села сдаются без боя. Только редкие смельчаки остаются их защищать.

Время от времени уже где-то впереди бухал миномет, раздавался дробный стук пулемета. Две мины приземлились в неубранной кукурузе, лишь сорвав со столбов телеграф-ные провода.

Беженцев становилось все меньше.  А лица у последних все напуганнее, и они не ехали, а гнали, забивая плеть-ми, лошадей. Выжимая газ до предела, прогромыхал грузо-вик с выбитыми стёклами.

XVIII

Вдали дымно полыхало селение. В крайнем хуторском дворе спугнули кур, которые беспечно расхаживали, клюя шелуху. Зарко взобрался на косяк взорванной церкви, ко-торая растопырила свои стены прямо в небо. Все, что ос-талось от купола и крыши, дымилось внизу.

Увидел вытягивающуюся из низины колонну:

- Усташи!

Он знал, что отсюда шла через перевал дорога, и она была кратчайшим путем к следующему городку.

- За мной! - спрыгнул со стены, показал на возвышен-ность.

Погожев хотел выяснить всё подробнее, а потом поду-мал:

"Да какая разница..."

Пошли быстро. Вдоль дороги. Потом вдоль каменистой реки. Вода серебрилась и невнятно клокотала. Стали под-ниматься, обходя валуны. Река собиралась в узком горле, переваливалась и падала уже далее в никуда. А над пеной изогнулась высоченная во всё небо цветастая радуга. Ка-залось, она одним концом опиралась на балканские горы, а другим выгибалась и уходила в сторону Кавказа, может, Псковщины, может, Задонска...

Полюбоваться бы, да некогда. Вот укоротились де-ревья, превратились в кривые крохотные деревца, травя-ной покров пожижел, и в лицо ударил хлесткий ветер. Знакомая крайинская природа.

В длинной котловине тянулась цепь озёр. Зарко остано-вился, с волнением разглядывая очертания гор по гори-зонту. Ему трудно было вспомнить, сколько раз он уже видел этот контур, эту покатую озерную падь, такое се-рое моренное плато, очерченное окружием гор. С их высо-ты отчетливо было видно, как далеко внизу по серпантину извилистой дороги лезла колонна.

- К той вон скале...

Показал на возвышавшуюся у входа в озерную горловину расщелину, в которой проседала дорога.

Погожеву команда Зарко показалась странной. Неужели он с ним вдвоем намеревается остановить эту бронирован-ную лавину? Но обсуждать не время. Да и сюда он пришел воевать. Залез на скалу. Камни на вершине были разбро-саны так, что по всему было видно - тут лежал человек, встроив ствол оружия в прощелину. Место, выходит, пристрелянное. Разложил рядом рожки, устроил поудобнее автомат.

Зарко возился у дороги и вскоре тоже влез на камни, стряхивая пыль с рук. Выложил перед собой гранаты.

Где-то недалеко за поворотом гулко затарахтело.  Вот высунулось дуло, потом показался танк. Он шел медленно, выбрасывая в небо клубы дыма. За ним сверкали на солнце стекла броневика, далее - крытого грузовика. Вылезающая змея казалась бесконечной.

"Один, два... шесть..." - Погожев считал машины.

Вот стали видны очки у сидящего в грузовике рядом с водителем офицера. Танк, преодолев подъем, направился под скалу. Зарко взял гранату. Погожев навел прицел на офицера. Танк, обдав дымом утёс, вошел в рас-щелину. Зарко зажал уши. Танк показался с другой стороны.

"Не сработала!"

Зарко, боясь потерять секунду, бросил гранату в уже входящий под их скалу броневик. Горы сотрясло каким-то двойным взрывом. Броневик запрокинуло на бок. В вывали-вающихся из него людей полетела еще граната. Застрочил автомат. Пенсне выпало из кабины, грузовик свернул но-сом в кювет. Прямо под кузовом рванула последняя граната. Все заволокло дымом. Внизу слышались крики, команды.

Дражкович метнулся на другую сторону площадки и уви-дел, как отошедший танк поворачивал башню и наводил ду-ло на скалу. Он вжался в выемку, и в следующий момент скалу сотрясло и вверх взлетела каменная крошка.

- Уходим!

Другой выстрел отколол большой камень, который отле-тел и, упав вниз, рассыпался на мелкие куски.

Погожев и Зарко уже бежали по склону, прячась за кустарник. Внизу они видели танк, который все расстре-ливал скалу. Вот в проеме  появились хорваты. И вслед убегающим засвистели пули.

Вверх нельзя - там открытое пространство. Вниз - там враг. Только прячась за кусты, только так - и вдоль склона. Скорее. Заскочили за изгиб горы. Отдышались. И снова - по каменистым скатам.

А рядом озеро вдоль ущелья с густым ле-сом на противоположной стороне. Склон впереди - как бесконечность. Бежать так дальше - уже рисковать. Могут заметить.

Надо бы в лес. А там снова, уже на перевале, перере-зать дорогу.

А как в лес?

Переплыть озеро!

Спустились. Вбежали в холодную воду. Сразу попали на глубину. Поплыли. Деревья на другом берегу приближа-лись. Вот она, спасительная зеленка, где хорватам их уже не достать. Вот уже различимы огромные корни подмы-того на берегу дерева.

Но почему кроны плывут?

Дошло - сносит течением.

Сносит к  хорватам!

Сзади взлетели фонтанчики. Спереди.

До берега метров тридцать, не более. Тут Зарко вскрикнул. Погожев увидел, что тот работал только одной рукой, головой буравя перед собой воду. Поплыл к нему. Справа взлетел столб воды.

Из танка!

Заметил, как Зарко хватил ртом воздух и скрылся, снова вынырнул и уже, пуская пузыри, пропал. В пле-чо Погожева что-то кольнуло. Резкая боль в спину... Он нырнул - увидел удаляющегося в водном тумане и как бы прощально махающего ему Зарко. Следом. В ушах сдавило.

Дотянулся кончиками пальцев до его руки, и они сце-пились... Потянул на свет... Заметил, как лицо Зарко осветилось... В груди сдавило... От плеча заалело ма-рево... Ногами... Ногами... Они ведь сильнее рук!.. Вон она, расплывчатая поверхность озера...

Ещё немно-го...

Ещё...

XIX

Когда выскользнувший месяц блекло осветил заснувшее озеро, на его поверхности покачивалось не то два мешка, не то два бревна. Их медленно несло мимо склоненных к воде крон... Длинные ветви касались странных, похожих на человеческие лица, очертаний... Предметы колыхались друг за другом... Вот их закружило в слабом, всё уско-ряющемся водовороте... И потащило вниз... Но и здесь ни сила течения, ни круговорот, ни мрачные подводные прег-рады не могли разъединить их...

Прошли годы. Военные действия на Балканах то улега-лись, то тлели и снова разгорались. Крайина прекратила своё существование, и от неё остались одни лишь воспо-минания в памяти уцелевших в ту годину сербских бежен-цев.

Дражковича искать было некому, война забрала у него всех близких. Родители Дмитрия сначала прикладывали усилия к поискам сына, а потом, то ли от безысходности, то ли от боязни сделать ему хуже, опустили руки.

Мать Романа постоянно наведывалась в далёкую бал-канскую страну и объездила там почти все кладбища... Быть может, она и проезжала недалеко от той мохнатой горы, на которой покоились останки её сына, но не знала об этом, и каждый раз, вернувшись из поездки, шла в церковь и из последних сил молилась.

Один прозорливый старец ей как-то сказал:

- Или схимником стал твой Роман или убит. Был ранен в грудь. Страдальчески смерть принял. Лицо его исколо-то, как бы иголками, но не знаю, глаза выколоты или нет...

Отец Гурий поконфликтовал с Московской Патриархией и снова вернулся в её лоно; епископ Лев сменил на кафедре почившего Митрополита и послал вместо себя поправлять дела в Задонском монастыре отца Лаврентия; игуменья До-сифея на святой скитской земле открыла ночной клуб, и туда те-перь наведывались новые русские, а Филиппыча вскоре попросили из обители. Бородатый же мичман на заработанные доллары возвел себе трехэтажный особняк в самом престижном городском районе.

Течёт в своем смутном движении река времени, где срываясь с порогов и сотрясая берега, где сворачивая в узкие протоки и попадая в заболоченные озёра. И в пото-ке этом искрометными всполохами проносятся судьбы тех, кто, разгоняя заводь времени, неуемно бился за иную жизнь даже тогда, когда один на один оставался со всем продавшимся миром.

Прощайте,

Роман,

Дмитрий Погожев,

Зарко Дражкович,

Бульба...

Прощай, Крайина...

* Cе населье - в пер.  с сербского -  с новосельем.

** Лепо ствар - в пер. с серб. - Нужное дело.

Михаил Фёдоров