Повесть

Вместо предисловия

Откуда-то сверху незримо струился  свет. Он превращал белые детали одежды во что-то флюоресцирующее,  ярко-фиолетовое, как бы потустороннее. Ощущения усиливала нежная, кем-то тщательно подобранная, медленная и очень приятная музыка. Новые и хорошо известные мелодии настраивали на что-то весьма необычное.

Зал был со вкусом обставлен. Ничем не примечательные ресторанные столики, слегка отделенные друг от друга панелями с цветами, располагались <кабинками> по периметру помещения, который замыкался у традиционной стойки бара. В центре зала притягивала к себе внимание сцена-подиум с вертикальным першем, который многим гостям прежде приходилось видеть исключительно в голливудских фильмах.

Однако одно дело наблюдать этот антураж на экране, а другое, как очень скоро выяснилось, - наяву.

  Воздействие света, музыки и обстановки оказалось лишь подготовительным этапом к  основному и весьма продолжительному  действу.

Уже потом, осмысливая свои ощущения и эмоции, сравнивая их с прежде виденным и прочувствованным, наш герой пришел к выводу, что столкнулся лицом к лицу с феноменом обольщения красотой и красотой обольщения.

 Появление танцовщиц поначалу перехватывало дух. Их плавные отточенные движения были поставлены таким образом, чтобы эротическое воздействие проявилось максимально.   Оно, несомненно, усиливалось главным обстоятельством: едва обозначенные полоски белья отчетливо и эффектно подчеркивали полную обнаженность тел, которые демонстрировали все свои очевидные достоинства.

В представлении не наблюдалось и намека на пошлость. Более того, по ходу восприятия время от времени невольно напрашивались сравнения с высоким искусством  феерических представлений античности.

Но - не надо подозрений в неискренности! - зрители испытывали также и желания, явно уходящие корнями в преисподнюю, особенно, когда по ходу своих откровенных танцев девушки всякий раз подходили к  столикам зрителей.

Тут уже молодому, восточной внешности человеку с правильными чертами лица вспоминались инструкции, данные перед входом в зал знакомым, инициировавшим поход на   этот ночной спектакль:

- Танцовщицы - основа успеха заведения. Они, конечно же, получают за свой труд неплохую зарплату. И владельцы, подобравшие и обучившие этих куколок, их тщательно оберегают. Поэтому прикасаться к девушкам категорически запрещено. 

Однако, когда они подходят к зрителям, не возбраняется помещать под бикини стимулирующую сумму наличных. Куколки это даже приветствуют, ведь в результате  увеличиваются их собственные гонорары, потому что такие деньги не делятся и не сдаются в общий котел, а поступают в личное распоряжение. 

Хозяева даже молчаливо приветствуют подобную дополнительную мотивацию старания. 

Одевшись, танцовщица может минут на двадцать присесть к столику для беседы. Но не более того. Развязности не допустит охрана. Это -  не публичный дом.

:От девушек веяло прекрасной французской парфюмерией, облагораживающей европейским шармом разнообразие восточных ароматов, что, безусловно, было призвано  довершить эффект эротического воздействия.

Но удивительное дело! Легкое прикосновение при <передаче> заслуженного гонорара всякий раз пронзало, удивляло и остужало одновременно - тело танцовщиц было покрыто легкой испариной, но при этом было холодным, словно талый лед.

Присаживаясь рядом с клиентами, девушки так же уверенно, как и танец, исполняли прекрасно отрепетированные роли юных особ, которые демонстрируют, что не прочь стать желанными, но не хотят, чтобы их принимали за всем и всегда доступных девиц.

Их нежный возраст и модельная красота, безусловно, обязаны были способствовать процветанию заведения и его владельцев.

Оставив на потом объяснения, Фадель - так звали уже немного знакомого нам юношу -  решил первоначально выяснить, что движет этими прекрасными созданиями и сродни ли они античным гетерам, которые развлекали греческую и римскую знать обнаженной красотой и разносторонне образованным умом. 

Его ждало разочарование.

Девушки, подсаживавшиеся за столик, оказывались простыми студентками, которые только начинали свой путь по спирали жизни и лабиринту познания всех ее тайн и условностей. Но при этом было очевидно, что они четко определили  для себя главную цель - вырваться из оков провинциальной жизни и во всеуслышание заявить о себе, найдя, скорее всего, состоятельного, спутника красивой жизни - будущего источника зависти подруг и родных.

Расположившийся рядом за столиком ночного клуба недавний знакомый Фаделя, как мы поняли раньше, был завсегдатаем этого заведения и, по всей видимости, страстным поклонником описанного зрелища. В пользу такого вывода говорили его углубленные познания и горящие неугасимой похотью глаза.

:Свежий воздух ночной улицы  отрезвил, но не до такой степени, чтобы выветрить из памяти только что испытанные эмоции. На душе остался осадок неудовлетворенности, сдобренной горьким привкусом необъяснимого желания пофилософствовать. 

Вот тут-то и подошла пора разговора с недавно случившимся знакомым.

А его так уж точно распирало.

- Ну, что скажешь, брат мой Фадель? Не правда ли они хороши? Так и хочется представить себя с несколькими сразу для полного кайфа? - Трепетавший от вожделения, все еще не покинувшего тело, голос этого оказавшегося за  тысячи километров от своей родины человека подчеркивал физиологию двигавших им стремлений. - За этими славянками нашим женщинам ни за что не угнаться!

- Неужели ты хочешь сказать, Салем, что пригласил меня в стриптиз-клуб, чтобы вновь убедиться в этом? - Фадель,  исполняющий роль соплеменника этого выходца с арабского Востока, решил расставить все точки над <i>. - Мы долго говорили с тобой о целях вашего движения, но, чувствую, что тобой движет и еще что-то?

- Как ты проницателен, брат! - Салем не заметил, что его недовольный собеседник при последнем слове слегка повел бровью. -  Представляешь, когда наш халифат наконец-то займет предназначенные для него Аллахом границы, сколько таких красавиц  будет в нашем распоряжении?! - Звуки голоса и его интонации не могли передать степени близкого к экстазу воодушевления человека, их издававшего.

- А тебе  никогда не приходило в голову, что  когда-то  кто-то до тебя уже безуспешно пытался решить данный вопрос? И не задумывался ли ты, что Всевышний уже указал достойное место всем своим неразумным чадам?

- Если бы ты не был со мной одной крови и веры, я бы подумал, что ты на стороне нечестивых, Фадель! - Воодушевлению Салема по-прежнему не было предела. - Но ты, как прекрасный богослов, должен понимать, что Ислам - не только самая молодая и правильная религия. Она же приведет нас к мировому господству, которого мы заслуживаем и к которому так стремились наши далекие предки во времена великих арабских завоеваний.

А начинать надо не с тех земель, которые пращурами уже давно освоены на севере Африки, а с Кавказа и Волги, где так много воды, нефти и: -  глаза Салема вновь загорелись неутоленной страстью - бесчисленных стад прекрасных наложниц! Ради этого можно идти на все! И великий Аллах нам в этом поможет.

- Но ведь Всевышний для всех людей один и учит нас миру и взаимному пониманию? -  Фадель продолжал следовать  своей четко выверенной линии.

- Мы и так давно заслуживаем справедливости, но теперь будем добиваться ее, не дожидаясь милости тех, кто благоденствовал, богател и процветал столько лет за счет мусульманской нищеты. - В тираде остывающего от страстных переживаний Салема зазвучал неприкрытый фанатизм. - Твои слова сродни изворотливым дельфинам. Так ты с нами, Фадель, или нет?

- Я всегда буду рядом с теми, кто нуждается в правильном слове и поддержке благих начинаний. А особенно - с людьми заблудшими и подвергающимися натиску дьявольских сил.

 Салем не понял скрытого намека в высказывании собеседника и всем видом показал свою удовлетворенность тем, что приобрел нового желанного сторонника.

А Фадель на некоторое время перенесся в невообразимо  далекое, но такое ощутимое прошлое:

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

 Легкий освежающий ветерок почти незаметно шевелил листьями пышных деревьев. К лазурному морю едва заметным уклоном спускался желтовато-красный берег. Вдали красовались всем своим видом напоминающие античные строения с колоннами из песчаника. К ним, медленно журча, стремился ручей кристально-чистой воды. Яркое голубое небо венчало своим куполом радующий взгляд пейзаж.

Идиллию завершал неизвестно откуда доносившийся нежный щебет разноголосых птиц.

На мягкой траве у ручья расположилась мужская компания в свободных белых шелковых одеждах, напоминающих туники. Вниманием молодежи полностью владел убеленный сединами бородатый старец, который тихо, с уверенностью в своей несомненной правоте, наставлял одиннадцать юношей.

- :Отец одарил вас красотой и разнообразными талантами, которые так высоко ценятся людьми. - Вещал он. -  В их обществе вас будут ожидать успех и уважение. Но следует сознавать, что в жизни - на радость лукавому - процветают алчность, жадность и зависть.

Помните, что Отец подвергает испытаниям род людской. Несите людям свет и добро. Заставляйте их задумываться над дьявольскими происками. Не пасуйте, если столкнетесь с силами, ими наполненными.

Не оставайтесь в стороне - вам нужно быть в курсе  всего. Тогда Отец, всегда безошибочно  распознающий черные души, сможет с вашей помощью вывести больше заблудших чад на путь истинный.

Люди, -  продолжал Учитель, - во  многом еще только на пути к Отцу. Пророки и его великий Сын сделали праведное дело. Но темные силы еще не везде отступили.

На ваших глазах на земле будут биться за власть и богатство, страдать от предательства и унижений, притеснений и бедности, несправедливости и кощунства. Вы воочию увидите, к чему ведут ложь, месть, коварство, лень, гордыня. Почувствуете на себе, как ядовита лесть.

Благодаря Отцу вы неуязвимы и в любой момент сможете прервать свою миссию. Но всегда будете стремиться  к людям -  таким прекрасным и несовершенным созданиям, которые нуждаются в вашем ангельском участии.

:Архангел встал и степенно удалился, любуясь окружающими красотами и чувствуя, как поднявшиеся ученики с волнением переглядываются ему вслед.

На следующий день старец пригласил каждого из своих учеников побеседовать с глазу на глаз.

Разговор с нашим героем происходил в уютной крытой беседке с колоннами и мраморным полом. Маленький столик составлял ансамбль с удобными креслами, которые располагались в точности по сторонам света, и был украшен фруктами и кувшинами с прохладительными напитками.

Беседа затягивалась.

- Ну, что же, сын мой, -  продолжал архангел, - мы  подробно обсудили твою предыдущую миссию в фараоновский Египет. Тогда твои действия помогли многим людям, попавшим в рабство язычников, обрести свободу и веру в Отца во имя  торжества справедливости.

Однако после твоего возвращения к небесному престолу на Земле утекло много воды и лет.

Аравийский народ направил на праведный путь пророк Мухаммед, который теперь по праву восседает у трона Отца вместе с сыном Его и их предшественниками.

Но среди семитов Аравии после ухода из земной жизни Мухаммеда воцарился дьявольский беспорядок. Жажда власти затмила глаза его преемникам. Особенно после того, как они покорили языческие народы Азии и Африки. Забыв святые заповеди, они бросились во все тяжкие грехи. Но, самое главное и отвратительное, - дьявольские козни толкнули их на борьбу с такими же почитателями Отца, как и они сами.

Те, в свою очередь, тоже не устояли перед кознями и соблазнами, и воцарился хаос войны и междоусобиц:

Поэтому Отец возжелал, чтобы ты заново прожил  земную жизнь, но теперь в Аравии. Пусть ангельская душа твоя, как всегда, послужит его делу, а служба эта приведет к торжеству разума божественного  и посрамлению потуг лукавого.

Не спрашиваю о готовности твоей, она неизменна. - Завершил назидание старец. - Буду направлять тебя по мере надобности. Ступай:

Глава 2 

 Огромный затемненный зал с серо-желтыми стенами венчали высокие сводчатые потолки, которые были украшены причудливыми орнаментами,  прославлявшими Аллаха, и при необходимости освещались похожими на гигантские колеса светильниками.

В гигантском помещении медленно двигался воздух, но вместе с тем возникало ощущение, что его поглощает трудно исчисляемое множество ковров, которые  покрывали собою и каменный пол, и проемы между стрельчатыми окнами.

Два чернокожих нубийских юноши в традиционных для этого африканского народа головных уборах и набедренных повязках монотонно водили вверх-вниз большими шестами, на которых красовались собранные в веер павлиньи перья. Опускаясь вниз, этот плод прогресса, которым, как совершенно небезосновательно считают некоторые, двигает лень, останавливался, чтобы вновь и вновь повторить свой путь,  не прикасаясь к голове человека, покрытой тонким белоснежным платком, который удерживали два туго скрученных кольца из конского вороного волоса, перехваченные в нескольких местах золотыми стяжками.

Эта, еще не достигшая тридцатилетия, но уже несколько округлившаяся царственная особа располагалась на специальном возвышении, восседая на золоченом троне с темно-красными парчовыми подушками.

На первый взгляд могло показаться, что эту колоритную по-своему персону полностью поглотило занятие беззвучно наблюдать за телохранителями, которые всем видом излучали готовность в любой момент отрубить головы глухонемым нубийцам, если те невзначай коснутся повелителя своими нелегкими орудиями.

Халиф Багдадский Джаафар аль-Муктадир, которого так заботливо оберегали даже в тронном зале,  правил страной не в самые лучшие для нее времена. Этому наместнику Аллаха  досталось в наследство государство, далекое от идеалов и надежд, которые двигали арабскими завоевателями,  еще пару столетий назад до описываемых событий стремившихся под зеленым знаменем Пророка покорить весь мир или хотя бы Азию и бассейн Средиземного моря.

По титулу он был правителем мира. Но доморощенные племенные вассалы почему-то никак не желали лишаться самостоятельности, не говоря уже о многочисленных народах, двести лет назад оказавшихся под господством  арабского Халифата.

За тринадцать лет до описываемых событий, в 908 году от рождества Христова, возраст Муктадира был таким же, как та часть жизни, которую он потом прожил, оказавшись перед нашими глазами  в тронном зале своего дворца. Именно в том году он по воле судьбы стал повелителем правоверных.

Его отец, халиф Муатадыд, правивший до этого десять лет, прославился беспощадностью и деспотизмом. Старший брат - Муктафи после смерти отца шесть лет продержался на курсе предков.  Им двоим путем преодоления неимоверных трудностей и применения исключительной жестокости удалось незадолго до совершенно незаметного превращения подростка Муктадира в преемника власти халифов вновь подчинить Багдаду западный и южный Иран, окончательно покорить  Сирию и даже вернуть контроль над уже посчитавшим себя независимым Египтом.

Под их давлением даже в среднеазиатской Бухаре к этому моменту стали верховодить таджикские Саманиды, что, впрочем, как впоследствии не раз выяснялось,  не помешало этим ставленникам Багдада лишь на словах блюсти присягу на верность халифу.

Людям сведущим было известно, что Аббасиды, власть которых унаследовал  Муктадир, смогли единолично возглавить халифат лишь посредством  большой крови. Они физически вырезали предшествовавшую династию Омейядов при поддержке обезумевшей толпы и, естественно, не могли после этого спать спокойно даже в собственных дворцах. 

К тому же, слишком большую силу набрали ко времени правления Муктадира придворные партии.

Их возглавляли не только визирь, на деле правивший страной, но и начальники гарема, внутренних покоев, главный полководец, а также другие сановники, подпираемые многочисленными родственниками, алчущими богатства. Ради злата-серебра эта многочисленная <рать> была способна на все. Ну а взяточничество и казнокрадство были для них и вовсе обыкновенным явлением.

В любой момент недовольные придворные могли составить удачный заговор против халифа. Такая перспектива подавляла Муктадира и с малолетства приводила его к мысли, что государственные дела лучше оставлять на завтра, давать событиям течь по их собственному руслу, а самому находить утешение в объятиях гарема и в крепком вине.

Приняв решение устроить жизнь по данному сценарию, он прогнал от себя мысль о том, что повелителю правоверных предписано быть образцом для подражания. Помимо вина и женских прелестей халиф имел слабость к игре на струнных инструментах и всему диковинному. А когда нападала хандра, его любимым занятием становились раздумья об окружающем и различные воспоминания, которым Муктадир предавался в своих покоях под мерные покачивания опахал.

Прекрасно понимая преимущества и опасности подобной ситуации, приближенные старались во всем угодить халифу. Да и как не стараться! Несмотря на такие нескрываемые предрасположенности, близкий круг отчетливо сознавал, что правитель в любой момент мог отдать приказ лидеру противостоящей партии  арестовать любого, вплоть до визиря. А уж если кому-то в суннитском Багдаде навесят ярлык шиита, то тому по велению Муктадира просто отрубят за измену голову.

Как следствие, одни, в стремлении ублажить повелителя особо не заботились о том, что затем скажут и подумают  потомки,  и ревностно  выбивали медаль, которая увековечивала пьющего вино и музицирующего халифа. Другие бросались доставлять ему всяких диковинных зверей и пресмыкающихся. Третьи - пополнять красавицами его гарем.

Но одно оставалось незыблемым: невзирая ни на что, из уважения к символу власти  покой повелителя могло себе позволить нарушить без его вызова только непосредственное окружение.

Приближение  к царственной особе по собственной воле кого-либо другого  заканчивалось немедленной казнью, для чего был предназначен начальник стражи. А чтобы избежать неожиданного и коварного удара в спину халифу со стороны  приближенных-злоумышленников, на аудиенцию к повелителю все входили без оружия. Каждый был обязан сложить под надзором охраны свои клинки в специальный сундук, красовавшийся в приемной зале.

:Начавшийся день для правителя ознаменовался новостью, которую он в тиши тронного зала пытался  всесторонне осмыслить перед тем, как еще раз обсудить ее с начальником своих внутренних покоев Назиром аль-Харами.

Именно этот, самый близкий халифу вот уже десять лет человек, принес известие о том, что в Багдаде ожидает приема  Муктадиром посольство царя славян - народа <Сакалиба>, который населял северные земли вдоль реки Итиль, также известной путешественникам с Востока  как Волга. Имя этого царя звучало непривычно - Алмуш  Шилка. А послом его был Абдалла Башту по прозвищу <Хазарин>.

Все это вызывало у халифа множество вопросов. Их-то он, борясь с желанием предаться любимым забавам, пытался окончательно разрешить. Но в одиночку прийти к пониманию  явно не удавалось.

Решение, как всегда, пришло неожиданно, и властитель правоверных приказал срочно призвать во дворец Ахмеда.

Глава 3

В мареве послеполуденного зноя, как в мираже, вырастали пальмы. Рядом со стенами, защищавшими величественный дворец, неторопливо стремились к Заливу мутные воды Тигра. Прохлада реки еще только готовилась освежить благоухающее убранство жилища, но тень и каменные полы покоев уже делали свое дело: дышалось определенно легче.

На первый взгляд, можно было заблудиться в бесчисленных переходах и лестницах, соединявших несколько внутренних двориков дворца, расположенных на разных уровнях и отгороженных друг от друга высокими глухими стенами. Но все же внешняя хаотичность построек имела свой скрытый смысл: нагромождение разновысоких террас с апельсиновыми деревьями, оливами и финиковыми пальмами издалека выглядело как естественно возникшее возвышение, а восприятие изнутри <подвешенности> садов, очевидно, должно было удовлетворить претензию на схожесть с одним из легендарных чудес света - древними висячими садами  Семирамиды.

Небольшие фонтаны, обрамленные цветущими в двориках кустами и клумбами, были устроены так, чтобы вызывать в воображении идиллическую картину райских кущ. А задачу завершить и подчеркнуть ее решали светлые решетчатые беседки и перегородки, служившие одновременно уединению лежанок и скамеек.

На одной из них расположились две знатные, наряженные в шелка, особы средних лет. Было видно, что им за годы долгой совместной жизни во дворце не надоели общение и дружба. Неторопливому разговору добавляла ни с чем не сравнимый колорит арабская жестикуляция.

У пожелавшего незримо поучаствовать в этой гаремной беседе она бы не вызвала удивления: дамы обсуждали мужчину.

- Ахмед удивительно быстро вырос и превратился в очень красивого юношу. А ведь ты помнишь, Лейла, как наш евнух Фатхи нашел его у стены? - Голос первой женщины был низким, подстать ее росту.

- Конечно, помню. Такие события не забываются никогда, Надия. Ты еще долго уговаривала нашего господина, чтобы он оставил его на воспитание во дворце. Муж, как всегда, согласился только с тобой. - Благопристойная, но отдающая язвительностью  колкость так не хотела гармонировать с яркой красотой второй дочери аравийских пустынь.

 - Ты никогда не избавишься от чувства зависти, подруга. А ведь он не отдавал предпочтения никому из нас. И танцевали мы с тобой, и пели, как сестры, хотя ты кожей немного смуглее.

- Однако он предоставил право воспитывать Ахмеда именно тебе. Мне же отводил роль советчицы и тетушки. Жаль только, что попросить его рассудить нас теперь невозможно. - Обе женщины, как по команде, потупились в землю.

После недолгой паузы Лейла решила продолжить разговор.                

- В  последние дни перед его трагическим отъездом в Персию я замечала, Надия, что господин наш был что-то очень задумчив. Спрашивал меня, как я оцениваю воспитанность  приемного сына, его преданность и образованность.

 Им всецело владело желание пофилософствовать. Но тогда меня особо взволновал  поразивший глубиной мысли его вопрос, понимает ли сын, что послушание  выше поста и молитвы?

 Мужа и отца нам теперь никто не вернет. Как бы кто-нибудь не разлучил нас и с Ахмедом.

- Горе прижимает к земле, а  разлука горька, как острый перец. Ты это знаешь не хуже меня, сестричка. Но мужчины должны делать свое дело.

Я давно поняла, что они сравнимы с тельцами, всегда предназначенными для заклания, в отличие от женщин, которым на роду написано, как священным коровам, вскармливать их новые поколения. Задумайся: с одной стороны, сыновья воспитаны так, чтобы слушаться матерей, которые никогда не возжелают  потерять своих детей. Но, с другой стороны, -  будет очень плохо, если наши мальчики не поймут, что кроме них матерей и сестер некому защищать. Ведь тогда придут чужие тельцы - насиловать и убивать, и  будет поздно сетовать на собственную беспомощность!

Поэтому, коли повелитель правоверных, наш возлюбленный халиф решит, что Ахмед обязан, как мужчина, принести ему пользу - даже за пределами Обители мира, -  значит, по его воле сын покинет Багдад. Хотя нам этого так не хотелось бы. А великий Аллах  ниспошлет ему удачу - ведь мы будем с тобой молить его об этом, правда, Лейла?

- Верно, ты предчувствуешь что-то, а, Надия? Неужели тебе что-то известно, и это секрет? Ну, поделись со мной, не скупись! - В глазах Лейлы промелькнули огоньки все пожирающего любопытства.

- Ну, сколько можно тебе объяснять! Мир так устроен, что если твой сын близок к самому сильному из владык и, предположим,  мог бы доверить тебе свои размышления, даже в этом случае они никак не должны дойти до чужих ушей.

Как ты не поймешь: никакая любовь не спасет от кары халифа, который узнает, что его предали.  - Попытка  увещевания, однако, судя по реакции Лейлы, привести ни к чему не могла, более того, лишь сильнее ее заинтриговала.

Надия всмотрелась в свою подругу, давно ставшую ближе иной родственницы, и подумала, что ту никогда и ничто не изменит. Страсть к сплетням была у нее в крови, и только любовь и благожелательность окружающих спасали Лейлу всякий раз, когда другим бы точно не поздоровилось.

Препирательства на эту тему могли бы продолжаться еще не один час, если бы к дамам не приблизился евнух.

- В чем дело, Фатхи? - Надия обратила внимание на  то, что старика что-то заботит.

- Госпожа, твой вечный раб не знает, как сказать. Но Ахмеда позвали к повелителю. Сделать так, чтобы ты потом смогла поговорить с ним?

- Спасибо, Фатхи. Я буду ждать его.

Глава 4

 Джаафар и Ахмед росли вместе.

Погибший за два года до описываемых событий в карательной операции халифа против своевольных персов полководец  Муктадира,  его отца и брата Мухаммед Сулейман доводился Ахмеду приемным отцом.

Историю этого чудесного усыновления никто за давностью лет не вспоминал. Близкие люди именовали его просто Ахмедом. Полное же имя его было Ахмед  ибн Фадлан аль-Хашими, и  человеку заинтересованному оно может поведать о многом.

На самом деле, давно замечено, что имена, которые даются людям при рождении, обязательно налагают на их характер совершенно определенные черты, а те, в свою очередь, безусловно, предписываются свыше.

В случае с Ахмедом имя изящно дополняло обстоятельства его появления в Багдаде и почти сказочного усыновления.*

Мухаммед Сулейман сам был легендарной и загадочной личностью. Иногда те, кто давно и близко его знали, за глаза называли его прозвищами  <Самаркандец>  и  <Писарь>, которые он носил в молодости. Это был образованнейший выходец из Средней Азии,  который  в юношеские  годы  оказался  в  Египте,  прибыв в Каир из Багдада, чтобы стать писарем у приближенного евнуха  тогдашнего всесильного египетского правителя. 

Сулейману были присущи - или  приписывались - различные  достоинства,  одно  из которых  чуть было  ни  привело его к  гибели. 

Это   была способность иногда предсказывать будущее.

Однажды тогдашнему правителю Египта ибн Тулуну донесли, что Сулейман пророчествует об уничтожении власти его потомков. Не сложно себе представить монарший гнев!..

И только влиятельные защитники смогли уберечь <Самаркандца> от неминуемой и страшной казни за измену,  убедив ибн Тулуна в несостоятельности слухов, а главное - в незаменимости самого грамотного и прославившегося талантами в каллиграфии писаря для нужд его величества.

Позднее Сулейман вернулся в Багдад и усыновил младенца, подброшенного к стенам дворца халифа, приближенным которого незадолго до этого стал.

А за три года до прихода к власти юного Муктадира завоевал в качестве полководца его старшего брата Египет, устранил от власти наследников   ибн Тулуна и тем самым  подтвердил  собственное ранее оглашенное предсказание.

:В покои халифа почти влетел высокий, атлетически стройный, с шевелюрой слегка вьющихся темных волос молодой человек, выразительное и привлекательное лицо которого явно украшали большие миндалевидные глаза голубого цвета.

Это был Ахмед, и одежда на нем свидетельствовала, что скачки на лошадях и соколиная охота преобладали в его пристрастиях. Но действительные  достоинства, которыми обладал этот молодой человек и которые неизменно производили неизгладимое впечатление на окружающих, составляли острый проницательный ум, рассудительность и образованность.

Именно на них, вероятнее всего,  решил  уповать, решая возникшую, государственной важности, непростую задачу, халиф.

- Я по-прежнему рад каждой встрече с тобой, мой брат, - начал Джаафар, не дав возможности вошедшему другу детства завершить  установленный предками обряд демонстрации верноподданнических чувств. - Давно мы с тобой не уединялись, чтобы поговорить по душам. Давай-ка, присядем  и восполним этот пробел за чашкой чая.

- Мне доставляет удовольствие вспоминать, как часто мы делали это раньше. - Вежливый тон Ахмеда скрыл озабоченность, шедшую от неизвестности того, что могло послужить причиной давно не демонстрированного по отношению к нему халифского расположения. 

Два еле слышных хлопка в изнеженные ладоши Муктадира, и неведомо откуда появившийся слуга накрыл инкрустированный средиземноморским перламутром низкий столик. Он, не привлекая к себе глаз, располагался  немного позади  от тронного подиума рядом с окном, выходившим в сад.

Разговор продолжился, когда собеседники уселись, скрестив ноги, на подушках, заботливо уложенных вокруг места трапезы.

Напиток, со вкусом облагороженный изысканными специями, был подан в медном кувшине. Носик этого произведения ремесленного искусства был весьма схож с клювом орла, а крышка высокого горлышка чем-то напоминало купол мечети или минарета. Сладости из пропитанного медом тончайше выпеченного слоеного теста, нежно обволакивавшего мелко помолотые фисташки, кешью  и изюм, завершали  картину.

- Как успехи в соколиной охоте? Ты ведь до сих пор отдаешь ей предпочтение, не выносишь вида крови, капающей с джамбийи?* - Ахмеду было очевидно, что халиф не будет тратить время на светские разговоры и вскоре  перейдет  к обсуждению основной темы беседы.    

        - Ты ведь давно знаешь, мой повелитель, что для меня лучше словесные баталии и возможность убедить заблуждающегося, чем вынимать из ножен орудие убийства. - Уста Ахмеда произнесли эти слова с большим чувством сознания своей правоты. - А наблюдать, как сокол настигает добычу, предоставляет возможность лишний раз отдать дань восхищения Создателю, который для каждой твари на земле  определил свой  способ  пропитания. Азарт  этого прирожденного крылатого охотника передается мне и придает новых сил.

        - Мы сейчас с тобой одни, Ахмед,  и нас никто не услышит. Поэтому давай, как давным-давно, без подобострастия. - В произнесенных с прямотой словах халифа и его глазах отразилась неподдельная искренность. - Я пригласил тебя, как старого и единственного  настоящего  друга,  чтобы  обсудить одну ситуацию, от которой, как мне показалось, веет какой-то странностью.

____________________________________

*Джамбийя (в Египте и Йемене - гамбийя) -  изогнутый и широкий арабский  кинжал, носимый на боку. Джамб (гамб) - в переводе с арабского - бок. (Примечание автора)

   - Какая же это странность, Джаафар? - Удивленно поднял брови Ахмед.

        - Понимаешь, мой верный начальник внутренних покоев Назир передал письмо, с которым в Багдад прибыл посол царя Сакалиба. Все бы ничего, да только сопроводил он его многообещающим примечанием. Назир полагает, что я смогу войти в историю как правитель, расширивший на север земли Халифата, если с милостью восприму просьбу присягающего нам  в верности славянина.

        - А что этот царь излагает в своем письме? - Невооруженным глазом было видно, что  Ахмеда ситуация безусловно заинтересовала.

        - Он зовется Алмуш Шилка. И этот славянский царь просит меня прислать к нему кого-нибудь достойного, кто наставил бы его в нашей вере, преподал бы для него законы Ислама, построил бы  в Волжской Болгарии мечеть, через которую халиф Багдада смог бы управлять духовно всей его страной.      

        - И что же тебя  беспокоит, мой повелитель?

        - Мы же с тобой договорились, Ахмед! - Халиф изобразил  недовольную мину, но на его лице при этом все же промелькнула тень самолюбования. - Смущает меня не эта просьба, а вторая: построить царю Сакалиба крепость, чтобы он смог укрепиться в ней от царей - своих противников.

        - То есть, царь-то он царь, но есть, видимо, по соседству другие цари посильнее. Так, значит, тебя, Джаафар, смущает, что Халифат  с благими намерениями втянут в очередную зарубежную распрю,  когда до волнений  и в самом Багдаде недалеко? - Вывод, сделанный Ахмедом, свидетельствовал о четкости и остроте суждений его  осведомленного автора.

         - Я правильно сделал, что позвал тебя, брат мой. - Лицо халифа расплылось в довольной улыбке. - Ты всегда меня правильно понимаешь.

         - А что в Багдаде известно про этих царей? Если мне не изменяет память, земля Сакалиба очень большая, с бескрайними лесами и многоводными реками. Один из ее правителей -  киевский князь руссов -  принял восточный обряд христианства лет за пять до того благословенного момента, когда ты появился на свет. - Поклон Ахмеда на этот раз не вызвал у халифа желания прекратить церемониальные действия в свой адрес. - А кто же ему, этому Алмушу, противостоит?

 - Не исключено, что другие руссы, а, может быть, их заклятые враги хазары, правители которых, как известно,  давно стали иудеями. - Неуверенность Джаафара стала неприкрытой.

 - Ну, тогда есть смысл подробно расспросить этого посла и сопоставить его слова с тем, что мы знаем от наместников и правителей твоих, повелитель, северных территорий, а также купцов, караваны которых не знают границ.

 - Я и хотел это сделать, но только с твоим участием, Ахмед. - В словах  халифа, который произнес их, вставая,  просквозила сиюминутно созревшая решимость. - Участвуй в переговорах на равных с другими сановниками. Расположись на приеме за моим левым плечом. А главное - не стесняйся спрашивать и подсказывать мне, что спросить. Не исключено, что именно тебе я поручу быть моими глазами и ушами в ответном посольстве, а, если того захочет Аллах, даже представлять Халифат  перед лицом Алмуша! Тогда проси все, что захочешь.

Это были величайшая милость и одновременно не подлежащий обсуждению приказ. Поэтому поднявшийся вместе с Джаафаром Ахмед изобразил жест, символизирующий повиновение, прикоснувшись рукой к голове и глазам.           

Высочайшее чаепитие завершилось, и  у Фадлана больше не осталось и намека на сомнения по поводу политических планов и исторических амбиций халифа.

Глава 5

 Старый евнух провел Ахмеда на женскую половину, где две подруги недавно так заинтересованно обсуждали его персону.

- Здравствуй, матушка. - Обратился  молодой человек  с поклоном к Надие.

- Да будет благословен тот день, когда ты порадовал нас своим появлением, Ахмед. Выглядишь ты неплохо. Сулейман порадовался бы за тебя и твои успехи. Да вот, жаль только, не сможет. - Невыплаканная слеза навернулась на глаза еще не старой, но познавшей всю горечь и боль человеческих страданий  женщины.

- А что хотел от тебя наш повелитель? - Не изменяя себе и пытаясь при этом вывести из тягостного состояния подругу,  решила не медлить и   дать волю своему врожденному любопытству тетушка Лейла.

- Пока не знаю точно. - Произнес вежливо и тихо Ахмед, стараясь особо не разжигать этого чувства. - Вероятно, мне вскоре придется на некоторое время покинуть Багдад, но, ты, матушка, не волнуйся, это будет мирная миссия.

- И куда же тебя намерен  послать наш повелитель? - Почти одновременно спросили подруги.

- На реку Итиль, к царю славян Алмушу.

- Ох, сынок, по правде сказать, не люблю я, когда ты надолго покидаешь Багдад. - Тяжело вымолвила Надия. - Славяне и их река: - это же где-то на севере? Надо будет пересекать те пределы, где сложил голову твой отец. Там все только и норовят, чтобы вонзить в спину клинок, а потом бахвалиться перед чернью своей доблестью. В этих местах, где господствует стадное чувство,  правители спят и видят, как бы безнаказанно ограбить соседей. И  не думают подчиняться здравому смыслу. А ведь он предупреждает, что ненужное добро превращается в гору вещей, а лишние слуги - в неуправляемый сброд. - Было очевидно, что категоричностью слов матери управлял весь выстраданный ею опыт жизни.

- Ахмед, прислушайся к словам Надии. Сулейман много рассказывал нам и о своей родине, и о военных походах. Как не хотел он в последний раз отправляться в Иран! - Настала пора  прослезиться и Лейле.

- Тебе нужно обязательно заранее узнать больше о нравах и обычаях того края, куда предстоит отправиться, понять, ради чего бьются его правители, страдают люди. - Продолжала наставлять сына Надия. Но, самое главное, найти союзников и советчиков - они всегда подскажут, как следует действовать в незнакомой стране и как избежать никому не нужных осложнений.

- Лучше, если среди советчиков найдется женщина. - Вставила, игриво сверкнув глазами, свое веское слово Лейла, продемонстрировав умение быстро приходить в себя после нахлынувших переживаний.

- Ну, дорогая, тебя исправит только могила. - Не удержалась от колкости в оценке услышанной фразы испытанная годами подруга.

 - А что здесь такого неправильного? - Лейла, без сомнения, уселась на своего любимого конька. -  Чутье женщины никогда не подведет! А в дороге женское присутствие незаменимо во всех отношениях. Или ты никогда не сопровождала нашего мужа в странствиях? - Произнеся эти слова, Лейла увидела, что Надия, осуждающе покачала головой, и оставила вопрос без ответа.

- Я буду следовать вашим наставлениям, мои дорогие. - Легкая добрая улыбка на губах Ахмеда продемонстрировала безусловно теплое отношение к подобным баталиям двух искренних и добрых женщин, которые вкладывали в его воспитание душу и  считали для себя обязательным  продолжать  этот процесс до скончания дней своих.

Сулейман не дал им  детей, и поэтому Ахмед был единственным для обеих подруг утешением. А так как  считалось, что матерью его является Надия, то к Лейле он всегда относился как к любимой тетушке.

Глава 6

В халифский Диван -  просторное помещение, размещавшееся за <спиной> у трона, которое впоследствии стало именем нарицательным для обозначения специального совещательного органа при восточных правителях -  были приглашены Назир Харами и Ахмед Фадлан. Дело было ближе к вечеру, и речная прохлада вновь напоминала о заботливой близости Тигра.

Все трое были наряжены для официального или торжественного случая. Длинные до пят  свободные белые одеяния из тончайшего хлопка украшали шитые золотом черные халаты, подчеркивавшие знатность собеседников; платки на головах различались только цветом: у Муктадира и Ахмеда они были чопорно-белыми, а у Назира -  в бело-красную клетку.

 Разговор начался без проволочек.

- Поведай-ка мне, верный и надежный Назир, что подтолкнуло тебя принять письмо для передачи халифу от посла царя Сакалиба? - Отдававшая отчетливо выраженной издевкой тональность такого вступления владыки правоверных не предвещала его начальнику внутренних покоев ничего хорошего.

- Да сделает вечными твою жизнь и годы твоего благословенного правления Аллах, мой великий повелитель. -  Почувствовав угрозу, подобострастно пролепетал Назир, пытаясь выиграть время, чтобы оценить сложившееся положение. - Я на днях имел счастье доложить, что посольство царя волжских славян-болгар скоро уже  десять лун как дожидается высокой аудиенции халифа. - Счастьем тон его ответа явно не одухотворялся.

- Но ведь  твое дело блюсти мои внутренние покои, а не вмешиваться во внешнеполитические вопросы, не так ли? - Давление со стороны халифа продолжало отчетливо возрастать. Очевидно, ему хотелось внести ясность в данный вопрос до того, как принимать посла, прибывшего от Алмуша Шилки. - Отвечай, кто тебя подтолкнул к таким действиям, и во что это ему стало? Говори правду сейчас же, а не то хуже будет!

Почувствовав, что земля может совсем уйти у него из-под ног, и отчетливо представив стенания родни при известии, что халиф повелел вручить его судьбу визирю Хамиду ибн Аббасу, Назир, отнюдь не желавший расставаться со своим положением при дворе, решил не скрывать очевидного. Тем более что свидетелем беседы был только Ахмед, от которого, как свидетельствовал опыт, ждать злопыхательских шагов не приходилось.

- Да, мой великий государь, власть твоя всесильна, а знания безграничны. - Казалось, еще немного, и хранитель внутренних дворцовых покоев зарыдает. -  Ты видишь то, что недоступно простым смертным. От твоих прозорливых глаз не утаится даже песчинка, ты и только ты:

- Короче, неисправимый льстец! - Прервал своего проверенного временем приближенного халиф, которому вместе с тем было очень приятно внимать этим нескончаемым словесным изыскам.

- Шайтан меня попутал, мой великий повелитель! Я подумал, что лекарства, которые просил меня прислать царь Сакалиба, не смогут затмить цели, которую достигнет Хранитель святынь, расширив свои владения и влияние на север вдоль реки Итиль.

- Это еще что за лекарства? Я ничего не читал о них в письме Алмуша?! - В голосе халифа  наряду с напускными угрожающими нотками прозвучала неприкрытая насмешка. Он прекрасно смекнул, что хитрая лиса по имени Назир  давно учуяла легкую наживу, ни за какие коврижки не хотела от нее отказаться, вот и поплатилась тем, что попала  в капкан. Муктадира подобная охота всегда приводила в азарт и приподнятое настроение.

- Не вели казнить, о луноликий,  освещающий ночью  нашу землю! - Назир грохнулся на пол и заерзал по нему на коленях,  мучительно соображая, как можно избежать обвинения в измене, а затем тюрьмы или даже смертной казни.

- Говори всю правду, не утаивая, а не то попадешь в  зиндан* вместе со всеми твоими женами, да только в разные ямы! - Удовольствие и возбуждение  халифа возрастали, и Ахмед отчетливо это понял.

- Мой господин! - Голос начальника внутренних покоев надрывно задрожал. - Посол царя Алмуша, этот Башту по прозвищу Хазарин, привез письмо своего правителя и мне. В нем-то и выражалось пожелание получить через меня лекарства, которыми я всегда поднимаю на ноги своего господина, если он занеможет. Я и подумать не мог, что исполнение этой невинной просьбы будет способно помешать твоим великим планам, о мой повелитель.

Халиф понял, что победил, и решил не добивать уже и так

___________________________________

*Зиндан - тюрьма на Востоке (Примечание автора).

поверженного на обе лопатки Назира.

- Встань и успокойся, если сможешь, старый пройдоха! Не будет твой повелитель сводить счеты из-за такой мелочи, как мешок золотых динаров, с тем, кого знает столько лет. Но в твоих интересах не скрывать впредь от меня никаких мелочей, касающихся будущего процветания халифата. - Гроза прошла мимо, и начальник внутренних покоев про себя возблагодарил Всевышнего. - А, может, кто-нибудь еще получал письма с предложениями от чужого царя?

- Не знаю, о великий и мудрый халиф! Возможно, Тегин в курсе, ведь именно через него Хазарин передал мне это злополучное письмо. - Ощутив спасительное облегчение, Назир перестал задумываться и подбирать слова.

- Это что же получается?! Мой подданный и слуга Тегин якшается с чужестранцами, а мне никто не докладывает? Мы его приютили, когда он прибыл из Хорезма, не для того, чтобы наплодить государственных изменников и предателей. Пускай оставался бы там торговать железом и ковать его до конца своих дней! - Муктадир интуитивно чувствовал, что Назир нашел для себя громоотвод, но азарт игры еще не покинул его, да и желание разобраться во всем до конца тоже не угасло.

- Мой повелитель! - Вмешался в разговор до этого молчаливо следивший за развитием драматического представления в двух лицах Ахмед. - Ты не мог  запамятовать, что Тегин некоторое время жил у царя волжских болгар и даже служил ему, но потом прибыл в Обитель мира - Багдад, где у него много родственников, на которых, хоть они и среднеазиатские турки, халифы давно  и небезосновательно полагаются. Он может быть  полезен твоим планам. Кроме того, - гася пыл друга-правителя, продолжил демонстрировать свою осведомленность Ахмед, -  если мне не изменяет память, он постоянно общается со славянином Борисом, который к нему тянется как к человеку, повидавшему мир, а главное - его родную Волжскую Болгарию. Разве за это наказывают?

- Ты прав, Ахмед. Но, я думаю, что они заодно с послом Башту схитрили и толкнули Назира прямиком в тот капкан, из которого он сам никогда бы не выбрался! -  Громкий и откровенный смех повелителя правоверных окончательно привел в чувство незадачливого начальника его внутренних покоев, изобразившего подобие ответной улыбки. - Не призвать ли нам их к ответу?

- Пожалуй, они будут больше нам полезны как союзники, а не как ответчики. - Припомнил к месту слова матушки Ахмед. - Мне думается, у халифа уже созрело решение с пристрастием поговорить с ними после приема посла. Пусть и Башту, и Тегин, и Борис до этого пребывают в неведении, не так ли?

- Ты никогда не изменяешь своей проницательности, мой брат. А Назиру мы поручим назавтра позвать посольство царя Сакалиба и организовать достойный обед в честь посла Башту. Не устал ли ты для этого, мой досточтимый начальник внутренних покоев?

Низкий поклон осчастливленного новым доверием Назира стал ему ответом.

Глава 7

На подиуме ниже трона Аль-Муктадира  расположились его ближайшие приближенные, облаченные для торжественных случаев. Здесь находились уже известный нам Назир, а также визирь халифа  Хамид Аббас.

Второе лицо в государстве - а именно таковым по рангу являлся последний - был по своим временам человеком довольно внушительного роста, который скрывал некоторую тучность - следствие любви к чревоугодию. Его круглое лицо удлиняли  и украшали короткая черная борода с проседью и подобающие ей усы. Традиционная, но роскошная бедуинская одежда с золотым шитьем  и белоснежный головной платок подчеркивали его высокое положение. Портрет довершали четки из черного камня, которые Хамид, стоявший в присутствии повелителя правоверных по правую руку от него, медленно перебирал длинными пальцами, сплошь унизанными перстнями с разноцветными и весомыми драгоценными камнями.

Начальник внутренних покоев занял позицию по левую руку от правителя, завершив треугольник, нижняя сторона которого была обращена к гостям. Геометрию малой аудиенции несколько нарушал Ахмед, который в соответствии с  уже известным нам указанием Джаафара стоял за его левым плечом.

Утренняя прохлада благоволила встрече.

Двери тронного зала отворились, и в сопровождении начальника стражи к подиуму приблизилась небольшая процессия. Ее возглавил посол правителя волжской Болгарии Абдалла Башту, который по официально-торжественному  случаю вырядился в меха. Это был достаточно высокого роста стройный мужчина, прочно стоявший на земле благодаря облаченным в сапоги из тонкой кожи мощным ногам. Из-под длинной, почти  до пят, собольей накидки также виднелись темные кожаные штаны и холщовая, подпоясанная витым кушаком светлая рубаха. Его длинные темно-русые волосы были без изысков подстрижены под горшок. Руки держали шапку подстать накидке, а серо-голубые глаза внимательно изучали происходящее,  и особенно людей, расположившихся перед ним.

Чуть позади посла  держались внушавший уважение своей атлетической силой славянин-телохранитель, сопровождавший Башту, который внес доставленные в Багдад подарки, а также скрытая чадрой девушка.

Рядом с начальником стражи, свирепо посматривавшим по сторонам выпученными глазами, скромно держался обсуждавшийся недавно у Муктадира Тегин.  Ему, несмотря на проглядывавшие под широкими арабскими одеждами богатырские размеры,  было поручено при необходимости выполнять функции переводчика, что, как выяснилось позднее, было совершенно излишним.

- Мы рады приветствовать в Столице мира - Багдаде  посла царя Сакалиба Алмуша сына Шилки. - Халиф всегда помнил уроки хороших учителей и в соответствии с ними заранее решил говорить тихо, чтобы его слова звучали весомее. - Хорошо ли вы добрались, ведь путь был неблизким?

- Мой властелин, правитель волжской Болгарии слал повелителю правоверных свой поклон. - Басовые ноты голоса посла разнеслись по всем уголкам зала. - Добрались мы с трудами, но цена была высока - передать наместнику Пророка письмо царя Алмуша и его дары. - Тут же по мановению руки Башту вперед выдвинулся его могучий сопровождающий. Преклонив колено,  он разложил у ног халифа пышные шкуры черно-бурых лисиц и темных соболей, установил перед ним и раскрыл массивный ларец с драгоценными камнями, после чего нежно подтолкнул вперед и медленно приподнял чадру с голубоглазой светловолосой девушки, испуганный вид которой только подчеркивал ее невиданную красоту.

Муктадир не удержался и издал вздох восхищения, несмотря на всю пресыщенность женскими соблазнами. Остальные, за исключением гостей,  моментально потупили взор, не желая оскорбить права владыки единолично лицезреть  новую наложницу.

Оценив огонь похотливого желания, появившийся в глазах хозяина, как отражение достигнутой цели, демонстрировавший знаки уважения к повелителю правоверных со стороны царя Алмуша посол подал знак, и чадра вновь опустилась на лицо славянской девушки.

- Хранитель мусульманских святынь, его величество халиф ознакомился с письмом, которое соблаговолил прислать правитель Волжской Болгарии. Не передавал ли он что-либо еще на словах? - Почувствовав некоторое смятение Джаафара, задал свой вопрос Ахмед, чтобы спасти положение и прервать затягивающуюся паузу.

- Мой государь просил уведомить повелителя правоверных о том, что его мудрого правления ожидает  население царства Сакалиба, которое от мала до велика устало от притеснений со стороны Хазарии. Хазарские правители не пускают наших купцов вниз по Итилю, вынуждая двигаться посуху. Чтобы попасть в благословенный Аллахом Багдад, мы прошли долгим путем через Среднюю Азию, тогда как есть возможность достигать стен Обители Мира значительно быстрее. - Заждавшийся приема у халифа Башту решил довершить произведенный дарами эффект своей прямотой и откровенностью. - Хазарские каганы приняли иудейскую веру, они не любят мусульман, хотя  большинство их подданных исповедуют Ислам. Более того, они позволяют себе разрушать  минареты мечетей.

- Не лукавит ли посол царя Алмуша? - Произнес шепотом на ухо халифу свой вопрос Ахмед. - Ведь из мусульман  состоит гвардия хакана.

- А как же быть с наемной гвардией хакана? - С трудом заставил себя вернуться к обсуждению политических приоритетов Джаафар, который прекрасно понял и оценил пришедшую вовремя поддержку друга детства. - Ведь она, по большей части, состоит из хорезмийских мусульман?

- Это войско не может быть использовано против единоверцев. - Спокойствие и уверенность в правоте, которые демонстрировал Башту, были призваны вызывать доверие, а его низкий поклон - восприятие верноподданнического отношения.

- Но тогда с кем же ему воевать? - Дал о себе знать визирь Хамид  Аббас. - Подвластный нашему повелителю  Хорезм-шах не враждует с хазарами.

- Хакан постоянно борется с башкирами и огузами. - Ответ посла был предельно ясен. При этом Ахмеду показалось, что чужеземец всячески сдерживается и подавляет готовые вылиться через край эмоции.

- Мой великий повелитель! - Возможно, почувствовав то же, не удержался, чтобы не вмешаться в переговоры, начальник внутренних покоев. Мы могли бы продолжить беседу в более приятной обстановке, за обедом.

Дав согласие кивком головы, Муктадир решил не оттягивать эту традиционную демонстрацию гостеприимства, поднялся, оглядел склонившихся в поклоне людей и вышел, потянув за собой Ахмеда.

Ему было что сказать своему другу, а также выслушать его соображения.

Глава 8

 Уединившись в халифском Диване, Джаафар дал волю своим эмоциям.

- Какая девушка! Ты видел, Ахмед? Я таких экземпляров еще никогда не встречал, хотя гарем мой, как известно,  полон. - Цокая языком и качая головой, он всем своим видом источал вожделение. - Но и посол не пешка. Правильное у меня сложилось мнение, что здесь не все так просто.

- Девушка, наверное,  действительно красива, но из нас лица ее никто не видел, ведь нас учили не нарушать раз и навсегда установленных правил. - Констатировал его собеседник, чем и порадовал, и огорчил халифа одновременно.

- Ну, ну:

- Более того, мы о ней ничего не знаем. А повелителю негоже приближать к себе неизвестность.

- Да. Да:

- Люди приходят и уходят, как деньги. -  Продолжал изрекать Ахмед. - А вершителю судеб правоверных всегда следует держать себя в руках.

- Уж не ревность да зависть глаголят твоими устами? - Джаафар усмехнулся.

- Нет, речь о другом. Мне перед возможным отъездом в Сакалиб по твоему приказу необходимо побольше узнать об этой стране. Ведь ты желаешь, чтобы эта миссия была успешной и не повлекла за собой безрассудных действий?

- Ну, конечно! - Спохватился, задумавшись, халиф.

- И ты дал мне право просить во имя достижения этой благородной цели, о чем захочу, не правда ли? - Атака Ахмеда продолжалась.

-  Безусловно.

- Тогда отправь эту девушку не к себе в гарем, а на женскую половину дома погибшего за твои интересы Мухаммеда Сулеймана. Кажется,  с ее помощью многое станет для нас более понятным. Да и матушка моя  этому с удовольствием порадеет. - Сформировавшийся по ходу действа замысел Ахмеда был налицо.

- Халиф своих слов на ветер не бросает, мой братец! - Слегка повременив для не совсем приятного раздумья, а затем улыбнувшись с едва заметной досадой, воскликнул Джаафар. Несмотря ни на что, он решил пойти навстречу проверенному другу детства, который, к тому же, еще не имел жены. - Но мне почему-то кажется, что не все опустили голову, когда снималась паранджа! - Решение состоялось на фоне самодовольного смеха халифа, который в очередной раз  оценил собственное остроумие, как никем и никогда не превзойденное.

Ахмеду  осталось лишь развести руками и поклониться Джаафару, после чего испросить разрешения покинуть халифа.

Однако ответ был неожиданно отрицательным.

- Представление еще не закончилось. - Многозначительно произнес Джаафар. - Уходить к себе, чтобы полюбоваться красотой славянки и воздать должное ее соблазнительным прелестям еще рановато. Пускай сначала насладятся общением с новой соседкой твои матушки, а мы продолжим начатое. - Завершил свою тираду Муктадир, чтобы хлопнуть в ладоши.

Тотчас же скрытые в стене вторые двери распахнулись, и  свирепый начальник стражи с обнаженным мечом втолкнул в помещение Тегина. Тот не ожидал счастья  продолжить общение с наместником Пророка второй раз на дню и поэтому, сообразив, что подвергнется серьезному испытанию, сразу же сложился в низком поклоне.

- Не догадываешься ли ты, неблагодарный Тегин, зачем мы  призвали тебя пред наши очи в один день вторично? - С угрозой в голосе обратился к нему халиф.

Начальник стражи при этом сделал выразительное движение рукой, сжимавшей меч.

- Я весь во власти моего повелителя. - С достоинством ответил крепкий мускулистый мужчина средних лет.

- Тогда ответь, почему я не знал о том, что ты все время проводил с этим то ли славянином, то ли хазарином - послом Башту? - Муктадир продолжал упиваться возможностями, которые предоставляет отдельным людям неограниченная власть.

- Я не имею права обсуждать твоих вельмож, великий халиф. - Многозначительно произнес в ответ, не поднимая глаз, Тегин.

- Что ты хочешь этим сказать? - Чуть помедлив и обменявшись взглядами с Ахмедом, более миролюбиво вопросил заинтригованный правитель.

- Меня приставил к Башту великий визирь, чтобы я побольше вызнал у него о планах царя Алмуша, пока мой повелитель решал, соблаговолить ли ему принять чужестранного посла и когда это лучше сделать. - Выдав свою тайну, Тегин гордо поднял голову.

- Хамид Аббас поступил, как подобает настоящему блюстителю интересов государства. - Выдавил из себя халиф, делая приличествующую мину. Однако внимательно наблюдавшему за происходящим Ахмеду отчетливо показалось, что Джаафар уязвлен своею неосведомленностью и пытается сохранить лицо. - Что же ты успел выяснить и доложить визирю?

- Хазарин Башту - мусульманин и представляет ту партию каганата, которая стремится устранить от власти соплеменников, ставших иудеями. Он сбежал к Алмушу из Итиля, потому что этот царь славян принял Ислам и мог предоставить ему убежище. Намерения правителя Волжской Болгарии и его посла искренние и хорошо обдуманные. В величестве халифа Багдадского они усматривают единственную силу, способную помочь в осуществлении их планов.

- А что же движет их союзниками и противниками, если таковые имеются? - Заинтересованно перебил Муктадир, не замечая, что переходит к беседе на равных.

- Союзники царя Сакалиба - башкиры и огузы, которые до сих пор язычествуют. А движет ими желание наладить прямые торговые связи с Багдадом через Каспийское море. Нынешние власти хазарского Каганата этому мешают, хотя мы все знаем, какой набег на каспийское побережье недавно совершили руссы. Хазары и замирившийся с ними твой вассал - шах Хорезма гордятся и при общении друг с другом хвастаются, что обогащаются оттого, что пропускают с севера через свои земли караваны, следующие вплоть до великой китайской стены.

- Так ты полагаешь, что правители твоей малой родины не желают, чтобы земли Хорезма миновали морским путем караваны, идущие прямо в Багдад, да еще ради своей корысти поддерживают хазарский Каганат в противостоянии с Волжской Болгарией, которая присягает на верность Аллаху и наместнику Пророка, их повелителю? - Неожиданно прозвучал со стороны голос Ахмеда.

Тегин отвесил низкий поклон вместо ответа.

- А почему ты сам из Волжской Болгарии устремился в Багдад, разве тебе не нравилось у царя Сакалиба? - Вновь обратился к своему слуге теперь уже почти доброжелательно настроенный халиф.

- Мне очень хотелось наконец-то увидеть моего законного владыку. - С уверенностью и взвешенным подобострастием ответил разведчик халифа. - Любая песчинка, попадая в раковину, становится для нее инородным телом. Но не все раковины способны превратить ее в жемчужину. Такой раковиной стал для многих человеческих песчинок Багдад, который все связывают с именем его халифа.

- Мы повелим нашему великому визирю хорошенько отблагодарить тебя за твое рвение. - Удовлетворению Муктадира не осталось границ, и ставки Хамида  Аббаса в политических играх, как показалось Ахмеду, значительно выросли.

- А готов ли ты вновь отправиться с посольством багдадского халифа к царю Сакалиба? - Решил пойти до конца Ахмед.

- С вами куда угодно, мой господин.

Ахмед и Джаафар переглянулись, не зная, отнести ли такую готовность к проницательности Тегина или к  осведомленности, обусловленной его только что прояснившимися особыми отношениями с великим визирем.

Глава 9

Старый евнух доставил укутанную в темную ткань девушку во дворец своего хозяина, сопроводил ее в специально подготовленную комнату и оставил один на один с новой обстановкой.

Скинув с головы опостылевший наряд, русская красавица, которой при рождении почти шестнадцать лет назад родители дали имя Лада, принялась внимательно изучать предназначенное для нее жилище.

Его составляла прямоугольная комната, массивная дубовая дверь в которую размещалась посреди длинной стены. По обе стороны от двери были симметрично прорублены высокие окна, которые выходили на широкий,  закрытый от изнуряющего солнца и редких дождей балкон, одновременно служивший коридором второго этажа. Сам балкон украшали ажурные колонны из желто-серого песчаника, на которые опирались резные каменные арки. Внизу между ними были установлены такие же перила, изящно украшенные орнаментом, который соединялся с напольными плитами.

Балкон выходил на достаточно просторный внутренний дворик прямоугольной формы, в центре которого размещался небольшой круглый фонтан, а по сторонам от него - четыре аккуратные клумбы с растущими цветами. Между ними расположились скамейки, позади которых на резных тумбах  красовались клетки с певчими птицами.

Все было устроено таким образом, чтобы солнечные лучи не докучали обитателям женской половины дворца, а убранство создавало обстановку уюта, располагающего к мирному отдыху и размышлениям.

Однако ощущение спокойствия и блаженства, на миг умиротворившее девушку, сменилось тревогой, когда она принялась рассматривать свои апартаменты.

У Лады сразу же не осталось никаких сомнений, что это помещение предназначено для двоих обитательниц гарема.

Симметрия чувствовалась во всем: у обеих торцевых стен комнаты были установлены одинаково массивные спальные топчаны, которые при желании можно было скрыть, задернув прикрепленные к потолочному карнизу занавески из бордовой парчи с золотым шитьем.

Около каждой кровати лежало по большому ковру, а под окном стояли как две капли воды похожие друг на друга канапе.

У стены напротив, как близнецы, красовались резные инкрустированные столики со стеклянными флаконами для благовоний и масляными светильниками. Между их ножками прятались готовые в любой момент появиться мягкие пуфы. Над столиками висели изящные, обрамленные позолоченным деревянным багетом, овальные зеркала, позволявшие при необходимости любоваться на себя во весь рост.

Ближе к центру комнаты у той же стены без слов, но по-своему красноречиво заявляли о себе замечательные кованые сундуки для платья.

Симметрию нарушали лишь кресло господина напротив двери да еще круглый ковер посредине между ними.

Оглядевшись, Лада не обнаружила признаков присутствия в помещении другой женщины, как, впрочем, и мужчины тоже.

Едва успев убедиться, что сундуки пусты, она услыхала тяжелую поступь по лестнице и коридору. Волнение слегка успокоилось, когда девушка увидела уже знакомого ей темнокожего старика. У него в руках находился огромный ворох красивой одежды.

- Выбирай и примеряй. - Услышала Лада спокойный и мягкий голос евнуха, который после произнесенной лаконичной фразы без проволочек степенно покинул ее покои.

Сердце красавицы затрепетало от восторга: у нее никогда не было подобных вещей. Без промедления осуществленная примерка с верчением вокруг зеркал показала, что и парчовые платья, и  шелковые халаты, и атласные шаровары, и газовые блузки - все было впору.

А как гармонировали их цвета с туфельками, тапочками, косынками и шапочками!

Закрутившись у зеркала, новая обитательница дворца и  не заметила, как в дверях появилась его хозяйка.

- Я рада, что тебе понравились наряды, которые приобрел Ахмед. Понимаешь ли ты мою речь, девушка, и каким именем тебя  нарекли в детстве? - Нежно, по-матерински зазвучавший голос вошедшей в комнату женщины заставил  пробежать мурашки по коже вздрогнувшей от неожиданности Лады.

- Здравствуйте, госпожа. - Медленно, почти нараспев, произнесла она, поклонившись, чтобы спрятать краску смущения, вспыхнувшую на лице. - Родители нарекли меня Ладой. Я понимаю по-арабски, но не все и не всегда, особенно когда  сыплют словами очень быстро. И еще чуть-чуть говорю по-турецки и на фарси. В Хазарии меня специально готовили, чтобы продать наложницей в Хорезм.

- А как же ты оказалась в Багдаде? - Надия еще не знала всех обстоятельств.

- Как, как? - В дверной проем без церемоний вторглась и затараторила вторая женщина. - Ты, подруга, меня всегда удивляешь! Ха! Привезли ее. Разве не видишь, что таких светловолосых и длинноногих принцесс в Халифате не водится!

- Меня зовут Надия. - Медленно произносимые слова Ладе было слушать намного приятнее. -  А это -  моя старая товарка Лейла. - Первое знакомство было завершено. - Мы рады приветствовать тебя в нашем жилище. Фатхи ты уже видела. В доме есть еще несколько слуг. А хозяином его после смерти отца является мой приемный сын Ахмед Фадлан - друг детства и сподвижник халифа Багдадского Муктадира -  да хранит его великий  Аллах! -  который, как мне сообщили, передал тебя в наше распоряжение, получив в качестве подарка от царя Волжской Болгарии.

- И почему всегда тебе первой все докладывают в нашем дворце? - С притворным возмущением вновь заявила о себе Лейла, выразительно вывернув в жесте  кисть взлетевшей вверх правой руки. - Я ведь такая же вдова Мухаммеда Сулеймана, как и ты, Надия. А когда не была ею, так муж уж точно отдавал больше предпочтения мне!

- Не обращай внимания на эти вечные пикирования - у  нас были всегда хорошие отношения, девочка. - Спокойно продолжила Надия, внимательно разглядывая Ладу. - И Ахмеда мы воспитывали вместе. Просто так случилось, что когда Фатхи его принес, Лейла была больна, и муж, усыновив мальчика, назвал его матерью меня.  Сулейман был очень мудрым  человеком, только вот детей своих нам не дал. - В последних словах Надии прозвучали отчетливые отголоски приглушенной временем, но не ушедшей боли.

- Ахмед до сих пор не женат, хотя не скажешь, что его совсем не тянет к женскому полу. - Вставила свое веское слово Лейла, по всей видимости, большой специалист по части любовных утех минувшей молодости. - Не бойся. Откровенно говоря,  ты нам понравилась, здесь тебе не причинят вреда и не обидят. Сын скоро появится, и все станет по своим местам. А пока расскажи нам свою историю. Давай-ка присядем, подруга. - Обратилась она тут же к Надие и,  не дожидаясь ответа, без лишних церемоний разместилась в кресле.

Надия же, умудренная опытом, на всякий случай прикрыла дверь и присела рядом с нею, продолжая внимательно разглядывать молоденькую девушку.

Лада из уважения продолжала стоять, но расположение, с которым ее встретили в новом месте, дало волю ее непростым воспоминаниям.

Глава 10

(Первый рассказ Лады)

 - Я родилась в стране руссов. Она расположена на севере, где текут большие и многоводные славянские реки. Где много лесов, полей и лугов. Где лето короткое, а зимы суровые.

Мы жили  в небольшом городе. Наша столица Киев пока  уступает по размерам  Багдаду. Раньше стены наших городищ и все дома в них строились из бревен. Но в последнее время - все больше из белого камня, с золочеными куполами церквей.

Так намного краше, да к тому же деревянные стены и срубы домов быстро горят, когда хазары налетают и начинают пускать свои зажженные стрелы

Мой отец княжит на реке Сож.

Хазары перехватили нас,  когда мы около двух лет назад поехали погостить в Киев к дядюшке - князю Владимиру.  Отец к тому времени уже был у него, и я не знаю, как он:

         Хазары перебили стражу, заставили меня смотреть, как по очереди насиловали, а потом убивали матушку. - Слезинки навернулись у девушки на глаза.

- Не печалься, хуже уже не будет. Главное, что ты сама жива и у тебя все впереди. - Попыталась успокоить Ладу видавшая виды  Лейла. - Продолжай.

          После этого меня привезли на Волгу в главный город хазарского Каганата-Итиль.                                                         

Оказалось, что когда я упала без сознания от ужаса и страха, вожак тех, кто на нас напал, лично убедился, что  раньше я не знала мужчин. Это он же мне потом и объяснил, когда готовил в наложницы, обучал, как необходимо себя вести и что делать, чтобы ублажить своего повелителя, принести ему удовлетворение.

        Якуб - так  звали этого недостойного человека - очень гордился ценностью своей добычи в моем лице и считал, что сможет в Хорезме обогатиться, продав меня повыгоднее в шахский гарем:

        Но ему этого не удалось! - В окрепшем голосе отчетливо зазвучал металл, а ярко-голубые глаза девушки удовлетворенно и грозно сверкнули. - Когда нас везли в Хорезм, на караван Якуба налетели воины царя Алмуша. Они убили его, и я оказалась в Волжской Болгарии, по-прежнему далеко от православного Киева.

         От караванщиков Алмуш узнал, что я специально подготовлена для гаремной жизни, и решил отправить меня в подарок великому халифу.

А тот почему-то отдал меня вашему приемному сыну.

Если коротко, то это все. - Завершила Лада свое недолгое, но дающее представление об излишке испытанной горечи за такую короткую жизнь, повествование.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Женщины молчали, не глядя друг на друга, и каждая из них вспоминала свои похожие истории.

Потом Надия усадила девушку рядом с собой на канапе и по-матерински обняла ее.

В эту ночь Лада впервые за долгое время спала как ребенок, а две подруги, напротив, долго не могли сомкнуть глаз.

Глава 11

 Обед в честь посла государя Волжской Болгарии проходил с участием тех же лиц, что и на официальном приеме.

Халиф много шутил, сыпал афоризмами, демонстрировал свое расположение. Последнее призваны были символизировать морские жемчужины, которыми был украшен поданный плов  (их в ходе трапезы по кем-то с незапамятных времен заведенной в Аравии традиции выплевывали на пол), а также то, что Муктадир перемещал своими собственными руками в тарелку Башту добрые куски баранины с общего серебряного блюда.

Жирную мясную пищу дополняли необычно поджаренный карп, которого только что выловили из Тигра, запеченные с тушеными помидорами и специями баклажаны,  зелень и экзотические фрукты.

Царственное пиршество завершили сласти с чаем на фоне танца живота, который с отрепетированным мастерским упоением исполнили лучшие танцовщицы халифата.

Ахмед осознал, что вопрос о его поездке решился окончательно еще до того,  как Джаафар  исполнил заповедь предков говорить самое важное под конец.

- Передай своему царю, уважаемому  государю Алмушу, что миссия его посла в столицу мира - Багдад завершена успешно. - Произнес халиф с великодержавным пафосом. - Возвращайся к нему с известием о том, что наместник Пророка направляет в страну Сакалиба своих представителей и  поспособствует Волжской Болгарии как в строительстве мечети и прославлении Аллаха, так и в ее защите от неверных. Мы рассчитываем, что царь Алмуш и его мусульманский народ станут нашим надежным форпостом на берегах Итиля. Об этом я отпишу в специальном халифском послании в адрес главы Волжской Болгарии.

Для любого посла такой  результат ответственной деятельности в любые времена является верхом желаний. Это, безусловно, сознавал Башту, когда отвешивал церемониальные поклоны, адресованные гостеприимному хозяину. Но при этом все-таки больше предвкушал щедрую оценку после возвращения домой со стороны своего государя.

- Но я думаю, - продолжил свою итоговую речь халиф, - что будет лучше, если наше посольство двинется в путь на Волгу вместе с тобой и твоими людьми, имеющими опыт преодоления таких расстояний, да еще местами во враждебном окружении.

Нам необходимо некоторое время, чтобы определить состав миссии, направляемой в Волжскую Болгарию. Этим займется великий визирь. Он же и доведет до тебя, когда наши послы будут готовы к выступлению.

Присутствовавшие на приеме приближенные халифа после такого заявления ощутили, что дела Хамида Аббаса при дворе пошли еще выше в гору.

Но лишь всесторонне осведомленный Ахмед - не считая самого Муктадира - понимал, что позиции Назира Харами больше не следует полагать пошатнувшимися и требующими продолжительных усилий для восстановления.

Борьба за влияние при государевом дворе или  игра в нее между обличенными большими полномочиями людьми никогда не заканчивается:  

Глава 12

Лада была готова ко всему, но только не к этому.

Человек, который по всем разумениям должен был стать ее властелином и объектом безоговорочного ублажения во всех отношениях, в первый же день знакомства - во внутреннем дворике, среди цветов и щебетания птиц в клетках, как в раю!  - предложил поехать с ним на Волгу, а потом, если сама пожелает, - вернуться к родному отцу.

Она уже и не надеялась, что такое может стать возможным.

Сильным оказалось и впечатление от самого Ахмеда. Ладе не доводилось ранее видеть таких образованных, вежливых и притягивающих к себе людей. От Ахмеда веяло каким-то неземным обаянием. Его проникновенный бархатно-нежный  голос завораживал девичье сердце, а глубина голубых глаз, в которых не было заметно и намека на похоть, покоряла ее душу.

Девушка не понимала, как оценить нахлынувшие новые чувства, но отчетливо ощутила, что находится накануне больших личных перемен:

На второй день после приема халифом Муктадиром посла Башту Ахмед деликатно расспросил Ладу о деталях истории, которую уже сумели  оценить и всесторонне обсудить матушка Надия и тетушка Лейла.

Удивительно, но девушка не испытала неловкости и унижения во время этого рассказа. Более того, ее речь стала значительно более продолжительной, а описания родины - романтичнее.

Ладе доставляло все возрастающее удовольствие говорить с Ахмедом. Она стала с нетерпением ожидать каждой новой возможности пообщаться с ним.

Слышать, как он задает вопросы, и исподволь наблюдать за реагированием Ахмеда на ее слова вскоре стало для девушки ни с чем не сравнимым наслаждением.

Особенное волнение Лада испытывала, когда их общение затягивалось до сумерек и завершалось при свете масляных ламп в ее комнате:

По мере общения Ахмеда стали живо интересовать обычаи народов, земли которых девушка, хотя и вопреки своей воле, получила возможность посетить.

Так, через неделю он впервые отчетливо осознал, что славян, руссов и вообще северных народов, однообразно именуемых в Багдаде <сакалибами>, рассеяно по свету много. Некоторые из их племен имели в те времена весьма странные нравы.

Один рассказ Лады, которая все же смущалась и краснела, описывая недавно вторгнувшемуся в ее жизнь мужчине некоторые подробности на этот счет, произвел на Ахмеда очень сильное впечатление.

Второй рассказ Лады

 - На севере много разных племен руссов. Не все из них еще приняли христианское православие, потому что правят ими разные князья, часть из которых продолжает поклоняться многим богам.

Когда я попала в Волжскую Болгарию, туда прибыли именовавшие себя руссами люди из не знакомых мне земель. Я не имела возможности  подходить к ним близко, но их повадки то и дело обсуждались.

Это совершенные телами люди, светловолосые и белокожие. Их одежду составляет кусок материи, которая охватывает один бок так, чтобы рука свободно двигалась. Из-под наряда видно, что кожа некоторых из них разрисована картинками до самой шеи.

С оружием они никогда не расстаются и постоянно носят топоры, короткие мечи и ножи.

У  всех  женщин этого племени на груди висят маленькие коробочки,  внешний вид которых должен подсказать, кто насколько богат, потому что они бывают из дерева, железа, меди, серебра или золота.

Ближе в списке к золоту -  богаче семья обладательницы украшения.

А еще о богатстве мужа говорит ожерелье его супруги: чем значительнее благосостояние - тем больше рядов золота или серебра украшает шею жены, дополняя нож, болтающийся рядом, на груди.

Но денежным мерилом у них все-таки являются не злато-серебро, а меха, особенно соболиные.

Жизнь и быт этого племени устроен, как у  грязных кочевников. Мне рассказывали болгарские женщины, а с ними делились их мужья, что с омовением от половой нечистоты или испражнений эти руссы не знакомы. - Лада потупила взор и покраснела, не столько смущаясь от самого содержания рассказа, сколько от стыда за своих дальних сородичей. Вздохнув и оценив молчаливую поддержку Ахмеда, девушка продолжила свое повествование.

- В деревянных домах, которые руссы сооружают везде, куда ни причаливают их ладьи, набивается по десять - двадцать особей обоего пола. Каждый мужчина самостоятельно сооружает в  таких домах свою скамью, на которой размещается и он, и привезенные на продажу красавицы. Никаких занавесок и стен там нет. Захотел мужчина удовлетворить свою похоть - делает это тут же, на глазах у всех, и не только сородичей, и ничто его не остановит.

Если ты, мой господин, смог сдержать брезгливость один раз, попытайся выдержать и еще: умываются все они друг за другом одной и той же водой из единой лохани и используют ее многократно без замены.

- Да-а-а. - Только и вымолвил в ответ внимательно внемлющий Ладе Ахмед. - А верят ли они в Бога, и какие обряды совершают? - поинтересовался он, чтобы немного сменить неприятную тему.

- Я наблюдала издалека, как эти руссы приносят молитвы деревянным идолам - поставленным полукругом бревнам с вырезанными в верхней части человеческими лицами. Перед тем как обратиться к своим божествам, каждый делает большому идолу подношения из хлеба, мяса, лука, молока и хмельной браги, а потом просит помочь с хорошим купцом, который скупит по хорошей цене его добро. И  перечисляет полностью все привезенное с собой, от девушек до шкур соболей.

Болгары рассказывали, что если торги проходят неудачно и затягиваются, такие подношения делаются еще дважды, а при плохом стечении обстоятельств подарки приносятся идолам поменьше. При этом действие сопровождается указанием на то, что они - жены и дети господни, и поклонением перед ними.

Если же торговля прошла удачно, то такой русс заколет нескольких овец и бычков и раздаст часть мяса. А оставшуюся положит между большим идолом и бревнами поменьше. Головы же убитых животных установит на кольях рядом. Ночью их поглотят собаки, а он наутро преисполнится счастьем, и будет рассказывать всем, что  боги его стали очень довольны, съев все сделанные подношения.

Смешно и грустно:

Несмотря на могучее телосложение, руссы тоже болеют, Заболевшему из этого племени разбивают поодаль от дома отдельную палатку. Если он бедняк или  невольник, то рядом оставляют немного хлеба и воды и больше не проведывают. С богачами иначе. Таких посещают каждый день, приносят еду и питье, справляются о самочувствии.

Кто выздоравливает - возвращается ко всем. Уйдет к праотцам - племя действует по-разному, в зависимости от сословия. 

Покинет мир оставленный в одиночестве невольник - собаки и птицы сделают свое погребальное дело.

Умрет бедняк или богач -  тело сожгут, но похоронные обряды при этом тоже будут разниться.

Для бедняка строят маленькую лодку, чтобы сжечь его вместе с ней, пустив по реке.

Похоронный же ритуал для предводителя или богача длится целых десять дней. Сначала все его богатство собирают и делят на три части. Одну оставляют для его семьи, вторую пускают на шитье похоронных одежд, а третью тратят на брагу, которую пьют до того дня, пока его девушка не убьет себя, чтобы быть сожженной вместе с умершим господином.

На лице Ахмеда застыл немой вопрос.

- Покойник  все это время находится в вырытой могиле под специальным брусчатым настилом. - Заметив недоумение собеседника, пояснила Лада. - На нем все мужчины без разбору совокупляются с женщинами, при этом особое рвение проявляет та, что  решилась умереть.

Потом корабль усопшего закрепляют бревнами на берегу и устраивают на нем особый шалаш. В него переносят безжизненное тело, которое вынимают и одевают в парчу и соболя.

Не спрашивай, Ахмед,  и так скажу: в земле холодно, и оно только чернеет.

Потом приносят обильные жертвы богам, а девушка, решившаяся уйти в мир иной вместе с хозяином, ходит в дома всех его родственников и снова отдается подряд всем возжелавшим мужчинам. При этом присутствующие говорят ей слова для передачи господину, желают ему оказаться сидящим в саду.

Но сведущие болгары содрогаются больше всего не от этого, а вот от чего. Под конец девушку заводят в шалаш на корабле две приставленные к ней на все это время дочери <ангела смерти> - сильной и грубой женщины, которая отвечает за приведение описываемого обряда к завершению и помогает обреченной - мне кажется, насильно, -  уйти вслед за господином.

Когда запылает погребальный костер, у представителей этого племени возникает всеобщее воодушевление.

Потом на месте сожженного корабля сооружают подобие кургана, в середине которого устанавливают высокое бревно с вырезанными именами усопшего и его князя, после чего уходят с чувством выполненного долга.

- У волжских болгар, по всей видимости, очень тесные связи с этими племенами северных руссов, раз они так хорошо знают их повадки и обычаи. - Дал перевести дух Ладе внимательный Ахмед. - А что известно об их правителях?

- Про обычаи князя этих руссов я слышала в Итиле. Хазары с удовольствием и даже завистью рассказывали, что он не имеет никаких дел, кроме как совокупляться с девушками, пить и предаваться другим развлечениям. Для командования войском у него есть начальник дружины, который борется с врагами и верховодит подданными.

При князе в специальной крепости-детинце всегда находятся четыреста богатырей. Самых надежных из этих соратников в случае гибели обыкновенно хоронят вместе с ним. У каждого из таких рыцарей есть по девушке-служанке, которая моет ему голову и тело - где уж тут угнаться хазарам! -  готовит еду и питье. А еще и по наложнице, которая должна без стеснения отдаваться его прихоти в присутствии господина и сотоварищей.

Эта дружина с девичьей обслугою днюет и ночует около ложа своего князя. А тот сидит на нем со своими сорока девушками-наложницами и тоже не стесняется глаз сподвижников: никто не считает зазорным, что он не прячется, чтобы удовлетворить похоть самыми разными способами. Хорошо хоть, оценок да суждений не слыхать - все тем же заняты!

Когда необходимо, коня ему подводят прямо к ложу.

- Хорошо, с этими людьми и их интересами все понятно. А чем живут другие? - Интерес Ахмеда не пропадал.

- Добропорядочные руссы занимаются кожевенным ремеслом. Обряды у них такие же, но семьи обычные. Все у них строится на доверии. Однако если двое поссорились, и примирение невозможно, то по приказу князя они обязаны биться мечами кровавым боем. Кто победит, тот и объявляется правым...

У нас на Киевской Руси я такого безобразия не знала и не видела. Даст Бог, мои отец и дядя когда-нибудь доберутся до таких дальних родственников, чтобы направить их на путь истинный!

Глава 13

 После этого рассказа Ахмед долго размышлял, лежа в своей спартанской постели.

Он сопоставлял услышанное с тем, что хорошо и не понаслышке знал об образе жизни древних римлян и египтян - язычников, мощное государственное устройство которых веками основывалось на многобожии и усиливалось организованной вооруженной силой. 

А ведь рухнули их империи, несмотря на все это, именно в обстановке безудержной похоти правителей и их сподвижников к изобилию всегда доступных наложниц и любовниц, отупения после бессмысленного употребления рек вина и оргий, под ударами варваров, которые, как выясняется,  в конце концов оказались стремящимися к тому же! 

Но тогда как же быть с Халифатом? Ведь его властители также имеют многочисленных наложниц, не говоря уже об официально разрешенных никак не языческим Исламом женах.

Видимо, в этом промысел Божий...

Не успел подумать так Ахмед, как пол в его аскетически скромной спальне осветился широким светлым лучом, пронзившим окно.

- Я обещал тебе, что появлюсь тогда, когда это будет необходимо и полезно. Мне понравились твои мысли и выводы. - С одобрением зазвучал знакомый, уверенный в правоте, спокойный голос архангела, неповторимый облик которого освещался неземным сиянием. - Создатель не дает все и вся излечивающих рецептов. В борьбе с Его антиподом  люди должны сами искать выход к свету, но с верой во всесильную истину Божью. Вот и мусульмане со временем поймут, где они правы, а где следует прислушаться к соседям по Земле, не менее их почитающим заповеди Отца.

- А как  быть с теми, о ком поведала Лада? - Ахмед обрадовался поддержке учителя.

- Сберечь эту девушку и взять ее с собой на север, в том числе и  в качестве советчика, -  правильный выбор, и не только твой. У нее долгая и важная для богоугодного дела судьба. Тобой уже сыграна в ней часть предписанной роли. Будь готов к тому, что вам обоим в меру сил предстоит повлиять на славянских язычников там, куда власть пришедшего к Отцу Киева до сих пор не распространилась.  -  От проповеди Учителя привычно веяло теплом. - И не забывай, что господь учит любви:

Свет так же неожиданно погас, как и вспыхнул.

А Ахмед еще долго пребывал под впечатлением увиденного и услышанного. Он никогда лишний раз не вспоминал, но и не забывал о том, как вновь оказался среди людей. И все же:  значит, первый этап пройден, впереди новые испытания, и, надо полагать, они - не за горами.

Глава 14

Ахмед продолжал готовиться к предстоящей поездке. На этот раз его любознательность был вызван удовлетворить Тегин. Он с готовностью принял приглашение побеседовать с приближенным халифа, которому предстояло сыграть важную роль в посольстве повелителя правоверных в заволжские земли. Тегину, кроме того, очень хотелось самому поближе познакомиться с Ахмедом, так как с ним предстояло делить радости и невзгоды долгой и весьма опасной дороги на север.

Собеседники расположились в гостиной на мужской стороне дворца, которым владел Ахмед, на мягких подушках низких диванчиков, расставленных друг против друга вокруг столика для чая.

На полу, украшенном узорчатым ковром, рядом с Тегином призывно возвышался кальян. Запах его облагороженного фруктами табака наполнял зал неповторимым ароматом. Гость явно испытывал удовольствие от затяжек дымом, пропущенным через водяной фильтр, и с глубоким знанием вопроса посвящал Ахмеда в детали обстановки, в которую им вскоре предстояло вместе окунуться.

Ахмеда особенно интересовали знания Тегина о делах в Хазарии и особенностях жизнедеятельности ее властителей.

Рассказ Тегина

- Царь хазар носит титул хакан. Народу он показывается не чаще одного раза в четыре месяца. Причем появляется только на почтительном расстоянии. Его еще называют <большой хакан>.

Его официального заместителя величают <хакан-беком>. Вот он-то как раз предводительствует войсками, ежедневно управляет государством, даже руководит <большим хаканом>, общается с народом. Именно ему изъявляют покорность цари соседствующих земель.

Хакан-бек каждодневно совершает ритуал вхождения к большому хакану, появляясь перед ним босым и с дровами в руках, чтобы зажечь его очаг.

На случай выездного, в том числе военного, похода хакан-бека замещает так называемый кундур-хакан, у которого, в свою очередь, есть свой заместитель по прозвищу джавышгыр.

Исключительно эти посвященные лица обличены правом являться к  большому  хакану и беседовать с ним. Сам он никаких аудиенций не проводит. Поэтому вся полнота власти у хазар фактически принадлежит хакан-беку.

Когда символ хазарской власти - большой хакан умирает, то для него отрывают двадцать могил - каждую в специально выстроенном  по этому случаю доме, пол в котором устилается золотой парчой. Под усадьбой из этих двадцати домов протекает специально подведенная быстрая река.

Мне приходилось слышать, как простые хазары шептались, что такая река, а также расстеленные в могилах мелко помеленные камни необходимы, чтобы туда не добрался шайтан, люди и черви.

После похорон большого хакана всем, кто в них участвовал, властители отрубают головы, чтобы никто не узнал, в каком из домов находится захоронение. А саму могилу именуют раем,  во всеуслышание объявляя:  <он вошел в рай>. - Чтобы передохнуть, Тегин затянулся забулькавшим благоуханием кальяна.

- А на чем основывается сила влияния Хазарии на своих соседей? - Конкретизировал свою заинтересованность Ахмед.

- У царя хазар двадцать пять жен, и каждая из них - дочь царя соседних земель. Он берет их себе по доброй воле или силой. Отсюда и влияние - ведь они ни кто иные как заложники Каганата. Какой отец, будь он даже трижды князем или царем, пожелает гибели своему чаду?!

- Понятно и по-своему разумно.

- А еще - если интересно - его гарем составляют шестьдесят наложниц, отличающихся редкостной красотой. Рассказывают, что каждая из них живет в отдельном доме под присмотром специального евнуха, который по первому зову господина немедленно доставляет свою подопечную к нему в постель. Дождавшись завершения совокупления,  он тут же возвращает ее обратно.

- Ну, здесь хазары ничем отличаются от других. К силе власти, как мне кажется, это не имеет никакого отношения. - Ахмед не скрывал, что ему важнее другие сведения.

- При выезде верхом большого хакана сопровождают войска, и горе тому, кто осмелится не пасть ниц и поднять голову, чтобы посмотреть на правителя и его свиту.

- Ага-а-а.

- Отправляемый в поход вооруженный отряд не имеет права отступать под страхом неминуемой после возвращения смертной казни. А если обратятся в бегство предводитель войска или его заместитель, их доставят и на их собственных глазах отдадут жен и дочерей в пользование чужим людям. При этом виновные могут быть подвергнуты изощренной казни, а иногда превращены в рабов-скотоводов.

Хазарский каганат имеет на Волге огромный город под названием Итиль, который делится на две части. В одной живут мусульмане, а в другой - сам большой хакан и его свита. Над мусульманами ставят приближенного к хакану магометанина,  именуемого <хаз>, который вершит дела, суд и расправу над ними.

Хазары и их хакан - иудеи, а сакалибы-болгары и другие соседи находятся у них в подчинении, как покорные рабы.

Большой хакан может править строго определенный период - сорок лет. Если он хотя бы на один день переживет это отведенное время, его удаляют или устраняют, ссылаясь на то, что у властителя <уменьшился ум>. - Было очевидно, что Тегин знал значительно больше, да и великий визирь Хамид Аббас через него - тоже.

Услышанный рассказ заставил Ахмеда серьезно задуматься, но перед тем, как углубиться в продолжительные размышления, он получил от Тегина подтверждение готовности последовать с посольством халифа в Волжскую Болгарию и быть его ближайшим советником.

Глава 15

У ворот дворца Мухаммеда Сулеймана и на подходах к нему творилось что-то невообразимое. 

Вымощенная булыжником узкая улица старого города, сложную архитектурную линию которой завершал минарет мечети, похоже, еще никогда не знала такого столпотворения. Откуда-то взялись нищие дервиши, активно просившие подаяния, перемещаясь в тени вдоль домов. Сразу вдруг появились незнакомые торговцы всякой мелочью с лотками на заплечных ремнях, которые оглашали тишину квартала своими зазывными криками. Любопытство и стадное чувство вынесли на улицу соседских бабок и нянек, галдевших и жестикулировавших с неповторимым восточным азартом.

Это зрелище продолжалось около часа, когда все вдруг пали ниц, предусмотрительно отодвинувшись подальше от несущихся с топотом лошадей.

Всадники готовы были снести голову каждому, кто только посмеет ее поднять, чтобы увидеть того, кого так серьезно охраняли. Особенно радел за дело, как обычно, свирепо вращая глазами и размахивая обнаженным клинком своего меча,  начальник личной охраны халифа.

 Джаафар Муктадир решил навестить дом своего друга детства.

Евнух Фатхи, быстро сообразивший благодаря придворному опыту, чего следует ожидать от такого внезапного оживления уличной жизни, сразу же предупредил своих хозяев о необходимости быть готовыми к  серьезному визиту.

Поэтому Ахмед встречал повелителя правоверных у заранее открытых ворот своего дворца. Но при этом верно рассудил, что менять удобную  домашнюю одежду на парадные наряды не следует.

Спешившийся высокий гость, облаченный в наряд для охоты, остался доволен и после дружеских объятий был препровожден во внутренний дворик.

Там его ожидали Надия и Лейла, озабоченные как целью прибытия халифа, так и его возможными последствиями для себя и своих близких.  Им было хорошо известно, что подобные визиты случались крайне редко и, как правило, не сулили ничего хорошего. Ведь за ними следовали какие-то важные решения. А если нет - так  тут же найдутся завистники, которые будут из кожи вон лезть, чтобы повлиять на правителя в отрицательном ключе и изменить его так однозначно продемонстрированное расположение.

Джаафар душевно относился к этим женщинам, ибо с детства ощущал их теплые чувства, играя иногда с Ахмедом в их присутствии. Поэтому состоявшийся короткий разговор был очень уважительным - халиф как бы прикоснулся на мгновение к прошлому, которого не вернуть, как и  ушедших в мир иной родителей.

Джаафар поинтересовался делами женщин, лица которых по обычаю была готова скрыть белая шелковая ткань, поинтересовался, пришлась ли им по нраву славянская девушка, переданная под опеку Ахмеду. Затем, не удержавшись, пошутил по поводу того, как, наверное, другу детства хорошо и интересно с нею.

Лейла, которая всегда была остра на язык, без тени смущения съязвила в ответ, что гаремы Ахмеда и Джаафара не подлежат никакому сравнению, а Надия продолжала молча ждать.

Почувствовав это и зная, как любит своего приемного сына эта мудрая женщина, халиф без утайки пояснил, что прибыл побеседовать с Ахмедом перед дальней дорогой, в которую тот направится в составе посольства повелителя правоверных на реку Итиль.

После этого встревоженные женщины вежливо и чинно удалились, чтобы друзья смогли поговорить наедине. Гость и хозяин расположились на одной из скамеек у фонтана, подле которой Фатхи предусмотрительно поставил чайный столик, на котором нашлось место как приборам для тонизирующего напитка и привычных сладостей, так и  вазе с фруктами.

- Ну что, Ахмед, - без околичностей начал халиф. - Я бы хотел обсудить с тобой некоторые  важные детали предстоящего визита. Во-первых, об официальном назначении посла. Назир аль-Харами предлагает, чтобы им стал Сусан Расси. Я, скорее всего, это предложение приму, чтобы не раскрывать всем, что основная миссия поручается тебе.

          - Это тот вольноотпущенный раб, который способствовал твоему приходу к власти? - В ответ на вопрос Джаафар без промедления утвердительно кивнул головой. -  Тогда это правильный и всем понятный выбор. - Констатировал Ахмед. - Великий халиф  мог выбрать своим послом в Волжскую Болгарию только такого надежного и опытного человека.

 Иронию скрыть было невозможно. Оба понимающе улыбнулись, после чего Ахмед продолжил излагать свои воспоминания о не таком уж и далеком прошлом.

          - Все немедленно вспомнят, как твой двоюродный дядя - Муатаз, который очень желал быть халифом Багдада и даже на один день захватил власть, - не рассчитывал, что партия сторонников его малолетнего племянника окажется столь сильной. И как больше всего он не ожидал, что после твоего воцарения немедленно найдется человек, который выдаст его место укрытия. - Интонация Ахмеда прекрасно передавала понимание им всего ужаса положения низвергнутого и преданного узурпатора.

- Да, тогда я еще был  не в состоянии оценить весь трагизм ситуации. - Принялся вспоминать далее уже сам Джаафар. - Дядюшка - да успокоит его грешную душу Аллах! - укрылся тогда в доме ювелира, семье которого служил Сусан. И этот домашний раб не преминул донести о нем, чтобы получить свободу и выдвинуться. Семья Назира Харами это оценила, и Сусан будет долго предан хранителю моих внутренних покоев. Но ты будь с ним настороже - предавший один раз всегда готов сделать этот шаг вторично. И помни, что он не нашей аравийской крови.

Ахмед прикоснулся рукой к голове и глазам в знак понимания.

Образовавшуюся после этого паузу заполнил освежающий чайный напиток.

Когда стало ясно, что можно продолжать, Ахмед поинтересовался, каким образом халиф видит финансовое решение миссии посольства и кто еще войдет в его состав.

- Раз уж мы заговорили о Сусане и его роли в деле моего дядюшки, то не будем забывать и о семье Фуратов. - Продолжил ненавязчиво оглашать свои инструкции повелитель правоверных. - Эта династия визирей, как ты, конечно же, знаешь, выдвинулась на первые роли также в связи с попыткой Муатаза лишить меня престола. Тогда, тринадцать лет назад, в руки этого семейства перешли  все доходы государства. Еще бы!  Али аль-Фурат стал главным визирем, а его брат и мой тезка получил в управление все финансы халифата. Когда через два года он умер, дети визиря Али поделили между собой управление финансами восточной и западной части наших владений.

  - Да, Али аль-Фурат, по-видимому, считал, что ему подвластно все. - Позволил себе вмешаться в монолог халифа Ахмед.  - Ведь он заявлял со всей определенностью, что ему нужны люди, которые бы не верили ни в Аллаха, ни в судный день, но зато повиновались бы ему настолько, чтобы их можно было отправить для выполнения именно ему необходимых  дел!

         - За это, а также за неуемное своекорыстие мы дважды - последний раз три года назад - лишали его постов, сажали в тюрьму, а имущество подвергали конфискации.  - Халиф недовольно махнул рукой. - И это мое ближайшее окружение! Накажешь - все жилы вытянут: прости. Освободишь - сразу же за старое, но с удвоенным старанием!

- И ведь никак не хотят понять, что изречение <не сделаешь при жизни - после смерти не сделает никто> посвящено добрым делам, которые оставляют след среди людей, а не деньгам, которые на тот свет не заберешь, даже если заранее их завернуть в саван или прибить к крышке гроба!

- Ты не перестаешь меня вдохновлять, братец. От твоих речей веет божественной правдой. - Джаафар в этот день, очевидно, был расположен к откровенностям. - Ну, так вот. Потери казны, приведшие к почти полному ее краху вследствие действий Али аль-Фурата,   оказавшегося в результате очередной раз за решеткой, должны были возместить конфискованные поместья злополучного визиря. В основном эти резервы мы уже истратили. Но остались отдаленные поместья, одно из которых в Хорезме, на трети пути от его столицы Кяса до Ургенча, и называется оно Арсахушмисан. Его цена - четыре тысячи местных динаров.

- А хватит ли этой суммы для выполнения обязательств по постройке крепости царю Сакалиба, оплате труда богословов, направляемых для распространения ислама в Волжской Болгарии, и на само посольство? - поинтересовался Ахмед.

- Должно хватить. По крайней мере, о такой сумме мы отписали в ответ царю Алмушу. Знай, что эти деньги посол Сусан должен получить в Бухаре или Кясе от человека по имени Муса. Он хорезмиец и поедет с вами для того, чтобы вступить во владение поместьем Арсахушмисан. - Джаафар говорил четко, но проявил свою неуверенность, которая выразилась в том, что при этом он сослался на всесилие Аллаха.

- Видимо, местные вассалы пожелают помешать твоим замыслам? - Вопрос Ахмеда заставил перекоситься лицо халифа.

          - И тебе следует об этом постоянно помнить. Отправитесь с большим караваном и сопровождением в день, когда в июне солнце дольше всего стоит на небосклоне. Посетите Рей и его гнусного узурпатора Али, убийцу твоего отца - берегись его козней.  Затем заедете в Бухару и официально поздравите эмира Насра с восшествием на престол. Это, правда, случилось семь лет назад, но лучше отметить такое событие поздно, чем никогда. - Халиф слегка улыбнулся. -  Потом установите связь с предводителем войска огузов Этреком. Задарите его подарками, которыми вас снабдит Назир Харами. Постарайтесь обратить этого язычника в Ислам и с его помощью двигайтесь дальше. Цель известна, а с чем придется столкнуться, не предугадает никто. Возьми с собой всех, кого посчитаешь необходимыми. Я очень рассчитываю на тебя, брат.

С этими словами повелитель правоверных встал и покинул гостеприимный дворец Сулеймана.

Глава 17

 Когда наступили сумерки, Ахмед решил пройтись по своему дому. В нем все говорило о напряженном спокойствии. На втором этаже нежный свет масляной лампы призывно струился из окон комнаты Лады.

 Насыпав корма в клетки с птицами, Ахмед поднялся на внутренний балкон и оказался перед ее дверьми.

Лада улыбнулась, не скрывая радости оттого, что вновь увидела своего господина.

          - Мой властелин выглядит уставшим и озабоченным. - Промолвила девушка, сделав шаг навстречу и не пряча огня своих больших миндалевидных глаз. - Что мне сделать, как его ублажить и успокоить?

          - Мы же договорились, что слова властелин в мой адрес ты произносить не станешь. - По коже у Ахмеда пробежали мурашки, вызванные томной нежностью в голосе Лады. - Я присяду, а ты, если не возражаешь, станцуй под бубен. Ни разу не видел, насколько прекрасно ты это делаешь.  

Девушка поклонилась и плавным движением руки указала на кресло.  Ахмед прикрыл дверь, чтобы звуки не беспокоили других обитателей дворца, и присел в ожидании.

Тут же, подхватившись, Лада стремглав повязала поверх воздушных шароваров легкую парчовую шаль и взяла в правую руку маленький бубен. 

Обнаженная талия подчеркивала совершенство ее фигуры, а движение в танце живота - прирожденную грациозность. Завораживающий эффект довершали изящно поднимаемые вверх извивающиеся руки, сменяющие друг друга округлые и ритмичные движения бедрами, распущенные длинные волосы и аромат благовоний.

Во время вращения девушка, всеми клетками своего тела ощутила красоту и предначертанность момента и сделала так, чтобы ее волосы коснулись его лица. Тут уже все подавляющая и подчиняющая себе сила заставила Ахмеда подняться и привлечь Ладу в свои объятья. Натянувшись, как стрела, она тут же выгнулась, затрепетала, а  затем без оглядки отдалась долгожданной воле нежных мужских рук.

Все было прекрасно, и Лада, отдававшая свою ласку, впервые не пожалела о тех уроках, которые получила у хазар.

 Вдохновение Ахмеда не знало усталости и границ, а безудержно воспринявшее его женское раскрепощение с готовностью встречало разнообразие мужских  изысков.

Две половинки одного целого нашли себя.

:Когда под утро умиротворенный Ахмед предупредил обессилевшую Ладу, чтобы она готовилась в скором времени отправиться в длинную дорогу, девушка решила, что последует за ним везде, потому что так велит судьба.

Глава 18

 Прошло еще несколько дней, и Ахмед  Фадлан собрал во внутреннем дворике своего дворца его основных обитателей. Надие и Лейле в присутствии Лады и  Фатхи было объявлено, что в ближайшее время по указанию халифа Багдадского хозяин дома отправится в далекое и продолжительное путешествие, захватив с собою русскую девушку.

Предвосхищая возникшие у них вопросы, Ахмед достаточно подробно описал предстоящий маршрут следования посланников повелителя правоверных в Волжскую Болгарию.

Пытаясь вселить спокойствие в сердца матушки и тетушки, он с наигранной легкостью живописал прекрасные условия путешествия, возможность увидеть новые экзотические места.

Памятуя предыдущие советы близких ему женщин, Ахмед  заверил, что нашел надежных спутников, способных оказать необходимую поддержку в необычной для него миссии.

Лейла по обыкновению живо реагировала на беседу, тогда как Надия сосредоточенно молчала. Когда же энтузиазм подруги иссяк, она тихим и внятным голосом, предполагающим обязательное внимание собеседников, произнесла свой давно продуманный и частично  озвученный ранее монолог.

           - Мой досточтимый и любимый сын, ты давно вырос. Сыновья почти всегда склонны покидать свое родное гнездо в поисках славы и признания. Ты - не исключение, хотя, признаться, я боялась, что это произойдет с тобою раньше. То, что предписано судьбой и Аллахом, ее творящим, обязательно произойдет. Но все-таки лучше послушать лишний раз, о чем говорит жизненный опыт, и подготовить себя к действиям в неожиданных ситуациях, чем идти напролом и набивать ненужные шишки.

           Ты хорошо сделал, что послушал советы матери и ее проверенной подруги - тетушки, и выбрал себе надежных попутчиков. Но это еще только полдела. Главное - впереди. Тебя будут ждать встречи с настороженно и даже агрессивно настроенными людьми.

Их враждебность будет определяться опасениями за собственную судьбу и желанием сохранить достигнутое, а для этого - поставить тебя в положение защищающегося и оправдывающегося, как перед окружающими, так и перед самим собой.

Не забывай, что мы воспитывали тебя как аристократа, а это состояние, когда  люди в разных концах земли прекрасно понимают равных себе, потому что прошли одинаковую школу жизни. Бойся тех, которые надуваются изо всех сил, чтобы приблизиться к этому кругу: от них многие беды.

Так устроено, что малочисленные племена дают миру больших людей, но при этом сами  могут заявить о себе, только крепко насолив многочисленным народам. А те, в свою очередь, при некоторых правителях всегда готовы это использовать в своих целях.

Вспомни мои слова, когда будешь в пути: тебе предстоит проехать через город Рей, властителем которого является Али. Это, как ты хорошо знаешь, убийца твоего приемного отца. Имей в виду, что он тщательно бережет себя от тех, кто готов отомстить за все беды, что несет его правление, и следит за ними.

Мой сын в их числе, и этот грязный правитель, наверняка, давно следит за твоими передвижениями. Готовься к козням и интригам, появлению бандитов и отравителей. Он постарается извлечь выгоду из твоих слабостей, чтобы потешить свое самолюбие, да еще показать свою самостоятельность и значимость нашему халифу.

Не знаю правителей северных земель, но и с ними тебе нужно держать ухо востро.

 Переведя дух, Надия продолжила свои наставления, но уже обращаясь к Ладе.

- Ты молода, но много знаешь и понимаешь. Береги Ахмеда - он иногда беззащитен, и будь осмотрительна во всем, что касается тебя самой. И да сохранит вас Аллах.

Лейла прослезилась, но ничего добавлять не стала. Фатхи вздохнул, но тоже промолчал: он уже знал, что Ахмед оставляет его хранить спокойствие дорогих для него женщин.

Приближался к концу день 20 июня 921 года от рождества Христова.

ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

Глава 1

Посольство повелителя правоверных покинуло город Мира - Багдад на следующее утро, которое начинало день после одиннадцати ночей месяца сафара триста девятого года по Хиджре.*

После того как торговый караван, в составе которого двигались посланники халифа, выехал на пустынную дорогу в сторону Рея, Ахмед осмотрелся.                                                     

Процессия   выглядела   внушительно:   несколько  тысяч лошадей, не считая верблюдов, несли на себе и везли в запряженных повозках пеструю толпу торговцев всякой всячиной.  Ее охранял внушительный по численности и хорошо вооруженный конный отряд, который за багдадскими воротами  разделился на несколько частей, чтобы обеспечивать не только сопровождение, но и разведку по фронту и флангам перемещения.

Животные размеренно взбивали  копытами  дорожную пыль, которая за многие века не стала откровением для окружающего  серо-желтого  песчаного  пейзажа   слегка вздыбленной  полупустыни. 

           Передвигавшиеся на них люди   закрывали тюрбанами и ____________________________

*Хиджра - летоисчисление, принятое в исламском мире, в соответствии с которым история датируется с момента перемещения (хиджры) Пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. (Примечание автора)

платками от зноя, песка и ветра свои головы и лица - путь предстоял длинный, и это были проверенные временем и опытом предков необходимые предосторожности.

           На первой же стоянке в местечке Нахраван Ахмед решил

дать инструкции своим ближайшим спутникам. Их суть свелась к тому, что надо быть очень бдительными и осторожными.

Беседуя один на один с каждым, на кого мог положиться,   Фадлан предупреждал, что на пути в Рей, а затем и дальше посольству халифа предстояли монотонные и утомительные дни караванной жизни. Человек устроен так, что ему обязательно необходимо общение. Тем более, что рядом - сотни  не знакомых по прежней жизни и скучающих попутчиков. Поэтому надо быть готовыми к тому, что будет много любопытных. Избегая ненужных разговоров, следовало бы четко запоминать тех, кто, путешествуя вместе с караваном, пытается что-либо выведать о посольстве и его участниках.

Завершая свои хорошо продуманные инструкции, Ахмед предупреждал каждого о том, что среди караванщиков могут оказаться специально подосланные соглядатаи, хозяева которых желали бы досконально знать планы посольства: никакой из местных князьков не любит, когда по его земле передвигаются и находятся приближенные и слуги властелина - от них можно ждать беды. А так как своему ближайшему окружению он наиболее доверял, Ахмед просил получше и побольше прислушиваться к происходящему вокруг.

Лада, с которой  Фадлан проводил время в ходе привалов и ночевок, не только скрашивала собой утомительные будни мужчины-кочевника, но стала удивительно добрым помощником. Ее возможности оказались до крайности полезны.

Разговаривая только со своим <повелителем>, как того требовали мусульманские законы, она в то же время могла многое услышать и понять из бесед находящихся рядом - кто будет обращать внимание на закрытую от чужих глаз специальным балдахином и закутанную с головы до ног  глупую женщину!

Пользу приносили и ее советы - женский взгляд на людей и события открывал их Ахмеду совершенно с другой стороны, не говоря уже о деталях и мелочах, на которые мужчина в большинстве случаев не обращает внимания.

Прозорливость и проницательность Лады, по большей части привычно свойственная умудренным опытом мужам или правителям, покоряли, а временами и просто обезоруживали Ахмеда.

Увидев как-то через закрывающую лицо ткань тоскливый  взгляд  Бориса, устремленный на север, Лада шепнула  Фадлану, что этот спутник, по всей видимости, спит и видит, когда, наконец, вернется в свою Волжскую Болгарию к царю Алмушу.

На вопрос Ахмеда, почему она так считает, девушка пояснила, что хотя Бориса и называли в Багдаде славянином, он - настоящий волжский болгарин (ей-то, русской, не понять!). А раз так, то при дворе халифа он появился и закрепился - даже как раб - не  случайно. И в посольстве оказался тоже неспроста.

Справедливость выводов Лады Ахмед оценил очень скоро.

Глава 2

 Выбрав подходящий момент, когда никто не мог помешать или подслушать, Ахмед неожиданно  спросил Бориса, ожидает ли он высокой оценки со стороны царя Алмуша итогов своей специальной миссии в Багдад.

Сомнений не возникло: темноволосый, черноглазый, крепко сбитый болгарин умел держать удар. Услышав вопрос, который иного поверг бы в трепет -  прозвучал он все-таки еще во владениях повелителя правоверных и среди его преданных слуг, - Борис повел себя с достоинством, заслуживающим подражания. Оглядевшись, он  испытующе посмотрел на Ахмеда, после чего  мгновенно сопоставил в уме все обстоятельства и принял решение.

         - Владыка Волжской Болгарии умеет ценить людей и их верность. - Лошади двигались рядом, и  разговор продолжался под мерный перестук их копыт. - Но я не ожидал после стольких месяцев безупречного пребывания в Багдаде такого вопроса в  финале.

          - А это и не финал. - Вежливо и уважительно возразил Ахмед. - Насколько я понимаю, твоей задачей было пронаблюдать за тем, как пройдут переговоры   хазарина Башту о получении Волжской Болгарией помощи Багдада, не обманет ли ожиданий Назир Харами, получив деньги <на лекарства> царю Сакалиба, и получить другие знания, чтобы в любой момент дать совет, как вести себя Алмушу в дальнейшем?

           - У меня ощущение, что вы присутствовали на нашей встрече с владыкой Волжской Болгарии три года назад. - Не отвечая прямо на вопрос, Борис в то же время подтверждал правоту Ахмеда.

           - Ваш царь и вы делаете богоугодное дело. - Спокойный голос  Фадлана располагал к доверительности. - Единобожие, вера в Творца, а не языческие воззрения - правильный выбор властителя по отношению к своему народу и его будущему. И никто на земле халифа, а тем более на Небесах, тебя сейчас за измену не осудит. А то, что обстоятельства вынуждали действовать тайно, так, значит, это было предписано свыше, чтобы еще сильнее ощутить значимость свершаемого.

Борис на минуту уставился на Ахмеда широко открытыми от удивления глазами, не зная, что сказать: собеседник обладал знаниями и умением их применять, как будто читал в его душе и знал, когда огласить прочитанное.

- Мы  союзники, а не враги. - После некоторой паузы продолжил Ахмед. А в голове у него настойчиво билась мысль о том, как велик и безукоризнен Учитель, подсказавший прислушиваться к Ладе. - Враги будут впереди. У каждого из них свои интересы, и нам следует действовать сообща, не так ли?

- Я готов к совместным действиям, если они не повредят моему народу и повелителю. - Ответ Бориса не мог не вызвать симпатии.

- Посольству необходимо спокойно добраться до твоей родной земли. Как я понимаю, ты хорошо осведомлен об основных людях, которые в нем представлены?

          - Но мне не делает чести, что я не мог до сего дня ничего сказать о вас, господин Ахмед. - Легкий поклон стал еще одной данью уважения.        

          - Как бы кто себя не повел, я обязан прибыть к царю Алмушу, чтобы выполнить свой священный долг и поручение халифа Муктадира. Я очень рассчитываю на твою помощь как в дороге, так и, в особенности, при  дворе владыки Волжской Болгарии.    

В знак согласия и готовности Борис приложил правую руку к своему сердцу, голове и глазам - совсем как настоящий араб.

Ахмед пришпорил коня, а болгарин еще долго ехал шагом и смотрел ему вслед, обдумывая и заново переживая происшедшее. Борис уже ни капли не сомневался, что ускакавший вперед недавний собеседник смог бы еще многое поведать о его пребывании в Багдаде, хотя они раньше ни разу не встречались.

Это вызывало благоговейный трепет.

Глава 3

Лада становилась Ахмеду все ближе. И не столько физически. Любовные ласки в бивуачных шатрах, когда вокруг масса людей, завистливых и любопытных до всего, что происходит рядом, не могли быть предельно откровенными. Напротив, каждый счастливый вскрик и восторженный вздох должен был соизмеряться с обстоятельствами: в таких условиях волей-неволей приходилось проявлять сдержанность. Не говоря уже об особенностях гигиены.

Лада была создана, чтобы быть непревзойденной помощницей и соратницей.

Еще в самом начале пути на север девушка доверила Ахмеду свою маленькую тайну, уведомив о том, что у них есть еще один друг.

Этим человеком оказался   Глеб - атлет, в свое время внесший Ладу во дворец халифа в качестве подарка от царя Алмуша. Он возвращался на Волгу вместе с послом Башту тем же караваном, рядом.

 Девушка рассказала, что Алмуш взял его к себе на службу после того, как болгары освободили Глеба из хазарского плена. Это был русский славянин, входивший в охрану Лады, когда она следовала к своему дяде-князю в Киев. Его, раненого, стреножили при ее захвате - урезонить богатыря, не убив, по-другому никак не удавалось. Хазары хотели нажиться и одновременно унизить его, уготовив Глебу удел превращения в евнуха в гареме Хорезм-шаха.

Остро переживая и чувствуя вину за то, что не сумел выполнить свое главное предназначение - защитить Ладу при налете хазар, он старался сделать все, чтобы, хотя и на расстоянии, следовать везде за своей княжной, и был готов пойти ради нее на любые муки.

Алмуш и его приближенные по достоинству оценили верность русского богатыря своей княжне и не стали мешать исполнению его желания быть поближе к ней.

Глеб издали следил за событиями вокруг Лады после того, как ее передарили Ахмеду, и был без ума от счастья, когда узнал, что караван на север вновь соединил их пути, интуитивно чувствуя, что это - путь к исправлению роковой для него ошибки. 

Гигант вскоре успешно сыграл одну из предначертанных судьбой ролей.

:Несмотря на то, что посольство стремилось как можно быстрее передвигаться по выбранному маршруту, местные условия и небесконечные силы вьючных животных делали свое дело.

Князек Али, об опасности козней которого столь настоятельно и убедительно предупреждала Ахмеда матушка Надия, заставил посольство своего владыки -  Багдадского халифа сначала безуспешно одиннадцать дней дожидаться себя в Рее.

Было понятно, что тем самым он стремился продемонстрировать остатки самостоятельности и сохранившуюся тягу к независимости - уж очень пришлось Али поскрипеть зубами, когда совсем недавно войско Муктадира вынудило его согласиться на дань Багдаду в сто шестьдесят тысяч динаров ежегодно.

Но это было не все.

Его шпионы в это время внимательно изучали гостей из Багдада и информировали  Али об их действиях.

Особенно порадовали и привели в возбуждение злопамятного  правителя Рея вести о Фадлане и его спутнице. В  голове этого переполненного гнусностью человека тут же возникла извращенная мысль свести чужими руками счеты с названым братом оказавшегося сильнее Муктадира, да еще сыном ранее поверженного противника. Эта идея усиливалась желанием ущипнуть тем самым халифа и унизить  достоинство обоих, поместив подаренную Ахмеду наложницу в свой гарем.

Когда посол Сусан Расси, забыв, что по праву представляет величие своего владыки, решил направиться к следующей стоянке  в местечко под названием Хувар, посольство именно там и нашло  Али. Переполненные почти нескрываемым коварством глазки этого человека прямо-таки источали свет удовлетворения оттого, что ему удалось вынудить сторону сильнейшего сделать первый шаг навстречу.

Бывший раб тщеславно отнес на счет уважения к своей персоне этот блеск, и не думал понимать, что узурпатор Рея чувствовал радостный прилив сил потому, что к этому времени все устроил по своему злому умыслу.

Али не скупился  проявлять чудеса искусства дипломатии и  лицемерного пускания пыли в глаза, общаясь с посланниками халифа. Преуспевшего в своем черном деле властителя подбадривали глаза Сусана Расси, которые застило обилие разнообразных подарков, врученных от имени земли и народа провинции Рея с большим пафосом и намеками, - Али  предательски злорадно предвкушал, когда безнаказанно отыграется на владыке правоверных и получит  власть над Ахмедом.

Того ему через посыльного гонца с удовольствием пообещал захватить и преподнести на ложечке враждебный Багдаду сосед и старый приятель -  хозяин лежащего между Реем и Нишапуром горного Табаристана  не менее коварный, чем его друг,  Ширван II.

Недаром посольство халифа так долго простояло в Рее!

Извращенная фантазия Али  рисовала ему картину того, как он на глазах завистливых слуг  будет демонстрировать со славянкой Фадлана свои мужские достоинства и изыски.

 У него, как у бешеной собаки, текли слюни, когда Али представлял, как потомок его старого врага будет вынужден униженно наблюдать за этим и пытаться не слышать похотливого гогота окружающих.

Но больше всего этого зверя в человеческом обличье возбуждало предвкушение того, как на женское лоно наложницы-иностранки будет потом стекать кровь с отсеченной головы ближайшего сподвижника халифа. 

Кровожадный Али, одержимый этой поставленной себе самому целью, настолько поверил в ее достижение, что заранее не скупился на обещания дорогих наград посвященным в нее и брошенным в дело приближенным:

Однако Глеб не дал осуществиться этому дикому замыслу.

Когда посольство вслед каравану самостоятельно отправилось в сторону Нишапура и далее - Бухары, он заметил странно-подозрительное поведение сопровождающих, приданных путешественникам  хозяином Рея.

Проследив за слугами Али, он отчетливо понял, что их действия сконцентрированы на решении одной задачи - постоянно  давать кому-то знать о местонахождении путников. 

Последнего из злоумышленников Глеб заарканил, когда тот в сумерках собрался улизнуть прочь, составив компанию сородичам.

Признание оказавшегося в руках русского богатыря и трепетавшего от страха слуги вероломного хозяина Рея не заставило себя долго ждать. Ползая по земле, как уж, он в подробностях поведал о коварном замысле Али, и Ахмед вновь осознал непреходящую значимость древней мудрости <предупрежден - значит вооружен>. 

После небольшого совещания с доверенными людьми Фадлан поставил Сусана Расси перед суровой необходимостью ночной скачки.

Оставленные Ахмедом на месте демонстративно, во всеуслышание обозначенной  ночевки парадные бивуачные шатры сбили с толку налетевших утром на остатки каравана конных табаристанцев, рассчитывавших на легкую добычу.

Их встречал лишь привязанный к повозке с кляпом во рту незадачливый соглядатай Али.

:А посольство халифа к этому моменту, ориентируясь  по звездному небу, которое так хорошо читал Ахмед,  присоединилось под видом отставших торговцев к багдадскому каравану, чуть раньше властной хитростью отправленному прочь из своих владений правителем Рея.

Шпионы оскорбленного и уязвленного Ширвана II, крутившиеся затем вокруг каравана до самого Нишапура, так и не смогли угадать, что  особо свирепые погонщики груженых верблюдов - Глеб, Борис и Тегин - охраняли драгоценную поклажу -  Ладу, упакованную в большой сундук. А следовавшая рядом арба с муллой и <заразными> больными успешно везла Ахмеда и остальных посланников великого халифа.

Совместно выработанный план защиты от происков коварного и деспотичного врага полностью оправдал себя.

Можно было себе представить, как выместил свою злобу на головах незадачливых соглядатаев, рассвирепев от беспомощности и перенесенного унижения, Али.

Глава 4

 Из Нишапура до Бухары посольство добиралось долго, но уже без особых волнений.

Можно было немного расслабиться: дорога хорошо охранялась, посты саманидских воинов находились друг от друга на расстоянии прямой видимости. Такой порядок  не мог не убедить путников в том, что местные власти не позволят безнаказанно разгуливать по земле Хорасана чужакам и бандитам.

Действия преисполненных своею значимостью дорожных стражей, которые везде и во все времена не забывали своих интересов, проявляя рвение и усердие при получении с караванщиков подорожной подати, отторжения в этой восточной глубинке не вызывали. А для представителей повелителя правоверных - мало ли что, не приведи Господь! - нарочито демонстративно все пути открывались, как по мановению волшебной палочки.

До самых песков восточных Каракумов дорога тянулась через горные перевалы и каменистые плато под сверкающим голубизной небом.

Полуденный зной путешественники предусмотрительно пережидали в тени то тут, то там появлявшихся раскидистых деревьев. Прохладные ночи согревали бивуачные костры, вокруг которых размещались - кто в шатрах, а кто и прямо на земле, рядом с ними, - люди. Животные отдыхали около повозок и снятой на время вьючной поклажи.

И лишь охрана каравана, исправно несшая свою службу, могла себе позволить хотя бы исподволь любоваться рассыпавшимися  над головой мириадами звезд.

Верблюдам-труженикам было позволено отдохнуть несколько дней на краю пустыни, после чего караван нудно преодолел пески, вкусив все прелести перехода через барханы.     

Посольство не вмешивалось в команды предводителя караванщиков, и правильно - мастера не нуждаются в подсказках, как лучше, быстрее, качественнее и без потерь делать свое дело. Тем более, когда ты впервые видишь раскаленное марево пустынного воздуха, странные силуэты миражей вдали и постоянно хочешь воды.

Фадлан старался постоянно подбадривать своих спутников, был особо нежен с Ладой. Но - удивительное дело! - она-то как раз держалась увереннее и спокойнее других. На одной из ночных стоянок стало ясно, что придает девушке дополнительные силы.

- Посмотри, какое чудо! - Прильнув к Ахмеду и глядя на мерцающие звезды, прошептала Лада. - Когда еще такое увидишь? Нам повезло. Многие никогда не смогут порадоваться этой божественной величественной красоте. Этим, наверное, и хороши испытания, которые нам выпадают. Тяготы обязательно вознаграждаются, надо только безропотно их преодолевать. Ведь каждый шаг приближает к заветной цели.

 - Ты абсолютно права, сердце мое. - Ахмед почувствовал все подчиняющую себе  нежность. - Хотя и кружным путем, но мы движемся вперед. Идем туда, где нас ждут люди - как родные, так и незнакомые,  навстречу новым волнениям, огорчениям и радости, иногда не сознавая неизбежности  расставаний и потерь.

- А укрепляет наши душу и силы  вера. Вера во Всевышнего, божественность предписаний судьбы, неотвратимость  справедливости и счастье.

Глаза Лады так отражали бездонно-неземной свет далеких звезд и святость ее душевных помыслов, что Ахмед вновь про себя возблагодарил Учителя и не стал продолжать разговор, который рано или поздно привел бы к обсуждению перспективы неминуемого расставания:

:После перехода через пески путешественники пришли в себя уже ближе к местам, окружающим нынешний Чарджоу. Затем с трудами переправились через Аму-Дарью и по прошествии  нескольких дней переходов оказались у стен Бухары.

Там посольство уже ожидали министр эмира Хорасана и Бухары Джейхани и подобранное им приличное жилье.

По мере приближения каравана из Багдада к столице Саманидов уважительные жесты в адрес следующих в нем представителей халифа становились все более заметными. Из этого Ахмед сделал весьма обоснованный вывод, что эмир Бухары Наср II и его ближайшие сподвижники были не менее властителя правоверных заинтересованы в укреплении двусторонних связей.

Подтверждением тому послужил прием, который по протекции уже упоминавшегося Джейхани достаточно быстро устроил для прибывших в столицу саманидского княжества представителей халифа Багдадского эмир Бухарский.

Сусан Расси к этому моменту стал привыкать к почестям, адресованным послу великого владыки. Но, прибыв с официальным визитом в главный местный дворец, едва удержался, чтобы - в нарушение протокола - не выпучить на эмира свои шельмоватые глаза, и после низкого поклона -  в силу рабских привычек -  не грохнуться оземь.

Посла заставил прийти в себя, дернув незаметно за рукав, Ахмед. Фадлан, увидев перед собой безбородого семнадцатилетнего юношу, тут же посчитал, что Джаафар Муктадир сможет легко простить этого вассала за непочтительность, вспомнив, как когда-то сам вступил на трон, будучи в значительно более серьезном возрасте,  чем этот тогда еще десятилетний мальчик.

 В результате посольство незамедлительно справилось с непростой задачей впервые передать поздравления повелителя мусульман своему подданному после того, как он за семь лет до того вступил во власть, но на поклон в Багдад так и не прибыл.

Дальнейшие переговоры были наполнены проявлениями юношеской откровенности Насра II. Эмир Хорасана и Бухары занимал привычное место в резном кресле и был облачен в цветной шелковый халат.

- Я прошу моих дорогих гостей присесть. - Поведя с улыбкой правой рукой, одарил посланцев халифа своей высочайшей милостью этот широкоскулый и круглолицый юноша. - И соблаговолите ответить,  как вы оставили нашего господина -  повелителя всех правоверных, да ниспошлет ему свое благословение Аллах!?

- Мы оставили великого халифа в полном благополучии и отличном расположении духа, да хранит его Всевышний и приветствует! - Красноречие Расси должно было напомнить всем, и прежде всего самому, о его высоком предназначении.

- Да прибавит благополучия ему Господь! А как его величества гвардейцы и приближенные? - Продолжил воздавать должное своему суверену эмир Бухары.

- Оставлены нами при добром здравии и бесчисленных делах во имя процветания великого халифа и его народа. - Выразительный поклон посла напомнил Ахмеду о его тесных отношениях с одним из ближайших сподвижников Джаафара Муктадира.

          - Передал ли мой господин что-либо на словах или в письменах? - Прищуренные глаза юного эмира засвидетельствовали, что их обладатель уже поднаторел в вопросах власти за последние несколько лет.

          Ахмед понял,  что Насру II помогли в этом неплохие советники  и что он явно больше знал, чем хотел  показать. И вообще, не даром у арабов говорят: <Мы рабы наших учителей>!

Фадлан передал послу свиток с печатью халифа, который Расси, приложив, как полагается, к голове  и глазам, тут же вручил Насру II.

- Знаете ли вы о том, что пишет нам повелитель правоверных? - Быстро ознакомившись с посланием и проявив при этом очевидную образованность, поинтересовался  эмир.

- Нам была высочайше дарована честь заручиться верноподданнической поддержкой эмира Хорасана и Бухары в деле изъятия поместья Арсахушмисан у провинившегося перед великим халифом  аль-Фурата, наказании его управляющего  Мусы-Христианина, а также передачи этого имущества халифа в распоряжение Ахмеда  Мусы-Хорезмийца. - Выпалил без всякого промедления Сусан Расси. В воздухе витала безусловность того, что он считал финансовый вопрос важнейшим для своей миссии и был в его решении кровно заинтересован. - Еще его величество ожидает, что эмир Хорасана и Бухары сопроводит нас с письмом и охраной к своему соправителю в Хорезме, чтобы мы продолжили предписанный путь через страну огузов.

 Ахмед отметил про себя, что посол Муктадира, по всей видимости, посчитал после этого, что основная часть его миссии в Бухаре выполнена. Но не тут-то было.

- А где же сам Ахмед Муса? - Неожиданно и звонко прозвучал прямой вопрос юного эмира, вызвавший замешательство Расси.

- Мы не имели о нем вестей с тех пор, как оставили Город Мира. - С достоинством вмешался в разговор Ахмед. -  По велению великого халифа он должен был выехать вслед за нами через пять лун. Да будет мне дозволено предположить,  Аллаху было угодно предоставить правителю Бухары более подробные сведения?

- Весть об этом долетела и до ушей  Мусы-Христианина. - Юный Наср II спокойно воспринял выступление Ахмеда, так как, очевидно, имел сведения о его отношениях с Джаафаром Муктадиром. - Поэтому ретивый слуга аль-Фурата  начал плести сети вокруг Ахмеда  Мусы. Он потребовал от всех начальников полиции хорасанской дороги, чтобы они натравили ищеек на Хорезмийца по всем постоялым дворам, караван-сараям и сторожевым постам с описанием его внешности. Более того, пользуясь поддержкой тех, кто до этого помогал вершить темные дела, и тем, что окружающие по-прежнему воспринимают его как представителя халифа, Муса-Христианин  приказал задержать Мусу-Хорезмийца и содержать его под стражей, пока из дворца эмира Бухары не поступит  других указаний. Теперь мы направим необходимое письмо.

Уверенности в быстроте исполнения собственных приказаний в устах местного правителя не прозвучало. Оглядев гостей из Багдада, он, наконец, решился и сообщил, что Хорезмиец, на которого делал ставку халиф и его диван, как  <только что> стало известно,  посажен по дороге в Бухару в тюрьму.

Проблема обозначилась со всей очевидностью, и после небольшого замешательства аудиенция закончилась традиционными уверениями в обоюдном весьма высоком уважении сторон и обменом подарками. 

Щедрые дары Насра II позднее оказались посольству весьма кстати.

Глава 5

 Посланники халифа Багдадского безрезультатно ожидали в Бухаре освобождения своего главного финансиста около месяца.

Стремившиеся поскорее вернуться домой,  Башту  и некоторые другие  все чаще предлагали отправиться в дальнейший путь, не дожидаясь прибытия Ахмеда Муссы. Они не только высказывали резонные опасения, что в противном случае можно оказаться на пороге зимы и упустить время для въезда в Хорезм, но и пытались доказать, что будущий управляющий имением Арсахушмисан в состоянии догнать посольство, когда выполнит свои обязательства.

Информированный из первых уст Борис предупреждал Фадлана, что его соплеменники хотят домой, и им все равно, прибудут посланники владыки мусульман на Волгу с деньгами или без таковых.

В конце концов, решение было принято.

Выехав из Бухары, посольство сначала вернулось к реке, где взяло в аренду корабль для следования в Хорезм. На этом открытом суденышке, напоминавшем ладью, миссия передвигалась по воде несколько дней, на удивление быстро преодолев более тысячи километров.

Все бы ничего, но пришлось мерзнуть - в борьбе с неминуемо нахлынувшими ночными холодами  путешественникам не помогали никакие теплые одеяла. Многие из них простыли, кашляли и сидели, нахохлившись, с красными от насморка носами.

Лишь привычные к значительно более серьезным холодам славяне держались бодрее, но и им в отсутствие достаточного на суденышке места для движения доставалось по первое число.

Глеб проявлял чудеса бытовой приспособляемости. Он умудрялся на недолгих стоянках находить дрова, которые потом превращал в костер прямо на открытой палубе ладьи. Богатырь внимательно следил, чтобы судну не было ущерба от огня, полыхавшего на медном блюде, вокруг которого грелись по очереди все желающие, а особенно часто -  боготворимая им Лада. 

Это было зрелище - наблюдать с берега, да еще в сумерках, как по реке перемещаются языки огня!

По прибытии в Кяс путешественников тут же принял эмир города Мухаммед Ирак, Хорезм-шах. Вассал халифа, он сразу же одарил посланников своего господина многочисленными меховыми подарками и предоставил достойное жилье, где они двое суток с удовольствием приходили в себя после необычного речного перехода.

На третий день Хорезм-шах пригласил к себе пообедать посла Расси и Ахмеда.

Перед тем, как отправиться в гости, Фадлан поговорил с Тегином. Тот <плавал> в своем родном городе, как рыба в воде, и нашел подтверждения тому, что местный властитель будет препятствовать решению задачи, поставленной посольству.

Такому стечению обстоятельств Ахмед не удивился. Еще из беседы с Муктадиром в Багдаде он четко и однозначно уяснил, что в Хорезме не желают отдавать на откуп халифу права прямой  торговли с землями Сакалиба.

Но Фадлана обеспокоили сведения о том, что для защиты своекорыстных интересов Мухаммед Ирак намерен дискредитировать и нейтрализовать Тегина.

Поэтому после беседы Ахмед предложил своему помощнику впредь до убытия на Волгу не покидать предоставленного жилья и находиться на глазах попутчиков.

:Прекрасно приготовленные закуски сменяли друг друга в ожидании роскошного плова.

По ходу трапезы круглое лоснящееся лицо Мухаммеда Ирака изображало приторную улыбку, которая превращала его глаза в узкие щелки. Хозяин без устали демонстрировал свою великую любовь к халифу Муктадиру и нескончаемый интерес к делам в Багдаде. Но особенно Хорезм-шах пытался пробудить в присутствовавших воспоминания о тех переживаниях и страданиях, которые посольство пережило на последнем переходе.

Застолье, которое правильнее было бы назвать возлежанием, навеяло  Ахмеду воспоминания о пиршествах древнеримских патрициев. Отличие заключалось лишь в том, что его участники размещались не на мягких лежанках, а на подушках, уложенных на ковры, прямо на полу, да еще в самих яствах.

Ближе к чаепитию с орешками и вареньем Хорезм-шах посчитал, что гости подготовлены, и перешел к главному.

- Всемогущий халиф не простит мне, если я смогу позволить, чтобы вы, многоуважаемые в нашем великом государстве люди, рисковали своими жизнями понапрасну. - Особую значимость речи  местного владыки, как ему казалось, должны были придать продолжительные паузы между отрывками фраз, призванные показать весомость и всестороннюю обдуманность произносимого. -  Сейчас отправляться в страну тюрок небезопасно, да и все прелести холодной погоды вы уже смогли оценить. Мне бы не хотелось вызвать неудовольствие повелителя правоверных тем, что я не предупредил нежелательных последствий для его посольства. - Уста на самом деле заинтересованного только в своем благополучии Хорезм-шаха на взгляд непосвященного источали елей заботы о гостях и делах халифа.

Расслабленный и глядевший в рот хозяину Сусан Расси понимающе закивал головой, вспомнив о трудностях последнего речного плавания и отчетливо представивший прелести  времяпрепровождения в Кясе.

Глаза Хорезм-шаха, который рассчитывал именно на такую реакцию, засветились удовлетворением и самодовольством, однако им быстро пришлось ретироваться, чтобы отразить блеск злобы, когда заговорил Ахмед.

- Великий халиф, - тихо и спокойно произнес он, - ожидает от нас скорейшего выполнения поставленной задачи, несмотря ни на какие трудности. А непослушание, как известно, в Багдаде весьма строго карается. Мы обязаны укрепить стремление людей страны Сакалиба к Аллаху, чего бы это ни стоило.

          - Насколько же глубоко ввел в заблуждение Назира Хаарами Тегин, перебравшийся от нас в Багдад! - Мухаммед Ирак решил перейти в наступление. - Этот недостойный внимания человек занимался  продажей железа в стране неверных и подстроил дело  так, чтобы начальник внутренних покоев халифа - да хранит его Всевышний! - передал повелителю правоверных письмо от царя сакалибов. - Паузы в словах Хорезм-шаха стали намного короче, если не сказать, что они исчезли совсем. Выдержка изменила хозяину. -   А ведь эмир Хорасана имел бы больше права  проповедовать от имени великого халифа мусульман в этой стране, если бы нашел это полезным! - Не переводя дух и, разве что, не переходя на визгливый крик, местный князек продолжил излагать свои подходы. - Багдад далеко. Между вами и этой страной живет тьма племен неверных. И принятое решение я считаю несправедливым по отношению к Хорасану. Давайте направим письмо великому эмиру в Бухару, чтобы он связался с халифом, а вы останетесь здесь, пока не придет ответ.

Посол Расси принялся славословить в адрес гостеприимства Хорезм-шаха, но было заметно, что он колеблется, не зная, как поступить.

Здесь в разговор вновь вмешался Ахмед. Не удержавшись от соблазна властно намекнуть хозяину, что тот рискует головой, допуская сомнения по поводу правильности принятых в Багдаде высочайших решений,  он достал из внутреннего кармана халата запечатанный свиток.

- Вот приказ повелителя правоверных -  его письмо. Какой же смысл вторично обращаться к нему, чтобы он разрешил нам ехать?

Мухаммед Ирак отвесил вымученный поклон, скрывая им гримасу ненависти.

Крыть было нечем.

Глава 6

По прошествии нескольких дней миссия спустилась Аму-Дарьей из Кяса Хорезмского в Ургенч, преодолев около трехсот километров водного пути.

Здесь путники задержались надолго: река замерзла на три месяца.

К концу зимовки лед доходил толщиной до полутора десятков пядей. По нему, как по дорогам, люди перегоняли верблюдов и лошадей с повозками. Но кажущаяся на первый взгляд легкой продолжительная поездка на поверку не только не доставляла никакого удовольствия, но могла привести и к трагическим последствиям,  так как обильно падавший с неба снег сопровождался свирепым завыванием сбивавшего с ног ветра. Поэтому решение о дальнейшем продвижении несколько раз переносилось и, в конце концов, было отложено до наступления первых весенних дней.

Мороз помогали пережить меховые наряды, в большом количестве полученные в подарок халифу и его сановникам в Бухаре и Кясе. Их Ахмед и Расси в силу чрезвычайности обстоятельств решили применить по назначению. Но даже такая теплая одежда не помогала представителям знойного юга. Членам миссии приходилось целыми днями сидеть, укутавшись в этих мехах, в кожаных юртах, которые, как бы это ни показалось странным, специально установили прямо в домах.

Бурдюки с водой рвались на морозе. Раскалывались вдоль ствола старые деревья. Трескалась незанесенная снегом земля.

При обсуждении переживаемых событий Лада всерьез соглашалась с Ахмедом, что это - ниспосланные свыше испытания. Но все же едва удерживалась, чтобы не подтрунить над Ахмедом, когда он живо пересказывал ей услышанные горько-анекдотичные истории на тему о холодах.

Одна из таких баек была о людях, которые отправились с ночевкой в лес за дровами, но забыли дома огниво и не смогли развести огонь. Они-то  наутро выжили, да верблюды у них замерзли.

Девушка, привыкшая  к суровым и продолжительным зимам, с удивлением наблюдала нахохлившихся в мехах южан. Но смех смехом,   а в подготовке Ахмеда к дальнейшей дороге она участвовала с особой тщательностью. В результате ее возлюбленный был наряжен как матрешка: ниже пояса подштанники, на них - гетры, потом шаровары с подкладкой, мягкие сапоги  и унты; на теле - куртка, кафтан и шуба;  на голове - войлочная шапка и башлык, из-под которого виднелись одни глаза.

По образу и подобию Ахмеда вырядились все, кого до этого смущали рекомендации местного населения брать в путь много одежды. Но затем в дороге все сошлись на том, что теплых вещей следовало бы взять во сто крат больше.

Специально проведенные тренировки показали, что двигаться верхом на верблюдах в таком одеянии было совершенно неудобно, а зачастую даже мучительно. Но что поделать!

Готовое к новым переходам посольство резко сократилось. За исключением Расси и  слуги посла все, кроме Ахмеда и его людей, остались, не решившись продолжать путь.

Однако основной причиной их нежелания двигаться дальше стали не ужасно-непривычные погодные условия, а то обстоятельство, что не поступили предназначавшиеся для передачи царю Сакалиба четыре тысячи динаров, часть из которых составляла жалованье членов миссии.

Фадлан потом не раз вспоминал, как предостерегал по этому поводу посла.

- Послушайте! Мы везем сыну Шилки письмо Великого Халифа. Там, я просто уверен, его рукой начертаны слова о передаваемых деньгах. Когда мы прибудем к царю Волжской Болгарии, он обязательно потребует эти средства.

- Не бойся этого, досточтимый Ахмед. - В сложившейся ситуации Расси явно не желал появляться досрочно пред очами халифа, а тем более Назира Харами.  Он готов был лучше мерзнуть и терпеть неудобства, чем сначала увидеть злорадствующие лица Хорезм-шаха и  Али из Рея, а потом в Багдаде понести наказание за невыполнение по форме и содержанию приказа владыки мусульман. Тем более он понимал, что на Ахмеда можно будет многое свалить. - Наверное, он не взыщет с нас этих денег.

- С нами едет Башту Хазарин и его люди, они-то уж точно в курсе дела. Поэтому царь Алмуш обязательно потребует расплаты.

Однако посол халифа остался безучастным к увещеваниям, так как уже принял для себя решение.

:Через некоторое время Тегин уведомил Ахмеда о том, что Сусан Расси собрался выйти сухим из воды, обвинив во всех бедах посольства  Фадлана.

Посол, ворча при общении со своим близким кругом, не скрывал, что не может забыть, как Мухаммед Ирак предлагал миссии зазимовать в Хорезме, где к услугам посланцев повелителя правоверных было все - и тепло, и безупречная еда, и женщины. Без конца нудно сетовал, что от этих благ пришлось отказаться из-за  безрассудной  одержимости Ахмеда. И, упиваясь мнимой безупречностью своего решения, самодовольно заявлял, что именно на Фадлана при необходимости спишет предстоящие неудачи с финансированием миссии - мол, он не проявил выдержки и не дождался поступления денег, подавил всех своим положением и ссылками на волю халифа.

Бывшему рабу явно не хватало ума. В противном случае он  вспомнил бы древнюю мудрость, которая гласит, что язык дан человеку, чтобы скрывать мысли. А тем более, когда затеваешь интригу против названного брата владыки.

После этого Ахмед решил, что настало время взвалить на свои плечи большую ответственность за судьбу посольства.

Времени даром не теряли. Были приобретены свежие верблюды. По подсказке Бориса для переправы через реки сшили специальные дорожные мешки из верблюжьей кожи. Заготовили провизии на  три месяца пути и наняли местного проводника.

На всех произвел неизгладимое впечатление ледоход, но особенно на багдадцев, которые раньше его наблюдать не имели возможности. Грохот реки вынес всех на берег, и величественная картина надолго приковала всеобщее внимание.

:Как только основной лед на Аму-Дарье ушел вниз по течению, посольство вновь двинулось в путь.  Это случилось в понедельник, 4 марта 922 года от рождества Христова, или по истечении двух ночей месяца Зуль-када триста девятого года по Хиджре.

Продвигаясь вглубь тюркских земель, миссия несколько недель перемещалась только прямо, никуда не сворачивая.

Природой снова властвовала зима, и снег доходил верблюдам до колена. Но снегопады сопровождалось оттепелями, которые казались путешественникам летними днями на фоне свирепых морозов.

Порой казалось, что душа мечтает отделиться от тела.

Тюрок-проводник как-то через Тегина обратился к Ахмеду с усмешкой:

- Чего  господин хочет от нас? Разве он не видит, что мучает нас холодом? Пусть скажет, чего он желает, и мы обязательно предоставим ему это.  

- Переведи, что я хочу слышать от них и от всех, кого встретим, главные слова: <Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его>.                      

- А есть ли у Аллаха жена? - От такого неожиданного  богохульства в устах проводника Фадлан чуть было не потерял на время дар речи, но потом дал исчерпывающие объяснения.

Многое стало понятнее, когда на одной из стоянок Тегин поведал об особенностях нравов и обычаев населения тюркских земель, по которым шествовало посольство халифа.

Глава 7

Рассказ Тегина

- Сейчас мы стоим у горы, и нас радуют целебные источники. Но когда перевалим через нее, окажемся среди тюркского племени огузов.

Эти кочующие и живущие в юртах в диких условиях люди очень уважают старейшин. Обращаясь к старцам, они говорят: <О, господи:> 

Племя любит подражать мусульманам, которые проезжают по его земле, и мне доводилось слышать от них слова восхваления Всевышнего. Еще они любят клясться Богом единым. - Ахмед с радостью воспринял эти слова и попросил продолжать.

- Огузы  чураются воды, потому что считают ее колдовским атрибутом. Зимой же вообще не пользуются ею для омовения.

У них принято, что женщины не обязаны закрываться ни от мужчин, ни от посторонних. Они даже низ своего живота  могут обнажить на глазах и к стыду присутствующих. А присутствующий рядом муж  будет еще рассуждать с гордостью, что в его народе женщина держится, казалось бы, весьма фривольно, но охраняет себя так, что не подпустит близко никого. И это намного лучше, чем закрываться, но уступать себя всем без разбора. - Тегин перевел дух, а затем под поощрительные замечания Ахмеда продолжил делиться своими знаниями.

- Блуд им неизвестен, ибо печален удел того, кто встал на его путь - два дерева, согнутые друг к другу вершинами, разрывают надвое привязанного к ним за ноги соплеменника или соплеменницу, уличенных в разврате.

- О таком я никогда не слышал, - содрогнулся потрясенный Фадлан.

- Женщину покупают замуж за калым, который может состоять из богатых одежд, верблюдов, лошадей или овец. - Тем временем не останавливался Тегин. - Соединиться с женой невозможно, пока родственник не согласился на калым. А уж если согласился, то жених уводит невесту из дома в присутствии домашних, когда пожелает.

Если умирает отец, старший сын обязан жениться на вдове, если только она не была ему матерью.

- Как, как? - Не смог удержаться от восклицания Ахмед.

- Вот так. Дикость окружающего накладывает свой неизгладимый отпечаток - не удивляйся. - Тегин возвысил руки к небу. -  Возврат долгов у этих кочевников обязателен под страхом смерти. Если ненароком должник умер, то бремя возмещения заимствованного ложится на родственников или соплеменников. Мне рассказывали, что огузы считают особенно удобным и выгодным практиковать такой подход к иностранным купцам-мусульманам.

В этом племени мужчины очень вспыльчивы и чуть что, хватаются за оружие. Поэтому старейшинами установлено, что за гибель огуза, которая случается в гостях или в караване, отвечают головой хозяин или любой торговец, причем по совершенно непредсказуемому и случайному выбору.

Это племя живет в суровых условиях, когда не до извращений. Визирь халифа Багдадского при моих рассказах терялся -   педерасты у огузов считаются преступниками. Уличенный в мужеложстве член племени должен быть готов к смерти по уже упомянутому сценарию или к выплате очень большого выкупа.

- Ну, да:

- Среди огузов встречаются и богатые и бедные. По молодости они все отличаются крепким здоровьем. Но жизнь тюрок скоротечна, и на смену  приходят разные хвори.

Если заболеет богатый тюрок, а это значит, что у него есть рабы,  -  они и будут его лечить.  Тогда как родные к больному даже не приблизятся. Немощного богатея размещают в специально устанавливаемой  поодаль  от всех палатке. Рассуждают огузы в этом случае просто: выживет знатный соплеменник - значит, вернется к родным; скончается по воле судьбы - будет захоронен  под курганом в одежде, с оружием, утварью и  деревянным кубком с хмельным напитком. Если в бою он смело сражал  врагов, по  их  количеству  изготовят из дерева их куклы -  считается, что они будут служить ему в раю. А чтобы покойный смог въехать в рай, забивают и съедают всех или одну  из его лошадей.

- О Боге при этом они, по всей вероятности, не вспоминают?

- Ты прав. Но куда хуже, если при смерти оказался бедняк или того гляди раб. Их просто бросают в одиночестве в степи - на растерзание животным и птицам -  и отъезжают подальше.

- А внешне они чем-нибудь отличаются от других заволжских племен? - Ахмеду рассказ становился все более полезным.

- Тюрок-огузов узнаешь сразу - они  выщипывают бороды, оставляя лишь усы.

- А как тебе их правители?

- Царствующий над племенем повелитель имеет титул ябгу. С одним из них - Этреком - нам вскоре предстоит по воле халифа - да хранит его Аллах! - пообщаться. Он не просто повелевает людьми племени, ябгу одновременно является главным военачальником и первым среди местной знати. Уважения ему не занимать: это лучший наездник и стрелок из лука, который может на скаку поразить летящую птицу. А все остальное ты сам увидишь.

Тегин оставил Ахмеда с поклоном.

Глава 8

 Встрече посланцев халифа с Этреком и достижению договоренностей с ним в Багдаде придавали большое значение, так как он находился в близком родстве с Алмушем Шилкой, отдав замуж за него свою любимую дочь.

Правитель племени тюрок-огузов принял их в своем стойбище, разбив юрты ближе к северным границам просторных степных владений.

Демонстрация гостеприимства поначалу сводилась к размещению гостей в самых просторных из этих кожаных шатров, в окружении многочисленных родственников, свиты и челяди. По приказу Этрека было пригнано несколько отар овец и табун лошадей, чтобы посольство повелителя мусульман не имело недостатка в баранине и скаковых упражнениях.

Подарки, доставленные от властелина Багдада, хозяину вручались в несколько приемов, чтобы растянуть его удовольствие, с одной стороны, и  способствовать успеху и безопасности миссии - с другой.

Такой подход, подсказанный опытным Тегином, оказался как нельзя кстати.

Сначала Этреку преподнесли арабскую одежду, изюм, орехи и перец - диковинки, с которыми тюркам-огузам сталкиваться либо не приходилось вовсе, либо крайне редко, да и то избранным особам.

На удивление гостей одна из жен местного властелина, доставшаяся ему по наследству от родного отца, тут же взяла часть подарков,  молча удалилась на небольшое расстояние в открытую степь, отрыла на глазах у всех в земле яму и погребла в нее принесенное с собой.

Громкие слова, произнесенные при этом, донеслись до слуха вышедших из юрты вслед за женщиной хозяина и гостей. Перевод Тегина позволил понять, что увиденное действо было подарком предку Этрека от лица арабов.

Когда наступила ночь, Ахмед в сопровождении Тегина посетил отдыхающего в своем передвижном жилище местного властителя.

С ними было письмо, исполненное по указанию  халифа Назиром Харами, с предложением принять ислам - пергамент, скрученный в трубочку и запечатанный красным сургучом с оттиском личного перстня Муктадира.

К посланию прилагался новый подарок - десятки динаров, мускус, отрезы из красной кожи, куртки для охоты и сражений, сафьяновые сапоги, одежда из парчи и шелка, а для старшей жены - чадра и перстень.

Прослушав зачитанное Фадланом и переведенное Тегином письмо владыки правоверных, Этрек недолго поразмышлял, после чего заявил, что у него есть достаточно времени и ответ на призыв халифа Багдадского прозвучит, когда посольство будет возвращаться обратно.

Сказав это, хозяин, не стесняясь чужого присутствия, скинул с себя парчовый наряд, чтобы надеть подаренные вещи. Сверкающие глаза не скрывали удовольствия от полученных даров. Но от взгляда гостей свет чадящего факела не  скрыл того, что при переодевании исподняя куртка местного правителя рассыпалась на лохмотья от долгого ношения и грязи.

Обнаженный по пояс, Этрек с выщипанной бородой и усами напомнил Ахмеду одного из евнухов в гареме халифа.

:Лада живо воспринимала повествования Фадлана о том, чего в большинстве своем не могла наблюдать воочию.

Особое впечатление на девушку произвел пересказ   пояснений, которые дал Ахмеду по завершении вечерней аудиенции у царя огузов Тегин. Еще бы! Ладу потрясло осознание того, что у местного племени есть правило не снимать нательной одежды прежде, чем она рассыплется на куски.

- Разве можно жить, так унижая себя! Неужели они не понимают, что люди должны жить, а не существовать, и жить достойно?  Их ум и руки призваны творить чудеса - в этом залог облегчения трудностей земной жизни. А для этого следует стремиться к свету познания! - Девушка едва перевела дух.

- Ты верно размышляешь, душа моя. - Ахмеду доставляло удовольствие рассуждать с Ладой о смысле жизни. - И мы пришли к ним для того, чтобы  поделиться этим. Посмотри на это племя - оно  во многом живет обособленно. Как же его вождям набраться новых идей, правил бытия и опыта принятия решений? Ведь никто их специально новому не учит.

Но, задумайся! Каждый народ  в состоянии одновременно произвести на свет достаточно ограниченное число вождей, проходящих в своем развитии одинаковые этапы и обогащающихся похожими  опытом и знаниями. Такие люди, естественно, способны легче понять друг друга. Их взаимное влияние - бесконечный источник движения вперед. Причем всех народов одновременно - так определил Он.

- Тем более, когда вслед за лидерами идут остальные, не желающие отставать. - Поставила женскую точку Лада, широко раскрытые глаза которой засверкали от неуемной решимости действовать во имя прогресса. 

И Ахмед вновь воздал про себя хвалы Учителю.

Глава 9

 На следующий день Этрек созвал к себе подчиненных ему племенных предводителей. На сбор были приглашены и основные действующие лица посольства.

Оглядев присутствующих не терпящим возражений взглядом, царь огузов провозгласил в адрес своих вассалов:

         - Перед вами послы арабского халифа к моему зятю Алмушу сыну Шилки. Но сейчас они в моем полном распоряжении. Что вы думаете и скажете по поводу наших возможных действий?

         - Раньше мы никогда о подобном не слышали, и через наши земли не проходили послы чужих государей. - Первым вступил в обсуждение князек, которого Этрек назвал Тарханом.          Как пояснил позднее сведущий Тегин, этот хромой, слепой и сухорукий человек был самым знатным и выдающимся среди местных властителей. - Такого не знавали и не видывали ни наши отцы, ни отцы их отцов. - Паузы в рассуждениях заслуженного ветерана, очевидно, должны были, по его разумению, придать значимости и самому говорящему. - Мне кажется, что мы имеем дело не иначе как с далеко  идущей хитростью халифа.

- И в чем же может заключаться такая хитрость? - Этрек подумал, что не стоит дальше терпеть затягивающихся пауз.                               

- Эти люди, конечно, посланы Багдадом. Но не к Алмушу  Шилке, нашему союзнику и брату, а  к хазарам, чтобы поднять их войной против нас. А посему лучше всего разрезать всех этих послов пополам и отобрать их имущество. - Властной решимости  и кровожадности этому человеку было не занимать. Да разве увечья и раны, полученные в многочисленных боях с врагами, могли его приучить думать по-другому?

Обозначенная позиция заставила содрогнуться посла Сусана Расси. Как же хорошо было остаться в Хорезме, с его пловами и танцовщицами, - пронеслось в воспалившейся от страха голове сохранившего прежнюю сущность бывшего раба.

- Нет, убивать не надо! - Поспешил проявить свою  еще более изощренную позицию племенной вождь по прозвищу Йынал. - Зачем? У них много вещей. Мы просто возьмем их, а самих оставим голыми и отправим туда, откуда они прибыли! - Смех этого молодого, подающего надежды предводителя прозвучал как ржание необъезженного жеребца.

Фоном для такого кощунственного смеха стали все сильнее нарастающий ужас в глазах халифского посла и его мысленные проклятья в адрес Фадлана, не пожелавшего выждать время у Мухаммеда Ирака.

- Нет! Так поступать ни в коем случае нельзя! - Большую дипломатичность и прагматичность незамедлительно продемонстрировал некто Баглыз, чем вызвал громкий вздох облегчения почти впавшего в оцепенение Расси. - У царя хазар скопились наши пленные и заложники. Многие семьи страдают оттого, что не в силах их вернуть. Так не лучше ли послать этих послов им в обмен?

:Такие не отличающиеся разнообразием речи посланникам халифа пришлось выслушивать ежедневно целую неделю с небольшими перерывами на еду, сон и удовлетворение других естественных нужд.

 Лада, которая живо ощущала накал страстей на этих, вероятно, единственных в своем роде переговорах, хотя лично и не имела счастья на них присутствовать, на пятый день неожиданно посоветовала Ахмеду вручить подарки вассалам Этрека и готовиться к дальнейшей дороге в сторону Волжской Болгарии.

В ответ на немой вопрос в глазах Фадлана девушка  пояснила, что если  кто-то и хотел бы расправиться с посланниками  Багдада, то при них этого обсуждать не стал бы. А раз так, то все это -  спектакль и  попытка  набить цену, чтобы показать свою значимость в расчете на будущее.

Правота Лады вновь подтвердилась, когда на очередных <посиделках> у Этрека было заявлено, что посольство решено пропустить к цели его назначения.

Предводители племен, получившие накануне через Тегина в подарок кафтаны, куртки, отрезы парчи для жен и восточные специи, в довольном расположении духа оставили ставку своего царя и посланников халифа вместе с ним.

Глава 10

 Утомленное угрожающими переговорами, посольство вместе с тем быстро нашло в себе силы, не мешкая, отправиться дальше в сторону Волги, чем неумолимо приблизилось к главной цели путешествия.

Каким уместным опять-таки оказалось присутствие в рядах сопровождающих посольство лиц богатыря Глеба!

Миссии пришлось несколько раз переправляться через полноводные и быстрые реки. Других быстрых способов, кроме как  использовать для этого заранее припасенные огромные дорожные мешки, набив их одеждой и вещами, связав их веревками с лошадьми, в то время путешественники не ведали. А подготовить и спустить на воду эти далекие от совершенства плавающие средства, способные принять пятерых <пассажиров>, разместить на них людей, подстраховать их связкой <плота> с животными могли только руки таких атлетов, как Глеб.

Гигант также подсказывал, как пользоваться шестами в качестве весел, чтобы противостоять течению и водоворотам, помогал вооруженному авангарду каравана первым переправляться на противоположный берег, направлял вплавь с ним лошадей и верблюдов.

Но главную задачу он не позволял выполнять никому - Лада и Ахмед переправлялись только при его личном сопровождении.

Это усердие не показалось излишним, когда во время переправы через своенравную реку Урал неудачно перевернулся один из дорожных мешков и  находившийся на нем слуга Расси, к ужасу хозяина, не удержавшись за веревку, пошел ко дну. Не досчиталось тогда посольство и многих вьючных животных.

Двигаясь к конечной цели путешествия, посланники Муктадира вскоре преодолели страну башкир, которых очень остерегались.

Эти опасения во многом породило предупреждение Бориса, сделанное с легкой ухмылкой у костра во время одной из стоянок.

Ночной разговор с Борисом

- В Волжской Болгарии всегда настороженно относились к ближайшим соседям, потому что это плохие тюрки, более других склонные к убийствам.

Бывали случаи, когда человек их племени встречал другого в степи, отрубал без причины ему голову и забирал ее с собой в мешке, бросая тело на растерзание воронью.

- Хорошую историю ты нам решил поведать перед сном, Борис. - Не удержался Тегин, слегка разрядив обстановку.

- А что еще их отличает? - поинтересовался Ахмед.

- Они бреют себе бороды и не брезгуют грызть вшей, считая их вкус прекрасным.

- О-о-о! - дружно выдохнули присутствовавшие.

- У каждого из них всегда в качестве идола деревянная палочка в виде фаллоса. Перед путешествием или при неминуемом столкновении с врагом ими исполняется целый обряд целования этой палочки с обращением за помощью к господу. Как-то один из них пояснил мне, что обожествляет фаллос, так как не встречал другого создателя и сам появился на свет благодаря этому орудию природы.

- И это единственное божество, которому они поклоняются? - Ахмед был верен себе.

- Нет, у местных язычников их много. Одно башкирское племя поклоняется целым двенадцати богам сразу. Это -  зима, лето, дождь, ветер, деревья, люди, лошади, вода, ночь, день, смерть, земля. А еще они любят повторять, что самый большой бог живет на небе в согласии со всеми остальными.

Слушатели закачали головами.

Но какой бы пугающей не показалась первая часть устрашающей истории, рассказанной Борисом,  а также независимо от того, какой эффект он хотел произвести и на кого, переход через башкирские земли прошел для посольства  халифа Багдадского без происшествий.

Значительно позже, во время первой ночевки на долгожданной земле Волжской Болгарии, также сидя у костра, Ахмед вновь  заинтересованно расспрашивал Бориса о том, какова его родина, границ которой они, наконец, достигли.

Серьезный рассказ Бориса

- Наша страна прекрасна своим многообразием. В ней есть место всему: и лесам, с невиданными для обитателей Аравийского полуострова могучими деревьями; и горам, которые при восходе солнца приобретают чарующий красноватый отлив; и самому солнцу, огромному и величественному; и ночному небу, пронизанному мириадами ярких звезд; и водам, нескончаемо и величаво текущим в широких и полноводных реках.

Зимы у нас продолжительные, а ночи в них длинны, как летние дни. Леса кишат зверьем и пчелами, а водоемы - рыбой. Во многих местах растут целые ореховые рощи.

- А что твои соплеменники употребляют в пищу? - спросил проголодавшийся в ожидании ужина Тегин.

- Волжские болгары обычно питаются просом с кониной, но каждый сеет еще пшеницу и ячмень. У нас нет оливкового масла, и его заменяет рыбий жир - оттого все и вся пропахло им.

- У-у-у!

- А как устроена жизнь? - задал свой вопрос Ахмед.

- Каждый двор платит царю ежегодную дань -  по одной собольей шкурке. А если кто пирует на свадьбе или по другому какому поводу -  Алмушу Шилке тоже часть перепадает.

Все мужчины в Волжской Болгарии независимо от возраста носят на головах шапки. Их всякий раз снимают и кладут под мышку, когда видят царя или приходят к нему на прием. После проезда повелителя - а он у нас никого не боится и перемещается без сопровождающих - шапки водружаются на место.

На аудиенциях у царя присутствующие по обычаю приседают и опять встают, до бесконечности, пока не дождутся, когда он пригласит присутствующих сесть.

Наши люди живут в юртах. Царь также, только она у него на тысячу человек, пол устлан иноземными коврами, а посередине возвышается трон, украшенный  парчой прямо из Константинополя.

Мужчины и женщины, насколько возможно, соблюдают гигиену. Зимой для обмывания кипятят в котлах воду, а летом вместе купаются в реке. Обнажаясь, никто друг от друга не закрывается. Еще бы! Прелюбодеев приводят к четвертованию так же, как  любого вора или грабителя.

В нашей стране много купцов, торговля которых процветает. С севера привозят соболей, а из земель тюрок пригоняют овец.

- А почему Алмуш просил у Назира Харами лекарств? - прервал монолог Бориса Ахмед.

- Все бы хорошо, да только много у нас больных. Особенно люди страдают желудком. Розовощеких болгар днем с огнем не сыщешь.

- А строить крепость ему зачем?

- Время от времени на Волжскую Болгарию нападают враги из соседних племен. Наш царь платит дань хазарам - от каждого дома еще по одному соболю, а сам берет десятину товаров с каждого корабля, неважно - хазарский он или, скажем, русский. Сын Алмуша - заложник у царя хазар, вдобавок он не так давно взял силой себе в жены его дочь-мусульманку, хотя сам каган - иудей.

Когда наша красавица, на которую злой хазарин позарился, умерла от тоски, он возжелал взять ей на замену другую дочь Алмуша, но царь успел раньше выдать ее замуж за своего северного вассала.

Вот эти-то обстоятельства и побудили владыку Сакалиба, как вы его называете меж собой, отправить просьбу о помощи к халифу Багдадскому.

Рассказ Бориса заинтересовал и Ладу, с которой Ахмед по обыкновению обсуждал все происходящее.

Прозорливая девушка заметила, что Фадлану, по всей видимости, следует быть готовым к продолжительным личным разговорам с царем волжских болгар. Она просчитала, что Борис порекомендует Алмушу именно Ахмеда в качестве реального посла халифа, чем, не отдавая себе отчета, подтвердила предположения Муктадира, сделанные еще до отъезда посольства из Багдада.

А еще - подсказала Лада - надо бы спросить владыку Сакалиба, почему при таком обширном государстве, больших деньгах и доходах он не построил необходимые для защиты крепости сам, а обратился за помощью к халифу?

Когда посланники Муктадира оказались на расстоянии одного дневного перехода до ставки царя болгар, Алмуш Шилка выслал им навстречу с хлебом-солью главных вассалов, а также своих братьев  и сыновей.

Сам властелин Сакалиба выехал навстречу посольству халифа, когда его развернутые по случаю прибытия к месту назначения зеленые знамена с мусульманскими письменами стали видны невооруженным глазом. Подскакав к ним, он сошел с коня, пал ниц и возблагодарил всемогущего Аллаха, чем очень порадовал Ахмеда. Поднявшись затем на ноги, Алмуш осыпал гостей монетами и повелел показать им  поставленные специально для посланцев Багдада новенькие юрты.

Случилось это по прошествии двенадцати ночей месяца мухаррама триста девятого года по хиджре, или 12 мая 922 года от Рождества Христова.

Посольские мужи посчитали, что от Хорезма до страны Алмуша Шилки было проделано расстояние в семьдесят дней пути.

Глава 11

 В течение нескольких дней после такой радушной встречи члены дипломатической миссии Муктадира и сопровождавшие их лица с удовольствием удаляли с себя следы усталости от длительного перехода.

Для принимающей стороны этого времени вполне хватило, чтобы собрать в ставке Алмуша Шилки всех князей его земли, предводителей и видных жителей страны.

Для царя болгар предстоящий ритуал должен был, со всей очевидностью, стать моментом политической истины - так ждал и готовился он к всенародному оглашению письма халифа.

Утром следующего дня, когда все приглашенные, наконец, прибыли, под открытым небом были развернуты два зеленых знамени, доставленные посольством.

На глазах у присутствовавших напыщенный Сусан Расси с  гордостью передал Алмушу  подарок Муктадира - доставленного, несмотря на все трудности, из Багдада в целости и сохранности оседланного арабского жеребца. Самого царя тут же облачили в черно-золотую одежду высших сановников повелителя правоверных и увенчали голову тюрбаном.

После всего означенного Ахмед  Фадлан достал письмо халифа, приложил его к голове и глазам и подсказал хозяину, что сидеть при чтении послания повелителя всех мусульман не подобает. Преобразившийся в арабских одеяниях тучный царь тут же одним движением руки поднял  на ноги всех своих подданных.

Ахмед произносил написанные фразы нараспев, как это делают все богословы.

По ходу оглашения послания Алмуш  Шилка желал мира и благополучия повелителю правоверных, а когда Борис, переводивший текст, каллиграфически выписанный на развернутом пергаментном свитке, слово в слово, закончил свое дело, земля задрожала от многоголосого крика <Велик Аллах!>

Затем Ахмед зачитал и письмо великого везиря, после  чего пригласил всех садиться и негромко довел до  царя содержание письма Назира Харами.

Борис, сознававший значимость происходящего, стремился  переводить произносимые Ахмедом тексты с такими же пафосом и интонациями.

По завершении церемонии, которую так долго ждал Алмуш, присутствовавшие на ней люди обсыпали своего властелина монетами. Но этим основная часть приема не завершилась, так как Ахмед достал подарки, предназначенные царице, которая по местному обычаю располагалась рядом с мужем.

За представлением благовоний, одежды и жемчугов последовало облачение супруги Алмуша в почетный халат, после чего настал черед женщинам осыпать монетами и ее, а посланники Муктадира удалились.

На пир все собрались ближе к полудню, чтобы в зависимости от положения получить от повелителя Волжской Болгарии по очереди складной индивидуальный столик, а к нему - с ножа повелителя - кусок жареного мяса. Затянувшийся до вечера ритуал царственного угощения завершился троекратным поднятием внушительных глиняных бокалов со свежей медовухой.

На следующий день  Фадлан вразумил Алмуша по поводу того, что в мечетях негоже провозглашать проповеди о благополучии владыки болгар - ведь единственным великим царем является Господь, а царь является лишь рабом и наместником Аллаха в своей земле. В результате Алмуш изъявил желание сменить свои имя и отчество, стал называться Джаафар ибн Абдалла - в честь халифа - и с помощью Ахмеда хатиб* мечети получил право проповедовать: <О, Аллах! Сохрани благополучие раба твоего Джаафара ибн Абдаллы, властелина болгар, вассала повелителя правоверных>.

Ахмед посчитал, что добился поставленной цели, но как выяснилось, до нее было еще очень далеко.

:Несколько дней спустя после великого чтения письма халифа Багдадского волжским болгарам к Ахмеду заглянул Борис.

- Я пришел предупредить тебя, уважаемый  Фадлан, что до царя Алмуша дошли сведения о четырех тысячах динаров, а также обстоятельствах их задержки управляющим имениями Фурата  Мусой-Христианином. - Славянин-болгарин взял с места в карьер.

- И ты, милейший, конечно же, просветил об этом властелина Сакалиба во всех деталях? - Усмехнулся Ахмед,   пристально поглядев на собеседника.

____________________________________

*Хатиб (хатыб) -  арабское наименование лица, выступающего в мечети с божественными проповедями, адресованными присутствующим мусульманам (Примечание автора)

Борис, как обычно, держался с большим достоинством. Легкий поклон в ответ на усмешку лишний раз только подчеркнул его великодушие.

- Вам предстоят долгие волнительные дни в Волжской Болгарии, пока царь не примет нужного решения. - Борис сделал весомую паузу. - Вы успеете удивиться и познать многое в этой стране: в Багдаде никогда не видали и не слышали грохочущих в небе огненных всадников, не могут представить себе светлых и коротких ночей, не пивали сока берез. Вы будете иметь много времени, так что сможете это оценить сами. Пожелаю терпения и удачи.

Предупреждение и искреннее пожелание Бориса было как нельзя кстати.

Не прошло и дня, как Ахмеда пригласили на аудиенцию к Алмушу.

Когда прибывшему гостю разрешили присесть, со стороны трона в его сторону полетело письмо повелителя правоверных.

Перевод, который был вновь приглашен осуществлять Борис, поначалу не поспевал за оригиналом, но первые высказывания властелина Волжской Болгарии в нем особо и не нуждались.

- Кто привез это письмо? - Голос царя громыхал металлом.

- Я. - Ахмед Фадлан был давно готов к этому неприятному мирскому разговору.

Вслед за первым посланием в его сторону полетело и письмо Назира Харами.

- А это кто привез?

- Тоже я.

- А где же деньги, о которых в них говорится? Они что, испарились? - Царская жестикуляция широко разведенными руками и их ладонями красноречиво сопровождала произносимые с не менее выразительной издевкой слова.

- Позволю себе предположить, что Вашему величеству достоверно известно о тех стесненных обстоятельствах, в которых посольство повелителя правоверных оказалось в Хорезме и Бухаре? - Со спокойной уверенностью произнес  в ответ первую за время аудиенции продолжительную фразу Ахмед, не взглянув на переводчика.

 - Мне говорили, что ты  проницателен: - На лице Алмуша отразилось едва скрываемое удивление. - Многие даже остались дожидаться, когда эти деньги доставят. Но в итоге получается, что сумма, которую на посольство выделил мой господин - повелитель правоверных, истрачена зря. Ведь на Волгу так и  не привезены деньги на постройку крепости для защиты от иудеев-хазар, порабощающих меня и мой народ. А дорогие и милые сердцу подарки досточтимого халифа всех мусульман мог бы  с тем же успехом привезти из Багдада наш посланник Башту.

 - Это не вызывает сомнений так же, как и очевидная осведомленность гостеприимного царя Волжской Болгарии о наших стараниях выполнить наилучшим образом приказ великого халифа. - Достойным положения Ахмеда в сложившейся ситуации стал его демонстративно вежливый поклон.

- Я не признаю других людей, которые были посланы из Багдада, кроме тебя. - Алмуш продолжил сыпать своими категоричными словами. -  А знаешь, почему? Можешь не отвечать, я сам скажу: потому что они - не арабы. Всякий из них имеет свой интерес в этом деле, и только ты - настоящий сын Аравии -  всегда будешь честно  блюсти дело своего государя.

- Ну, а если так, то, да будет мне позволено спросить,  зачем вообще нужны деньги из Аравии на строительство крепости, если властитель Сакалиба сам настолько богат, что в состоянии позволить себе возвести их несколько одновременно? - В завязавшейся аристократичной перепалке Ахмеду бросилось в глаза, что домашняя заготовка Лады произвела на Алмуша освежающее впечатление.

- Хм: Я в тебе не ошибся! - Царь настроился на особо доверительный тон. - По моему разумению, исламская держава приносит счастье, ибо ее денежные мешки заполняются из дозволенных мусульманским законом источников. Поэтому я захотел получить благословение при помощи денег повелителя правоверных, и обратился к нему. - Монолог не оставлял сомнений в искренности Алмуша. - Сначала я хотел от тебя лично, а не от бывшего раба Сусана Расси, потребовать вручения причитающейся мне по письму суммы. Приготовился даже заявить, что мудрый халиф не мог направить тебя ко мне лишь с целью прочитать при людях его величественные письмена. Хотел пристыдить, обратив внимание на обязательность следования требованиям мусульманских канонов, напугать нашими карательными мерами в отношении воров, наконец... Но не стану делать этого. Ответь-ка мне лучше вот на какой вопрос:

- : (Борис переводил с явным волнением, не представляя, что ему придется услышать и сказать через минуту).

- Как ты считаешь, если бы великий халиф, да будет к нему благосклонен Аллах, послал ко мне свои войска, то одолел бы Волжскую Болгарию?

- Не думаю. - В произнесенном после непродолжительного раздумья ответе Ахмеда было больше реальной оценки вещей, чем дипломатичной уважительности, которой требовала ситуация.

- А хорасанский эмир? - Напор хозяина явно нарастал.

- Тоже нет. -  Фадлан ответил, гордо глядя прямо в глаза царю.

- Уж не следует ли такой вывод из оценки отдаленности наших земель друг от друга и большого количества племен неверных, обретающихся между ними? - Алмуш взирал на собеседника, прищурившись для пущей важности.

- Во многом да. - Ахмед отчетливо осознал, что царь одержим желанием -  принять  решение, которое, в свою очередь, сделает бессмысленными все тяготы, которые были перенесены посольством для достижения политических целей, поставленных  Муктадиром.

И оно не заставило себя долго ждать.

- Находясь у себя дома - Аллах свидетель! - я больше всего опасаюсь того, что до моего господина дойдет что-либо, отвращающее его от меня. Это невыносимо представить! Хуже всего, если это сделаете вы, посланные им для помощи нуждающимся, но обманувшие мусульман: -   Собравшись с духом, царь не переставал медленно изрекать. - Ты будешь продолжать свое богоугодное дело в моей стране столько, сколько нужно. Но лично я никогда не признаю никакого руководства над собой в вопросах веры, если только оно не будет исходить от самого великого халифа!

Разговор был завершен.

Покидая царские покои, Фадлан сделал для себя вывод, что главными решениями Алмуша стали планы защищать свою страну самостоятельно,  идти для этого на более тесные связи с соседями,  а поддержку со стороны столпов веры держать про запас.

Глава 12

Ахмед вернулся в юрту, где спала Лада, и помещение тут же озарилось знакомым сиянием мощного луча света.

Учитель поприветствовал его движением руки, после чего зазвучали интонации так хорошо знакомого голоса.

- Я обещал в важный момент подсказать необходимые шаги:

Учти,  ты справился с поставленной задачей еще не до конца.

 Постарайся воспользоваться предстоящим временем, чтобы направить на путь истинный стремящихся к Господу из числа известных тебе чад болгарских. И не волнуйся - они, в свою очередь, приведут за собою остальных.

Отправь назад всех, кто сопровождал тебя.

Отпиши и передай с ними письма тем, кто ждет в Багдаде весточек. Сошлись на необходимость долгого пребывания на Волге во имя Аллаха - близкие будут желать тебе здоровья и не станут проливать слез. Знай, им уже известно, что теперь  хозяина Рея следует именовать бывшим -  он заплатил свою цену за омерзительные поступки. - Ахмед с пониманием кивнул головой.

- Указания возвращаться от халифа не поступит. - Продолжил Архангел. -  Весточки о твоих благодеяниях севернее Волжской Болгарии позднее придут в Багдад с посольством Алмуша - а до этого много воды утечет.

Своего любимого ангелочка Ладу отправишь вместе с Глебом на Русь - корабля оттуда ждать осталось недолго.

После этого можешь возвращаться к Отцу.

         Небесный свет погас, и тут же проснулась Лада.

- Мне снился такой божественно-прекрасный сон! - по привычке сразу поделилась с Ахмедом девушка.

- И что же ты видела?

- Стены и палаты Киева, отца и дядю, купола церквей на фоне голубого неба, пляшущих в хороводе девушек и улыбающихся парней, плывущие по Днепру под парусами ладьи с поющими командами, березовые рощи и сосновые боры, табуны лошадей с пастухами: - У девушки перехватило дыхание.

- Это значит, что скоро ты будешь дома. -  Фадлан  вложил в эти слова все тепло своей души и нежелание показать отношение к предстоящему расставанию.  

- А как же мы?

- Господь соединил нас навсегда, и даже расставаясь, мы будем помнить, что встреча очень близка:

:Несколько дней спустя две русские ладьи под белыми парусами ненадолго причалили к берегу Волжской Болгарии. Один из купцов узнал Глеба и согласился захватить его с Ладой домой.

Алмуш не стал чинить никаких препятствий, тем более, что после бурного разговора с Фадланом всячески выказывал арабу свое дружеское расположение...

Расставание для Лады явилось и мучительным, и нет одновременно. Оно стало недолгим, потому что ладьи не могли  бесконечно ждать, и Глеб перенес на руках девушку-сокровище на борт ожидающего корабля. Мучительным было  потому, что расставаться после стольких совместно прожитых дней и ночей, пережитых испытаний легко только бессердечному существу. А нет -  потому что впереди было возвращение назад.

:Фадлану было не легче, но его согревало божественное тепло и понимание того, что его  соединение с возлюбленной произошло навсегда, а окончательно состоится на фоне небесных райских кущ.

Чтобы успокоить чувства, раздиравшие душу девушки, Ахмед вспомнил в прощальном разговоре с нею и о вещем сне, и о предназначении Лады. Возблагодарив ее за любовь и совместно пережитые счастливые дни, он  в конце концов убедил  не сдержавшую  слез девушку, что расставание их не будет долгим, ведь предписанная свыше  спираль судьбы не разделяет. Она поднимает -  для новой встречи, на другом своем витке.

: Лада смотрела на волжский берег, пока не растаял в дымке силуэт любимого, после чего разжала ладошку, в которую Ахмед, поцеловав, вложил необыкновенный золотой перстень с белым и черными алмазами.

:Под патронажем царя Волжской Болгарии Фадлан еще более полугода занимался миссионерской деятельностью, успешно обучая местных богословов, как правильно осуществлять обряды.

:Значительно меньшего  времени хватило Ладе, чтобы воочию увидеть свой недавний сон.

Приобретенные девушкой познания были настолько многообразны, что к ним не раз обращались ее именитые родственники, когда им было необходимо принимать трудные решения, выстраивая отношения Руси с Востоком. Не исключением был и ее славный сын, на которого с возрастом стали молиться как на мудрого правителя родной земли.

:В Багдаде нехотя смирились с тем, что Ахмед отправился дальше на север с богоугодными целями, а потом пески времени и вовсе занесли своими барханами воспоминания об этом человеке:

ЭПИЛОГ

перед продолжением

:И снова ласковая бирюза моря, небесная синева, зелень садов и их желтое песчаное обрамление, развевающиеся под слабым освежающим ветерком белые туники:

Учитель, по обыкновению, располагался в тени на скамье и пригласил присесть рядом нашего героя.

- С тех пор, как ты в очередной раз посещал бренную Землю с ее нескончаемыми мирскими проблемами, сын мой, много воды утекло в ее бурных и величавых реках.

Каждое столетие жизни на этой Богом созданной для человека планете запоминалось продвижением рода людского по пути познания. Но оно сопровождалось и бесконечными сражениями за верховенство одних над другими - личностей, наций, государств - с их бесчисленными  жертвами и потерями, по большей части напрасными.

Особо здесь проявился Восток - колыбель цивилизации, магнит распрей и перекресток войн во все времена.

Да и сейчас многие из тех, кто считают себя проводниками  правил, ведущих на Небеса, не гнушаются тем, чтобы нарушать заповедное.

Хорошо ли ты помнишь тех, кто, называя себя мусульманами, воздавали дань уважения и веры к Отцу нашему?

- Конечно, помню. Они с помощью последнего из Пророков взяли все лучшее из того, чему учил их семитских братьев - аравийских евреев Сын Божий. Они даже называли его, хотя и на свой лад, но очень похоже -  Исой, а Богоматерь величали Марьям. Ваше имя, учитель, ими произносилось как Джабраил. Моисея, сына Давидова, обозначали как Мусу, а отца его - как Дауда:

Да и сейчас, наверное, мало что изменилось.

- Так велел Отец через посвященного Мухаммеда. Имена ты выбрал как один из показателей единения в служении Господу, и это верно.

- Мусульмане также следовали и заповедям его. - Слегка поклонившись, продолжил молодой человек.

- Так, к сожалению, делали не все:

Через Мухаммеда им передавалось предупреждение о том, что из Аравии появится рог Шайтана, и отводилось на это пятьсот лет. Люди продержались сверх того  еще пятьсот с лишним лет, но этот <рог> все равно показал себя.

Сначала там, где предсказывалось, появился человек по имени Абдель Ваххаб, который решил, что имеет право изменить все, что было до него. Больше того, он взял на себя право - святое! - обвинять других в вероотступничестве.

Этот раскольник склонял всех своих соплеменников забыть заповеди Отца, проповедуя обязанность убивать и лишать имущества тех, кто не признавал его, с позволения сказать, учения. Всех, кто не с ним, этот самозванец объявлял неверными.

Он был очень энергичен, этот последователь дьявола, и многому учился.

Предупреждения сыпались со всех сторон - верные богословы говорили, что с Востока появятся те, кто будут в своих интересах толковать слово Божье, записанное за его пророком Мухаммедом в Коране, и их признаком станут бороды и бритые головы. Их пытались вразумить и даже осуждали.

Потом последователи Абдель Ваххаба еще больше закусили удила и в стремлении к власти стали устраивать вооруженные племенные вылазки.

Ты знаешь -  развитие жизни на Востоке извилисто и многоярусно.

Некоторое время Аравия находилась под властью Османов, создавших империю турок. Ее развала желали многие, и особенно владыки морей с Британских островов. Оттуда исподволь стали поддерживать тех, кому не были чужды цели Абдель Ваххаба. В конце концов, еще через двести лет тайные интриги  позволили им добиться своей цели, и это мнимое учение положили на пыльную полку.

Но, как выяснилось, не очень надолго.

Сейчас эти силы вновь обратили взоры на те места, в которых ты последний раз имел возможность бывать.

Им уже нет дела до Господа, у них перед глазами корысть, а в душе - гордыня.

Тебе не привыкать бродить в хитросплетениях лабиринтов Востока, и твои способности вновь принесут пользу Отцу в очередной миссии к славянам.

А именем мы тебя для нее наречем  Фадель - Достойный:

*Перевод имени <Ахмед> означает <восхваляемый>, <похвальный>.  <Фадлан> может переводиться как <дважды достойный>. Прилагательное <Хашими> - определяет принадлежность к аравийскому племени Курейш - Хашим, которое дало миру Пророка Мухаммеда. (Примечание автора)

Алекс Иноземцев