Rambler's Top100
   Проза:  Рублик
Виктор Рыбалко  

Рассказ

Некоторые люди просто так любят свою <маленькую родину>.  Они там родились,  их детские глаза навсегда впечатали образы родных мест. А я точно знаю,  за что и почему полюбил родную станицу Павловскую. И даже знаю возраст, когда это произошло - в неполные девять лет, в  пятидесятые  годы,  с затянувшимся ощущением праздника победившей страны, и такой же затянувшейся общей нуждой. С привычными очередями в магазинах, особенно в промтоварных, когда в них, по ёмкому слову молодых хозяек, что-нибудь <выбрасывали>: то ситец, то посуду, то одежду. Эту весть мгновенно разносило устное радио по всей станице. 

           На улице бегало много моих ровесников. У нас было много развлечений: мы  катали обручи от машинных колес, подталкивая их  рогульками из проволоки, играли в прятки, любили  купаться в медленной илистой реке, удить простофиль-краснопёрок на просторной глади реки  и хитрых, осторожных подлещиков - из дыр в темноватых массивах  зеленого  камыша. Но чаще всего вырезали деревянные сабли, ружья или  пистолеты и <сражались> друг с другом. И была у меня назойливая мечта: иметь собственный пистолет! Настоящий. Не вырезанный из изогнутой ветки, а - железный, угрожающе плоский,  с курком, бойком на пружине и полукруглой мушкой в конце ствола. У моего   одноклассника, сына заведующего райпотребсоюзом, такой всегда лежал в кармане. Как-то на перемене мне удалось подержать его. Рукоятка  удобно ложилась  в ладонь  и настороженно холодила ее.  Через прорезь прицела и мушку  легко ловить цель.

 

Но когда я нажал курок и боёк громко щелкнул по железной площадке, приятель тут же отобрал пистолет: никакого оружия, рогаток, скакалок в школу  приносить не разрешалось. С тех пор каждый вечер, перед тем, как уснуть, я мечтал о нем.  Часто заходил в промтоварную лавку и поглядывал на его  независимый и гордый вид  среди  флаконов с  духами, рядом с которыми его поместили!  Перед ним - бумажный коробок с <пистонами> - квадратики бумаги с засохшими каплями серы на ней. Бумажка  укладывалась на железную площадку, и если боёк бил в эту каплю - раздавался сухой громкий хлопок - <выстрел>! Согреваясь в постели, я удалялся  в сон,  а рука  сжимала ладонью легкое одеяло, принимая его за рукоятку пистолета. Стоил он целых три рубля,  как три моих учебника  по  одному рублю и десять копеек каждый.  Попросить такую сумму на игрушку у меня не хватало духу.

           Однажды настало время, когда я решился. Это было воскресное утро, распестрённое пробивающимся сквозь листья ярко-желтым солнышком. Родители в приподнятом настроении собирались на базар. Батя с мамой  прыскали от непонятных мне шуток и разыгрывали друг  друга. Я почему-то догадался, что именно сейчас настал подходящий момент. Обращаюсь к маме:

          -Мам, купи мне сегодня пистолет.

          Отмахнулась:

          -Денег нет!

          Подождал, когда батя остался один:

           -Пап, купи пистолет.

           Он помолчал. Потом говорит:

           -Знаешь, сына!..

           Почему-то он называл меня не <сынок>, как другие, а <сына>:

           -У меня есть два рубля. Где бы еще рубль взять?

           Ур-ра! Это уже что-то. Я  отошел и стал придумывать, как бы раздобыть еще только один  рублик! Вдруг придумал. Подхожу к бате:

           -Пап, давай выйдем не рано, а чуть позже, когда все  пройдут.  Раз я шел за каким-то полным дядькой, он доставал папиросы, и у него из кармана  выпали двадцать копеек. Я  подобрал, купил стакан ситро и пряник.

           Батя чуть помолчал и неспешно произнёс:

           -Я тоже находил. Но ни разу не видел, чтоб деньги выпадали. По мне, такие лучше отдать человеку!    

           -И я больше  никогда не видел.  А на земле уже два раза находил по пять копеек. Просто не люблю  смотреть вниз, всегда гляжу по сторонам. А  надо без отрыва глядеть  на дорогу. Бумажные деньги люди прячут далеко, а мелочь  нет! Кто-то достает  платок, кто-то спички или папиросы - и теряют.                                                                      

           Батя подумал, помолчал. Он вообще не любил отвечать сразу. Говорит:

           -Ну что ж, попробуй!..

           И вот веселое тёплое утро с разбрызгами солнечных зайчиков от  вишнёвых деревьев на асфальте нового еще тротуара, широкая длинная улица.  Нарядные станичники, и мы: батя с мамой -  впереди, я - чуть поотстав от них, - шествуем в центр станицы на базар. Родители не торопятся, с кем-то здороваются, кого-то оживлённо окликают, кому-то показывают меня. Те  оглядывают и хвалят. Но мне всё равно. Мои  глаза устремлены вниз. Я зорко осматриваю дорожку, обочины, заросли каких-то кустов и даже поглядываю под заборы, хотя это совсем глупо. В другое время я бы вертел головой во все стороны, особенно на машины. Они мчатся по главной магистрали станицы, ограждённой могучими тополями. Но сейчас у меня  другие мысли:

          Первой я нашел монету в пятнадцать копеек.  Она лежала прямо посередине тротуара. Я чуть не вскрикнул, схватив ее. Очень быстро попалась новенькая десятикопеечная монетка. Бабушка зовёт ее <гривенник>. Совсем как тот, который дали на сдачу от тюбетейки. Она и сейчас на мне, с противной кисточкой на самом верху. Мама говорит - от солнца. Только что мы встретили тетю Фросю. Она остановила меня  и давай вертеть, рассматривать.  <Совсем новенькая! - говорит. - А я своему Сережке не могу купить. Он  старую пилотку  носит. Что значит, у тебя папа есть!>. Но это я и сам  знаю, что хорошо с папкой. Особенно нравятся его большущие  руки в черных закрученных волосках  и огромные кулаки. Когда у меня такие будут? А Сережкиной пилотке я жутко завидовал: настоящая, с фронта!..

          И тут я увидел, как батя наступил на монетку в двадцать копеек. Да-да, я точно заметил, что она лежала впереди него, а он наступил и прошел. Значит, это я нашёл! Да и вообще, я заметил, когда люди вырастают, много чего не видят. Недавно пускал мыльные пузыри и смотрел, как на них  меняются краски. Будто крошечный человечек наливал разные расцветки. Пошел спросить у мамы - почему? Она что ответила? Выучишься -  узнаешь! А я и так знаю. Это - от воды! Где-то далеко дождь идет, и на небе черная туча висит, а у нас в это время радуга бывает. И росинки так же блестят и цветным переливаются:   Что это там белеет на обочине? Неужели: Точно! Еще двадцать копеек! Ну и везет же сегодня мне! Никогда так не везло! Только раз, когда продавщица  мороженого попросила помочь донести до лотка длинный холодный цилиндр. Внутри его целая гора вкусноты. Она источала такой  восхитительный аромат, что я не удержался и незаметно лизнул белый металл.   А потом эта добрая тетя начерпала мне  полный вафельный стаканчик снежной сладости. За так!

           Ага! Опять пятнадцать! Я почему-то абсолютно уверен, что еще за мгновение до этого я точно знал, что сейчас увижу их. Так я часто угадывал, что именно в этом месте, куда я забросил крючок с наживкой, тут же клюнет рыбка. Я вообще  часто угадывал. Учительница смотрит в журнал: кого спросить? А я уже знаю, что сейчас вызовет меня. Или только подумаю про кого-нибудь из пацанов, - а вон и он. Как-то шел по улице и про Петьку Богомола вспомнил. Это дразнилка, его родители верующие. Он один из нашего класса не вступил в пионеры и ходит без галстука. Даже непривычно глядеть на него: у всех так нарядно, будто кусочек  пламени на груди, а у него нет. Никто с ним не дружит,  и не ругается: неинтересно. Его дразнишь, а он молчит и улыбается. И в войну с нами не играет. Только о нем вспомнил, а он навстречу идет. Странно:

          И тут!!! Я невольно стал наблюдать, как  рука бати долго доставала из кармана зажигалку. То задерживалась там, то встряхивалась, никак вылезти не могла. Я прямо приклеился взглядом к этой копошащейся руке. Почему-то я точно знал, что сейчас должно произойти. Долго-долго, целое столетие, рука выползала из кармина, захватив зажигалку. И когда она мелькнула желтым полукруглым боком, так из-за неё серебряным стеклышком сверкнула вниз монетка, ударилась ребром об асфальт и, чуть прокатившись, легла  гербом вверх. По ее величине догадался: двадцать копеек! Батя сказал, что выпавшие деньги лучше отдать. Но: но: Мы проходим последние дома последнего квартала. За ним начинается площадь. На ней люди разбредаются, толчея, неразбериха. Там уже вниз не посмотришь без отрыва. К тому же я обещал папке найти рубль. И сейчас он у меня есть!!!  Крепко зажат в кулаке. А батя ничего не заметил, он всю дорогу на маму смотрел, разговаривал с ней и смеялся.  Всё равно скоро я отдам ему этот рублик. Как он удивится!

           Но тут моё настроение резко меняется. Я держу в кулаке шесть белых монеток, у меня ровно рубль, но почему-то нерадостно. И я знаю, почему. Мы встречаем мою крёстную, я всегда радовался ей: без подарка не уйдешь! Вынет из сумки или  пряничного коня с малиновой гривой, или протянет жесткого тёмно-коричневого петуха из плавленого сахара, нанизанного на деревянную палочку, или кусок маслянистой макухи, вкусно пахнущей жареными семечками. Она гладит по головне, восхищается: как вырос! И вкладывает в мою ладошку прохладный гривенник - на ситро. Но мне все равно не по себе. Крестная, что-то предлагает маме, и они с ней уходят. Я разворачиваюсь к отцу:

           -Пап, я нашел ровно рублик, а еще десять копеек от крёстной!

           -Ну, значит, быть тебе с пистолетом!

           И тут я выдыхаю:

           -Пап, я видел, как ты выронил двадцать копеек! Я их тоже поднял!

           И тут он произнес почему-то:

           -Я верю в тебя, сына!

           Но почему-то именно от этих слов хочется взлететь высоко в воздух, и быстро-быстро стать взрослым, таким же, как мой батя:

           А вот и магазинчик. Двери в него открыты, люди входят, выходят, и мне делается страшно, что они раскупили все пистолеты.  Я  высыпаю мелочь в батину ладонь и тяну его туда за руку. И он покупает мне этот черный пистолет. Который кажется мне вовсе не игрушечным:  увесисто тяжелит ладонь, палец точно ложится на курок, на его рукоятке - косые насечки, чтоб не выскальзывал во время стрельбы, и пахнет он точно так же, как кобура у милиционера, которую я,  не удержавшись, понюхал у кого-то в гостях. А батя вдобавок покупает  еще  целую коробочку пистонов за тридцать копеек! Голова у меня начинает кружиться от привалившей удачи, а в груди делается тепло. И я понимаю:  это оттого, что сейчас  туда влетел комочек счастья. А в том месте, где находится самый его центр, печет особенно сильно. Там греется мое довольство собой: ведь это я сам придумал, как найти рубль, чтобы обрести мечту!

         Я так радовался этой дороге, по которой мы  шли сюда, я просто полюбил её за это! А с нею и широкую  улицу с вишнёвыми деревьями у заборов и двумя рядами высоченных сучастых тополей, между которыми зеркальным глянцем на сапогах  казака поблескивало быстрое шоссе с несущимися по нему машинами - на Ростов, на Кавказ:

         И унесло оно меня уже скоро-скоро - в Тихорецк, куда переехали мои родители, а потом и дальше - в Горький, в Боровск, в Москву. И лишь редко-редко, раз в год, а то и в два мне удаётся  приехать в моё детство, на эту улицу. Она такая же длинная и такая же широкая. Как и тогда, по ней шумно и часто непоседы-машины проносятся туда-сюда. И даже тот же  тротуар, застланный асфальтом - его ни разу не обновляли, - я узнаю его! Только стал он серый от вдавленной пыли и весь в мелких растрещинках, точно лицо старика. Но в любую погоду, в любой сезон, когда бы я ни приехал, этот тротуар для меня всегда чистый, солнечный и веселый, как в тот далёкий воскресный день. И когда на ум  приходит моя станица, то вначале я вспоминаю её глазами  мальчика, задохнувшегося от переполненного счастья  и готового взлететь от гордости за отца:

         Пройдёт много-много лет. Однажды я, уже взрослый, растревоженный детским восхищением, буду медленно идти этим постаревшим тротуаром и вдруг взрослым чувствованием другого взрослого, догадаюсь:  в то праздничное утро батя выбрасывал монетки из кармана, а я потом <находил> их.            

Каталог Православное Христианство.Ру Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru